Профессор по вызову

Потому что все, что хотелось при виде развалившегося на кровати красавчика, одетого в полурастегнутые джинсы и закинувшего руки за голову — это прыгнуть на него сверху и облизать ему… что-нибудь. Вот хотя бы один из этих замечательных, темных сосков на мускулистой груди… или полоску мягких волос ведущих вниз, к виднеющимся из-под джинсов боксеров — на этот раз черных с серой полоской.

Однако делать этого было нельзя категорически — во-первых, если я буду на него бросаться, он может заподозрить подвох, а во-вторых, я могу запросто облажаться с микрофоном и выдать все свои коварные планы. Необходимо было вести себя послушно, но без особого энтузиазма и к тому же попытаться сохранить хоть толику достоинства — ну, как минимум, не ползать у него по спальне с трусами в зубах.

— Не вижу тебя на полу… — сквозь зубы процедил Багинский, вероятно вспомнив о том же. Медленно, рассеянным взглядом он скользил по моим ногам, поднимаясь всё выше и выше… И, наконец, остановился на уровне пояса, упершись взглядом в мои трусики, заткнутые за пояс.

На его красивом лице отразилась целая плеяда эмоций — словно в начале он хотел разозлиться на меня, но внезапно понял, что я стою перед ним в коротенькой юбке, под которой абсолютно ничего нет, и возбуждение затмило его гнев. Глаза профессора вспыхнули многообещающим жаром, тело напряглось, в одно мгновение превратив ленивого кота в готового к прыжку дикого зверя. Я почувствовала, как мое тело отвечает полной взаимностью, воздух вокруг нас накаляется, заряженный страстью…

Нельзя, нельзя так сразу… — чуть ли не вслух зашипела я на саму себя. Если мы сейчас прыгнем друг на друга и встретимся в поцелуе где-нибудь над кроватью, из моего декольте точно вывалится этот гребанный жучок! И другого шанса записать Багинского у меня уже не будет — он точно заставит меня раздеваться догола еще до входа в спальню, да еще небось и все мои отверстия проверять будет!

Надо как-то оттянуть момент нашего соприкосновения — чтобы я успела прилепить жучок… да вот хоть вон к ножке кровати с внутренней стороны! Забирать жучок было необязательно — он передает всю записанную информацию прямо в облако — но приклеить было необходимо.

— Простите, профессор, но ползать я не могу, — успокаивая себя, пролепетала я, стараясь не смотреть на его почти голое тело. — У меня… у меня… коленки болят. Переборщила с пробежками.

— А рот у тебя тоже болит? — резким голосом спросил он, заставляя меня вздернуть на него голову.

— Причем тут рот? — непонимающе я уставилась на его рот, думая о том, как прекрасно было бы сейчас схватить его зубами за нижнюю губу и как следует, до крови, прикусить.

— Я же проси… приказал тебе запихнуть трусы себе в рот! А не заткнуть их за пояс.

Оговорка не ускользнула от моего внимания. Он чуть не сказал «просил»! Значит, не настолько чувствует себя хозяином положения, раз в душе просит меня, а не приказывает! Значит… можно попробовать выкрутиться из этой унизительной процедуры?

Я тяжело вздохнула.

— Я… хотела… но, понимаете… Здесь стирают белье таким зверским порошком, что у меня на него разыгралась аллергия. Вот, смотрите…

Вытащив трусы из-за пояса, я поднесла их к носу, вдохнула… и громко, довольно убедительно, как мне показалось, чихнула.

— Видите? — шмыгая носом, сунула трусы обратно, словно ненароком дергая юбкой вверх — авось отвлечется от своей идеи-фикс. Впрочем, если будет сильно настаивать, могу запихнуть в рот что-нибудь другое. Свой галстук, например… или… его язык.

Не удержавшись, я снова уставилась на полуголого Багинского и вздрогнула — взгляд мой уперся в его руку, сжимающую в пальцах что-то маленькое и хрустящее, похожее на… на… квадратик фольги.

Шумно глотнув, я подняла на него глаза.

— Надеюсь, на латекс у тебя нет аллергии? — насмешливо скривив губы, он поманил меня пальцем. — Давай, Птичкина, показывай на что ты способна, если хочешь этим ртом еще и лекции читать. Когда-нибудь.

В моей душе снова зароптало достоинство. Ну, и чем это лучше засовывания трусов себе в рот? Он ведь хочет, чтобы я отсосала ему, не так ли? Чтобы я прямо сейчас залезла к нему на кровать, встала в позу «зю» между его раздвинутых ног, приспустила ему джинсы до середины бедер и надела ртом резинку на его член. А потом долго и упорно втягивала этот член в себя, вылизывая и стараясь заглотить поглубже, пока он не кончит прямо туда же — мне в горло. Или не перевернет меня и, стащив с себя презерватив, решит спустить мне на лицо или между грудей.

Это ведь не менее унизительно, чем то, что он предлагал мне раньше?

Конечно, не меньше. Но почему-то при первом у меня не возникло и тени возбуждения, а сейчас… при одной только мысли о том, что я должна сделать с его охренительным, идеальным членом, и что со мной будет потом, у меня между ног словно буря вскипела. Оказывается, унизительное может возбуждать… Так в чем суть садо-мазо!

Какая же я все-таки неопытная. Надеюсь, мой искушенный профессор простит, если я ненароком цепану его зубом.

— Нет, что вы… — хрипло произнесла я, облизнув пересохшие губы, — у меня нет аллергии на латекс.

Шумно выдохнула и пошла на него так резко, что даже он вздрогнул, не ожидая от меня такой ретивости. Вовремя вспомнив, что я должна играть несчастную жертву абьюза, я притормозила на последних шагах, замялась и обняла себя руками.

Расслабившись, Багинский хмыкнул.

— Что не так, Птичкина? Ты же не думала отделаться от меня, просто расставив ноги? Вчера прокатило, признаю — очень уж ты меня с толку сбила… Но сегодня я поумнел. Так что будешь отрабатывай по полной. Давай-давай, не ленись… Ротик открыла и вперед.

Вот же гад какой… Если он немедленно не закроет свой ротик, весь мой энтузиазм сойдет на нет, и кому от этого будет хорошо? И секса не получу, и останусь с минимумом записи, от которой, возможно, его адвокаты и отобьют потом.

Нет уж, записывать так до победного конца — нужно, чтобы он на записи не только пошлости говорил, но и отозвался на свое имя. И признался, что заставляет меня делать это ради моей карьеры — из-за шантажа со стороны вышестоящего персонала. Тогда его не только погонят со всех постов и лишат научных званий, но, возможно, еще и посадят, если дело получит огласку.

Исподтишка я снова окинула моего Аполлона быстрым взглядом. Конечно, такую красоту в тюрягу нельзя. Да и самой выступать на суде, вываливая все подробности и предоставляя чужим людям запись того, как я делаю кому-то минет, не хотелось бы. Но ведь никто же и не собирается — если, конечно, мой профессор окажется разумным и оставит меня в покое со своей мелочной местью…

И тут я замерла, сраженная наповал грандиозной по своей значимости идеей.

«Оставит меня в покое»? Просто оставит в покое?! То есть я, за то, чтобы меня оставили в покое, должна сейчас ему презерватив на член натягивать ртом, а он за то же самое… немного испугается и спокойненько продолжит свою профессорско-проститутскую жизнь?