Проект «Геката»
Шрифт:
— Что-то тут не того, — пробормотал Линкен. — Две семьсот тридцать, две двести, восемь восемьсот… Что из этого правда?
Гедимин ничего не ответил. Он пытался вспомнить, в какой момент пропало покалывание в висках — до лучевой вспышки или уже после.
— Хорошо, что я не атомщик, — угрюмо сказал Линкен, вставая с места и подходя к Гедимину вплотную. — Давай мне ирренций. Сам проверю.
— Осторожнее там, — вяло отозвался Гедимин, по кусочку перекладывая ирренций из «кармана» в «карман». Сейчас он опасался класть в одну нишу больше двух плашек.
— Ага, —
Через пятнадцать минут на двери дезактивационной камеры вспыхнули жёлтые светодиоды.
— Иди сюда, — приказал взрывник по громкой связи. — Сам на это посмотришь.
Войдя в зал испытаний, Гедимин первым делом обвёл Линкена внимательным взглядом с ног до головы. Скафандр был цел. Немного успокоившись, сармат встал рядом со взрывником и посмотрел на разрушенный штабель ирренция перед ним. Там лежало сорок пять плашек.
— Сработало на сорок шестой, — буркнул Линкен, сгребая ирренций в кучу. Его руки слегка дрожали. Гедимин мигнул.
— Уверен?
Он и сам уже видел, что реакции нет, хотя критическая масса превышена вдвое.
— Убери всё, — сказал он Линкену, опускаясь на пол и открывая экран дозиметра. — Попробуй ещё раз.
Что-то легонько притронулось к его вискам, скользнуло по коже век и пропало.
— Две тысячи, — размеренно проговорил Линкен, опуская очередную плашку на штабель. — Две тысячи сто…
Защитные экраны вспыхнули зелёным огнём, стремительно плавясь.
— Tzahasu, — пробормотал Гедимин, ошалело мигнув. — Tzaah-hasu…
Несколько секунд они сидели над погасшим ирренцием и смотрели друг на друга. Потом Линкен резко поднялся и махнул рукой в сторону двери.
— Собирай эти штуки. Я пойду напишу Константину. Пусть приходит. Здесь какая-то дурь. Мне это не нравится.
Гедимин думал, что опасливый Константин отсиживается в «Гекате» и до конечной станции конгломерата «Койольшауки» доберётся минут через сорок — но уже через две минуты он стоял на пороге и вертел головой, как будто высматривал следы недавнего взрыва.
— Что тут у вас? — настороженно спросил он, взглядом пересчитав пальцы на руках и ногах сарматов и облегчённо вздохнув.
— Смотри, — Линкен развернул голографический экран. Все показания приборов со всех вчерашних и сегодняшних испытаний выстроились в ряд. Константин пробежал их взглядом и изумлённо мигнул.
— Приборы врать не будут, — пробормотал он, оглядываясь на Гедимина и прикасаясь к шлему. — Опять сдвигал пластины?
Сармат запоздало потянулся к височным щиткам, но опомнился и опустил руку.
— Понятно, — ровным голосом произнёс Константин. — Две двести — твои?
— Две сто — наши совместные, — отозвался Линкен. — Вот как он это делает?!
— Я ничего не… — вскинулся было Гедимин, но тычки под рёбра с двух сторон заставили его замолчать. Константин и Линкен переглянулись.
— Сейчас ничего не делайте, — сказал северянин. — В зоопарк сходите. А я свяжусь с Хольгером. Где-то мы это уже видели…
Гедимин мрачно смотрел на
лежащую на ладони плашку ирренция, прикрытую на всякий случай защитным полем. «Все вещества как вещества. Только с этим вечно какой-то бред…»06 июля 38 года. Луна, кратер Кеджори, научно-испытательная база «Койольшауки»
— Семь четыреста с закрытым шлемом, три девятьсот — с открытым, — сообщил Хольгер, выйдя из дезактивационного шлюза, и нервно хихикнул. — На меня реакция сильнее, чем на Линкена, и слабее, чем на Гедимина. Константин, ты попробовать не хочешь?
Северянин сердито фыркнул.
— Я хочу, чтобы прекратился бред, и началась нормальная работа, — угрюмо сказал он. — Больше ничего. У тебя есть научное объяснение всему этому?
Хольгер развёл руками.
— Ничего нового, Константин. Оно всё-таки живое.
Гедимин с шипением выдохнул сквозь стиснутые зубы.
— Ладно — реактор. Но это просто куча металлических брусков! Что там может быть живым?!
Хольгер успокаивающе погладил его по плечу.
— Знаешь, бывают разные формы жизни. Домициан рассказал бы больше… Да, точно! То, с чем он работает. Эа-форма. Конгломерат клеток, способных действовать как самостоятельно, так и совместно, произвольно делиться на группы и снова сливаться…
Гедимин снова зашипел, и химик отдёрнул руку и подался назад.
— Оно ещё и эа-форма, — пробормотал ремонтник, глядя на свои руки. — Этого не хватало…
— Оно способно на общение, — со спокойной уверенностью сказал Хольгер. — Я думаю, мы могли бы…
На входе мигнул красный светодиод. Ворота, не дожидаясь введения внутренних кодов, открылись, впустив в лабораторию Исгельта Марци. За ним, жестом распределив вдоль стены ввалившуюся охрану, вошёл Ассархаддон.
— Что случилось? — спросил он, обведя взглядом всех сарматов по очереди и остановившись на Гедимине. — Мне сообщили о серьёзных проблемах с проектом. В чём дело?
Гедимин покосился на Линкена. Тот молчал и выжидающе смотрел на него.
— Ну? — поторопил их Ассархаддон. — Введите меня в курс дела.
Константин тихо фыркнул и поднялся с места.
— Проблема с определением критической массы ирренция, — он вывернул голографический экран на середину зала и подошёл к нему. — Здесь, на схеме, хорошо видно…
Гедимин молча сидел рядом с Хольгером, пока Константин объяснял, в чём проблема. Исгельт устроился по левую руку от него и переглядывался с химиком через его плечо.
— Ты им не помог? — тихо спросил он. Хольгер покачал головой.
— Я тоже ничего не понял.
Экран свернулся. Ассархаддон, задумчиво щурясь, повернулся к сарматам. Исгельт быстро встал, Гедимин остался на месте и протянул руку к Хольгеру, но тот уже поднялся, хоть и отстал от Исгельта.
— Да, интересное явление… Что-то подобное отмечали в Лос-Аламосе, насколько я слышал. Ирренций вообще — довольно странное вещество… А может ли критическая масса быть переменной величиной?
Гедимин изумлённо мигнул. Сарматы переглянулись.