Профессор по вызову

— Ты не против, если я заодно помоюсь? — нарочито небрежным голосом спросил Максим и, не дожидаясь ответа, выдавил на руку мыла из висящей на стене матово-синей бутыли. Я закусила губу, чтобы не заскулить от нетерпения, и мотнула головой. — Ну вот и отлично… А то со вчера еще в душе не был…

И словно не замечая меня, принялся спокойно намыливаться — сначала плечи, потом грудь, голову даже помыл, стащив с волос маленькую, черную резинку… Потом медленно, закрыв глаза, спустился мыльными руками к паху… намылил его… и не затронув хозяйство, перешел к ногам.

— Ах ты зараза… — процедила я, уже втянув воздух, предвкушая встречу его руки и члена.

Багинский немедленно приоткрыл один глаз, выгибая бровь.

— Что-то сказала, Птичкина?

Отводя глаза, я пробурчала что-то неразборчиво-ругательское.

— Неужели тебе не нравится мое представление? — в голосе его прозвучали обиженные нотки, которые немедленно сменились на тягучие, бархатно-хрипловатые, от которых мурашки тут же побежали вдоль позвоночника. — Может, подскажешь мне, что делать дальше? А то я, знаешь ли, ничем подобным раньше не занимался…

Не дрочил в душе, что ли? — чуть не зарычала я на него. Ты серьезно? Я понимаю, если в куни ты не эксперт, но в мастурбации-то, которой каждый мужик по нескольку раз на дню занимается, уж всяко должен разбираться!

Однако по всей видимости, Багинский не шутил и, действительно, ждал от меня указаний.

Указаний? Или… грязных разговоров?! — осенило вдруг меня.

О боже… Он хочет, чтобы я сказала ему… чтобы я попросила…

— Чего ты хочешь, Марго? — неожиданно жестким голосом подтвердил он мои опасения. — Скажи мне, или я продолжу намыливать всё, кроме…

— Да положи уже руку на член! — выпалила я на одном дыхании, боясь, что передумаю. И тут же зажмурилась.

— Так? Просто положить?

Еле услышав вопрос от грохочущего в ушах бешенного пульса, я открыла глаза — его рука действительно лежала на члене — открытой ладонью вниз, касаясь, но не охватывая его пальцами.

— Нет… — я облизнула губы, пытаясь совладать с дыханием. — Обхвати его… сожми…

— Ммм… — он застонал раньше, чем выполнил мое указание, словно мои слова возбудили его сильнее, чем действие. Запрокинул голову, позволяя воде струиться по его лицу и груди, смывая пену… Но всё это я видела уже переферийно, потому что взгляд мой снова намертво вцепился в то, что происходило ниже — там, где намыленная, мужская рука ритмично скользила вверх и вниз по всей длине его возбужденного органа.

— Так, Марго? Это то, что ты хотела видеть? — сдавленно спросил Багинский, вновь опуская голову, сам наблюдая за тем, что делал с собой.

— Да… — вырвалось у меня помимо моей воли. — О да…

Он вдруг зашипел, явно заставляя себя притормозить, и от мысли, что он чуть не кончил от моих слов — вот так просто, от того, что мне нравится смотреть на него — у меня окончательно всё поплыло и закружилось в голове. Колени стали совсем ватными, стоять стало совершенно невозможно… Медленно, утягивая за собой висящее на двери полотенце, я съехала на пол. И только тогда — с размаху плюхнувшись на попу, почувствовала, что между бедер уже всё скрутилось в готовый взорваться, горячий и тугой комок…

— Смотри на меня… Смотри, Марго… уже скоро… совсем близко… — подгоняя то ли меня, то ли себя, Багинский говорил теперь почти не останавливаясь, поедая меня темным, обжигающим взглядом. И каждое его слово, каждый прерывистый вымученный вздох распаляли меня всё сильнее, заставляя сжимать ноги, чтобы создать между ними то самое, сладкое, ритмичное трение, поймав которое, уже очень трудно остановиться, где бы вы ни были…

— О да… близко… так близко… — вторила я, еле слыша свой голос из-за шума крови в ушах, извиваясь и чуть не плача от нетерпения. — Ну же… пожалуйста… хочу…

Крепко прикусив губу и дернувшись всем торсом вперед, он вдруг застонал, и краем глаза я увидела, как вместе с водой из-под руки брызгает на пол его семя.

И всё ещё, не отрываясь, расширенными, как у наркомана зрачками, он смотрел на меня. Прямо мне в глаза.

И меня взорвало. Опалило изнутри жарким, ослепляющим наслаждением, подбросило, вырывая из груди невольный крик, и оставило бессильно обмякнуть, растянув на полу уже полностью…

Только очнувшись, я поняла, что на пару секунд потеряла сознание — вероятно, организму, ослабшему после вируса, нужно было отключиться после такого сильного потрясения. Хорошо, что Багинский этого не заметил, иначе отнес бы меня обратно в кровать вместо того, чтобы поставить рядом с собой в душ и ласково и медленно целовать меня, вжимаясь опадающим членом мне в живот.

И уж точно он не стал бы делать то, что никто не делал с самого моего детства — мыть мне голову шампунем!

Укладка! — чуть было не возмутилась я. Недельная «прямая» укладка, которую я только вчера утром сделала, провозившись почти час со слабым гостиничным феном!

Да и фиг с ней — махнула рукой, зевая и расслабляясь под его успокаивающим массажем, больше похожими на ласку. Я и без укладки хороша, раз у меня такой… замечательный профессор…

Глава 28

Я так и не смогла найти способ, как сбежать от профессора в течение дня, чтобы разобраться с Беловой. Не было ни одной причины, ни одного самого маленького повода. Даже в комнату мою мы сходили вместе — перенести мои вещи к нему. Скрывать наши отношения уже не было смысла — все про нас уже знали и так.

После обеда Багинский прочитал лекцию в собственной конференц-панели, и даже там я не смогла найти ни одной минуточки, чтобы поговорить с Беловой. О да, она была на этом выступлении — с каменным лицом сидела в первом ряду, и судя по всему, пыталась смутить профессора, играя в пресловутую статую укора.

— Я обязательно выгоню ее, — пообещал мне Максим после лекции. — Это ведь она науськала на нас журналистов. Разберусь с ней, как только закончится конференция — сейчас и без нее проблем полно.

Не выгонишь — грустно подумала я. Если я не придумаю, как забрать у нее компромат на тебя, никуда ты ее не выгонишь. Так и будет шантажировать тебя, пока не решит сдать полиции.

А вот меня ты выгонишь — это ведь из-за меня компромат появился на свет. Это ведь я изначально хотела его использовать против тебя…

Однако, пока Белова медлила — вероятно, ожидала нужного момента. Или не могла найти способ, как перенести компромат из моего облака в свое. А, может, она вообще до сих пор не смогла открыть аудио файл? Может, она не знает, что там?

Надежда теплилась в моей груди до тех пор, пока Белова не повернулась ко мне под самый конец доклада Багинского, и пока я не увидела, как ее напряженное и застывшее, словно маска лицо, не расползается в торжествующей улыбке.

Увы — скисла я. Больше никаких сомнений не оставалось в том, что она всё знает, всё, что надо, открыла и даже обезопасила файл, перенеся его в собственный кабинет в облаке. Удивительно даже, что я позволила себе надеяться на что-то — Белова ведь не дурочка какая-нибудь с переулочка. Она — умная и талантливая — иначе бы Максим никогда не взял ее в свою команду. А еще она — хитрющая, самовлюбленная стерва, которую только что бросили ради какой-то пигалицы… Она ведь, наверняка, тайно любила своего профессора все эти годы. Зря что ли, она так за собой ухаживала? Небось, целилась в профессорские жены, а, Юлечка?