Профессия – первая леди

Она не знает, кто такой Андрий, но самое главное – заинтересовать человека. И вызвать у него жалость. Пусть Серафима проникнется ко мне материнскими чувствами, я же такой бедный, трепещущий и невероятно сексуальный. И взываю к ней, умоляя о помощи! Ну скажите, какая женщина устоит перед этим?

Тетя Фима (так я окрестил великую писательницу), которая никогда не лезла за словом в карман, когда ей требовалось прижать к ногтю хамоватую знаменитость или исполненную дешевого самолюбования «звездочку», растерялась. Два – ноль в мою пользу! Фима не знает, что мне сказать! Это значит, что я произвел на нее впечатление – будь я женщиной, то не смог бы ничего возразить атлетически сложенному красавцу, который как гром с ясного неба оказался в моей квартире, при этом облаченный только в нижнее бельишко от Кальвина Кляйна. Большая часть дам подумала бы, что это Санта-Клаус услышал их затаенные мечты и решил преподнести им подарок. Интересно, а тетя Фима принадлежит к числу таких дам?

– Хм, – произнесла озадаченная госпожа Гиппиус. Ее котяра (никогда не видел подобных чудовищ – огромный, пушистый и цвета февральской ночи), оторвав копченой рыбине голову, победоносно потерся о мои ноги. Это очень хорошо, тетя Фима увидит, что ее кот не боится меня, значит, и ей самой нечего бояться!

– Умоляю вас, – в эти слова я вложил всю свою страстность и боль. У меня даже слезы на глаза навернулись – из жалости к себе, несчастному Дусику Стрешневичу, глупому донжуану, которого преследует наемный убийца. – Мне столько пришлось пережить! Все началось с убийства Драгуши Ковтун! И почему только меня угораздило обнаружить ее труп!

Тетя Фима фыркнула, мои слова почему-то озадачили ее. Великая писательница хлопнула меня по плечу (это хорошо, что ей уже хочется до гостя дотронуться – значит, она не отпустит его от себя!) и сказала:

– Ну хорошо, если вам в самом деле угрожает опасность, я не могу проявить жестокосердие. Оставайтесь, сударь! Подберите с пола продукты и несите их на кухню! И перестаньте дрожать! Вы должны все мне рассказать, в том числе и о том, что вы имели в виду, говоря о Драгостее Ковтун. И я помогу вам, драгоценнейший, не будь мое имя Серафима Гиппиус!

По стеночке я медленно съехал на ковер. Я внезапно ощутил невероятную усталость и страх. Меня затрясло. Тетя Фима заботливо сказала:

– Да вы весь синий, молодой человек! Марш переодеваться!

Она потащила меня в гостиную – хорошо же живут знаменитые герцословацкие писательницы! Я повалился на софу, выполненную в виде легкомысленной ромашки, тетя Фима принесла мне теплый махровый халат.

– Вам необходимо согреться! – заявила она, и я почувствовал к ней неимоверную благодарность. Она же спасла мне жизнь!

Тетя Фима протянула стакан – я понюхал и понял, что это коньяк.

– Чай мы будем пить потом, – сказала писательница.

Я осушил стакан, не чувствуя вкуса спиртного. По телу растеклось приятное тепло. Голова у меня легко закружилась, на мои колени взгромоздился огромный кот и принялся топтаться, пуская когти.

– Василиск! – прикрикнула на него тетя Фима. – Оставь гостя в покое!

Но кот и не собирался слушать ее, вместо этого он с урчанием растянулся на моих коленях, пустив коготки. Я вскрикнул.

– Вы ему понравились, – сказала Серафима Ильинична. – Первый раз вижу, чтобы Васисуалий так реагировал на незнакомца. Вообще-то он пугливый и недоверчивый.

Мне уже как-то говорили, что на меня в первую очередь положительно реагируют женщины и кошки. Не знаю, чем это объясняется: аурой, кармой или сексапильностью, но я много раз убеждался в правдивости этого замечания.

– Итак, молодой человек, вас зовут Дусик, – произнесла писательница, опускаясь в кресло. – Не имя, а какая-то кличка! Как вас по паспорту-то?

– Димитрий Стрешневич, – произнес я.

Кот по имени Василиск был тяжелым, но животное это нисколько не заботило – я был для него теплой и удобной подстилкой.

– Дусик мне нравится больше, – заявила тетя Фима. – И сколько вам лет? Двадцать пять?

Вот что значит упорные занятия в спортивной студии, посещения элитного косметолога и регулярный секс – никто не давал мне моих тридцати, за исключением меня самого, разумеется.

– Говорить «Дусик» и «вы» как-то глупо, – произнесла тетя Фима. – Так что я перейду на «ты»! Не возражаешь?

Я не возражал. А вот как мне звать ее: по имени-отчеству, Фимой или милостивой госпожой Гиппиус?

– Так, так, а теперь расскажи обо всем по порядку, – приказала мне знаменитая писательница. – Хотя по порядку, как я понимаю, не получится.

– Сначала вызовем «Скорую», – проканючил я. – Быть может, Андрюсику можно помочь! Он – хороший и добрый мальчик, хоть и гей!

Я набрал знакомый номер и скороговоркой произнес адрес и причину вызова – огнестрельное ранение.

Затем изложил тете Фиме свои злоключения. Она очень внимательно слушала, не прерывая мой рассказ. Я поведал ей обо всем – о своей грешной жизни, о Заревласточке и посещении галереи Стефана д’Орнэ, о президентском сынке и трупе Драгуши Ковтун, о своем грехопадении с Динарой и том, что за этим последовало, об убийстве моей любовницы и студента Утешана наемным убийцей, о моем бегстве и приюте у Андрюсика, а также о том, что произошло в последние десять минут.

– Поэтому, увидев вас, я решил… Я решил, что лучше всего спрятаться в вашей квартире.

– Это не моя квартира, – произнесла наконец тетя Фима. – А моей старшей сестры, она сейчас в Европе читает лекции, но это не так важно.

Тетя Фима поднялась из кресла, подошла к входной двери и посмотрела в «глазок».

– Приехали медики, – сказала она. – Ага, ага…

Подумав, она заявила:

– То, что ты рассказал мне, Дусик, очень интересно. Необходимо срочно связаться с дядей Браней. Я должна позвонить ему. Но не из квартиры, а из телефона-автомата.

– Не оставляйте меня одного! – взмолился я.

В обществе тети Фимы я чувствовал себя уверенно. Я знал, что никто не причинит мне вреда, если в квартире находится монументальная писательница.

– Я быстро, – сказала, натягивая пальто, тетя Фима. – И заодно разузнаю, что там происходит!

Она оставила меня одного. Я никогда не боялся темноты или чего-то подобного, но тишина пустой квартиры пугала меня. Все казалось, что в дверном проеме появится безжалостный убийца с пистолетом в руках – а я сижу в женском халате с тяжеленным котом на коленях!

Тетя Фима вернулась через двадцать минут. Она доложила:

– Твоего дружка увезли в больницу, он жив. Убийцы, конечно же, и след простыл. Дядя Браня велел нам никого к себе не впускать, он уже на пути из Перелыгина в Экарест.

– Тетя Фима… То есть Серафима Ильинична, – моментально поправился я под грозным взглядом писательницы, – но, скажите на милость, какое ко всему этому имеете вы отношение? Кажется, вы тоже должны поведать мне кое-что…

Тетя Фима хмыкнула:

– Вы посмотрите, и с каких это пор яйца учат курицу? Дусик, дорогой мой, я сама знаю, что мне делать!