Проект «Повелитель»
Шрифт:
— Хозяин. У тебя кровь на шее..?
— Ерунда, — отмахнулся он, — брился.
— Ябеда и ты с ними? — Удивился Лев сын Николаев, усмотрев за костром знакомца, и облегченно вздохнул. Ябеда не отвлекаясь от миски чавкал рыбой. Хаймович, покачал головой.
— Надо же кости не выбирает и не давится?
— Да ему хоть что дай сгрызет, — отмахнулся дед. — Это приживалка извечная.
А не дашь, соплями изойдет. Обидели его!
— Обидели. — Подтвердил Ябеда. — Хорошую рыбу себе забрали, плохую мне.
— Тьфу на тебя! — Психанул
— Да если б не его бзик со жратвой, безобидный парень. Его не то, что люди, звери не трогают. А это кое-что да значит, — Лев Николаевич многозначительно поднял указательный палец к небу.
— Присаживайся Лева… — Хаймович замялся, — Можно я тебя так называть буду?
— Да называй хоть горшком, только в печь не сади. Ровесник поди?
Хаймович кивнул, протягивая миску с ухой, которую подала Роза.
— Попробуй ухи Лева.
Дед Лева слегка надулся, видать вспомнил, что уха с его рыбки варена. Но, поколебавшись, взял и хлебнул прямо с миски. От протянутой ложки отказался.
— Без надобности она, чего ей воду гонять?
Пока Николаевич мелкими глотками пил наваристую сурпу. Хаймович видимо чем-то озадаченный крутился вокруг. И так обойдет деда и эдак, и на суму его тощую со шкуры пошитую посмотрит, и на форму потертую. Вроде и незаметно старался, да видать больно нервничал, что дед Лева это засек и, протягивая опустевшую посуду Розе, сказал.
— Хороша уха хозяюшка. Спасибо.
Обернулся к Хаймовичу.
— Милейший, ты на мне дыру протрешь. Чего выглядаешь? На мне узоров нет, и цветы не растут?
Хаймович ничуть не смутился.
— Да вот смотрю, где ты такой одеждой разжился?
— А тебе зачем? Сам вроде не голый ходишь?
— Я к тому, что все в вашей деревне так ходят?
— В моей деревне одна изба, — усмехнулся Николаевич. — Изгой я. Один живу. А вы стало быть той же масти. Откуда путь держите?
— Из далека…
— Вот то-то и оно. Сами беглые… И за что вас погнали?
— Врагов много.
— Да вас тоже…
Дед стал загибать пальцы пересчитывая нас, но сбился.
— А тебя за что выгнали? — Поинтересовался Косой.
— Да за то, что и его, — хитро улыбнулся Николаевич, посматривая на меня.
— Меня никто не выгонял, — вступил я.
— А кто любит мишкой бегать? А? Старика не обманешь. — Подмигнул дед.
— Как это ты увидел? — Удивился я, вглядываясь в деда. Ничего особенного. Человек как человек.
— Потому как сам такой. Грешен. Не мог себе в удовольствии отказать, мишкой по деревьям полазить. Да и зверьё тебя в лесу уважает… Только грех это, вот с деревни и погнали..
— Странная у вас деревня, — сказал Хаймович, почесывая небритый подбородок.
Друзья рысцой преодолели метров триста, затем перешли на шаг.
— Ты думаешь о том же, о чем и я? — Спросил Лис.
— Да. Слишком легко он сдался. Либо старика там нет, либо ключи не те, либо там засада.
В любом случае он нас обманул и проверить нельзя никак, — Руслан вздохнул.
— Давай в какую-нибудь хату свернем да заночуем. Не нравится мне все это…
В
темноте что-то шуршало и пищало. Разнообразные звуки раздавались то тут, то там.Город жил своей ночной жизнью и на охоту вышли те, кто днем спит.
Раздался душераздирающий визг и резко оборвался. Николай вздрогнул.
— Ты слышал?
— Не глухой. Но до утра ждать нельзя. Джокер тоже так подумает, что пойдем утром.
И если засады нет сейчас, то утром она будет обязательно.
— Утро, утром, но если сейчас наткнемся на какую-нибудь тварь. Съест она нас запросто.
Не видно же не зги?
— Ты что боишься, с таким то ножиком? — Спросил Рус указывая на длинный тесак.
— Ага! Тебе тоже понравился? Блестит как зеркало. Наш Гриня такие ковать не умеет.
— Да неудобный же он? Ни шкуру снять, ни мясо разделать?
— Зато махать им можно как топором, хрен кто подойдет.
— Вот и маши им перед собой и двигаемся вперед. Вон кажется и первый перекресток.
— Рус, я понимаю что это грех… но давай решим этот вопрос иначе?
Рус на секунду задумался.
— Давай. А вещи?
— Вещи ты понесешь. Мне как лису их не унести, — заюлил Коля.
— Вот уж дудки, нашел ишака.
— Я перекидываюсь а ты тащи. И смотри не отставай.
Николай приуныл, тащить кучу вещей ему не улыбалось.
— Может все-таки так добежим?
— Бежим, бежим. Трусишка.
— Нашел труса! Да я ядовитых сороконожек голыми руками ловил! Помнишь что Джокер сказал?
— Он сказал: Дуракам везет!
— Сам ты…!
— Под ноги смотри, не отвлекайся! Бежим!
Мы уже легли спать а я всё ещё слышал неспешное бормотание наших стариков.
Хаймович с Николаевичем сидели у костра и вели беседу. После того, как Хаймович налил дяде Леве за знакомство, того развезло не хуже Шустрого. И он выдавал на гора всё, что у него не спрашивали. Местами правда пытался темнить и отвечать уклончиво, но скорее по тому, что сам толком не знал а признаться гордость не позволяла. Самое главное мы у него узнали. Как и предполагал Хаймович одеждой дед разжился именно на объекте. И не в казарме, где если что и было, то давно сгнило, а в других загадочных помещениях. Дед пугал нас разными опасностями, судя по всему явными и не явными.
Но раз он их преодолел, значит, и мы осилим. Тем более, что по поводу опасностей у меня было своё мнение. Не думаю, что они сильно отличаются от известных нам в институте.
Впрочем, я гадать особо не стал. Утро вечера мудренее.
Рассказал он ещё много чего интересного. Перекидываться и превращаться в разных зверей, оказывается, они могут все поголовно. Только на эту возможность наложено табу.
Почему непонятно? Те, кто табу нарушает, изгоняются из общин навсегда, и в другую общину жить их тоже не принимают. Вот некоторые изгои и живут в одиночестве, другие сбиваются в стаи как встреченные нам собаки. И не собаки то вовсе, а ворлоки, как именуют их в народе. Опасней их зверя в лесу нет, потому как мстят они людям за свое изгнание. Об этом я, впрочем, и так уже знал от «своей стаи».