Проект «Геката»
Шрифт:
— Так то у тебя, — вздохнул Линкен. — Я уже говорил Арториону — если хочешь нормальной работы, бери в цех спецов, а не тех, кто сбежать не успел! А он говорит — скоро туда и такие рабочие не пойдут. Мунтазар был спецом — погиб в первом взрыве. На замену никого нет. Не реакторщиков же сдёргивать…
Гедимин с присвистом выдохнул сквозь зубы. Мунтазара Фаду он знал — тот проходил курсы реакторщиков в одной из первых групп, когда сармату ещё было не лень давать дополнительный материал желающим. Он попытался вспомнить, рассказывал ли про бомбы, но не смог и махнул рукой. «Какая теперь разница…»
— Мунтазар был толковым сарматом, — сказал он. — Плохо. А теперь
Линкен фыркнул.
— Какой там инструктаж, атомщик… Я же говорю — туда никого не затащишь. Лучше в москитный флот, даже в десант лучше, только не туда!
— Ничего не понимаю, — пробормотал Гедимин. — Даже если они не умеют работать с ирренцием… У них бы просто получались плохие бомбы. Это же не нитроглицерин…
Передатчик испустил протяжный писк. Линкен посмотрел на него и просиял.
— Я пошёл, атомщик. Ракеты привезли. Не бери сильно в голову, это всё не твои проблемы. Ты бомбу сделал — и хватит с тебя.
— Скажи, как выйти на Арториона, — попросил Гедимин, пропустив всё сказанное мимо ушей. — Есть разговор.
…Уже в кабинете Арториона, хорошо изолированном и относительно (до плюс пяти по Цельсию) прогретом, сармат неожиданно вспомнил, что за все годы в «Гекате» ни разу не видел координатора химблока — равно как не встречался с командиром «Мары» ни разу за год войны. Арторион — рослый худощавый марсианин в радиозащитной «двуслойке» — смотрел на пришельца озадаченно и с лёгкой тревогой.
— Накладки с заменой топлива? — предположил он. Гедимин качнул головой.
— Я пришёл поговорить о ракетных цехах. У вас действительно никак не готовят специалистов для них?
Арторион мигнул.
— Странный вопрос… Там нет специалистов. Это смертельно опасная работа, и опасность никак нельзя уменьшить. Туда посылают штрафников, иногда — преступников. Чертежи и схемы им выдают… Не знаю… как можно подготовиться к ядерному взрыву?
Гедимин несколько секунд смотрел на него, с трудом подбирая слова.
— Там не должно быть опасно, — сказал он. — Если всё делать нормально…
Арторион махнул рукой.
— Мунтазар делал всё нормально. Пока цех не взорвался. Что там произошло, никто не знает.
Гедимин хотел сказать ещё много об инструктаже и свойствах ирренция, но остановился и задумался. «А что, если…» — он недобро сощурился и снова поднял взгляд на Арториона. Тот едва заметно вздрогнул.
— Мне нужны образцы вашего ирренция и пустое место на большом расстоянии от базы.
— Зачем? — спросил командир.
— Установить причины аварии, — ответил Гедимин. — Есть версия. Надо проверить.
16 июня 32 года. Феба, кратер Ясона, база атомного космофлота «Мара» — кратер Ифита, малый полигон
Гедимину всё-таки дали ирренций, истребитель из москитного флота, прикрывающего «Мару», и свободу действий, — к тому времени, как он уже устал и на все вопросы только сердито щурился. С той минуты, как он вошёл в кабинет Арториона, прошло тридцать часов, и всё это время сармату пришлось общаться — то с самим Арторионом, то с очень недовольным Стивеном, то со множеством ничего не понимающих командиров и подчинённых, слившихся в голове Гедимина в одну полуразумную массу. «Я бы на их месте эа-мутации не боялся,» — угрюмо думал он, втиснувшись в кабину истребителя и на полной скорости удаляясь от кратера Ясона. Внизу мелькали тёмно-красные бугры и гребни и белые пятна льда, проступившего из-под верхней породы на дне очередного кратера. Самое большое пятно белело
впереди — это был кратер Ифита, место, из которого ударная волна никак не могла докатиться до «Мары». Под бронёй Гедимина лежали бруски ирренция — пять килограммов в общей сложности, десяток десятиграммовых, остальные — по сто граммов.Здесь, на дне кратера Ифита, гравикомпенсаторы базы уже не действовали, и сармат, неосторожно шагнувший на лёд после посадки, поставил истребитель на ребро и сам отлетел на два десятка метров, растянувшись плашмя. Приподнявшись и всадив в лёд когти, он сел, покосился на истребитель, после падения с ребра откатившийся ещё на десяток метров, досадливо сощурился и достал ирренций.
Способу определения критической массы было уже две сотни лет, — старый, предельно примитивный и более чем опасный. Гедимин поставил десяток защитных полей — больше для индикации, чем для прикрытия — и начал выкладывать на лёд брусок за бруском. Когда на девятом по счёту дозиметр заверещал и вспыхнул красным, сармат не сразу понял, в чём дело. Оглядевшись, он не увидел защитных полей, — их сдуло. Ирренций, сложенный в миниатюрный штабель, горел зелёным огнём. Порода под ним вздувалась пузырями и хлестала во все стороны паром.
«Мать моя пробирка,» — изумлённо мигнул Гедимин, сгребая бруски в кулак и прерывая цепную реакцию. «Девятьсот граммов?!»
Он повторил опыт трижды, каждый раз переползая на новое место. Ничего не изменилось.
«Девятьсот граммов…» — сармат собрал весь ирренций и, рассчитав расстояние, прыгнул в сторону истребителя. Снова на поверхность он опустился по другую сторону корабля — впрочем, его это устроило. «Против трёх тысяч восьмисот… Теперь понятно, почему у них всё взрывается. Другая критическая масса… это же все схемы переделывать… Мать моя колба, почему этот металл не может вести себя нормально?!»
— Нужно переделать все чертежи, — угрюмо сказал он, вернувшись в кабинет Арториона. — С кагетским ирренцием опять какой-то бред. Критическая масса уменьшилась на три килограмма.
Командир растерянно мигнул.
— Я не ядерщик, но разве так бывает?
— Переделать схемы, — повторил Гедимин; будь перед ним Хольгер, он бы вдался в обсуждения, но здесь и сейчас было не то место и не то время. — Чтобы цеха больше не взрывались. Дай мне сутки, и всё будет.
Он уже не удивился бы и вытаскиванию его из кабинета с помощью экзоскелетчиков, но Арторион неожиданно кивнул и жестом указал на свободный край стола.
— Что вам нужно? Телекомп, бумага, проектор?
…Гедимин вернулся на корабль к полуночи, молча отодвинул с дороги любопытных часовых и ввалился в реакторный отсек. Там он несколько минут сидел на полу, приходя в себя. «Девятьсот граммов…» — он прижал к респиратору ладонь и тихо застонал. «Она постоянно изменяется! Её перепроверять нужно каждый месяц… Что у них там, на Кагете? Что они делают с этим проклятым металлом?!»
27 июля 32 года. Феба, кратер Ясона, база атомного космофлота «Мара»
«Как я и думал — планету уделали, а толку — ни на ломаную гайку,» — думал Гедимин, угрюмо щурясь на голографическую карту, растянутую вдоль стены столовой. Заняться было решительно нечем — с кораблями Линкена и Хольгера он разминулся, Амос сидел в синтезном отсеке, был мрачен и обсуждать ядерную физику отказывался, а идеи, для изложения которых было достаточно писчих принадлежностей, давно иссякли. В столовой в эти дни собиралось много сарматов — молча посидеть, посмотреть на карту, меняющую цвета, выругаться и уйти.