Профессорская служка

Посмотрела, осознала и… Я не знаю, что он прочитал в моих глазах, но следующее его предложение было весьма рациональным:

— Ирэн? Ирэн, не горячитесь! Давайте обойдемся без истерик, обмороков, пощечин и смертоубийства. Сейчас я аккуратно уберу руки от вас, а вы спокойно освободите меня. Хорошо?

— Хорошо, — ответила сухо.

Но спокойно освободить его не получилось…

Возле нас что-то вновь засветилось и запищало, и я слетела с профессора, явно чем-то ему навредив. Дейр кривился, как от зубной боли, и держался за нос и за грудь, а я спешно облачалась в халат, не зная, куда смотреть. На кровать, где стонет девятый, на кресло, которое украшает его рубашка, на зеркало, в котором я застыла растрепанной фурией, или в окно… А там по снежной дорожке к дому шли двое неизвестных мне людей: леди со светлыми кудрями, выбивающимися из-под модной шляпки, и светлоглазый мужчина, который, подняв взгляд на верхние этажи дома, вдруг просиял заразительной улыбкой Лесски.

— О Всевышний!

— Ну, что еще? — прорычал с трудом поднявшийся с постели профессор.

— Кажется, это ваши родители, — указала рукой на посетителей, пересекающих двор.

— В такую рань моя матушка вряд ли явится, — отмахнулся он беззаботно. — К тому же дом закрыт…

— Хотелось бы верить, — я кивнула на часы, — но сейчас девять утра, и будь дом вами заперт, я бы не вывела среди ночи леди Эвению Ритшао.

— Что? — Стихийник сел на кровати, осоловело глядя перед собой. — Почему же я не услышал сигнала?

— Быть может, потому, что на комнате глухой полог, — не скрывая ехидцы, предположила я.

— Забыл! — Девятый пересек спальню, нашел за креслом свой сюртук и выудил черную монетку из кармана. Легкое нажатие на артефакт, и комната наполнилась внешними звуками, в том числе и возмущенным женским голосом, звучащим в глубине дома:

— …Радос, почему ты смеешься? Это же лужи! Здесь был настоящий потоп…

Встревоженной даме ответили что-то примирительное, но она продолжила разгневанно говорить:

— Взрослый? Профессор-практик! Конечно же, знаю! Но посмотри, что он сделал в своем доме…

И столько интонаций в каждом слове, столько негодования, что всю сцену, происходящую внизу, можно было представить до мельчайших деталей. Увидеть, как миниатюрная женщина быстро переходит из одной комнаты в другую, взволнованно сжимая меховую муфточку в руках, а сзади нее медленно, безмятежно улыбаясь, идет мужчина, спокойно относящийся и к повышенной влажности в доме, и к волнению супруги. Но вот она решительно направляется к лестнице, и муж ее останавливает:

— Софи, прекрати… Будет лучше, если мы дождемся его внизу.

Лесски, удивленно застывший при этих словах, вдруг прорычал одно из матросских проклятий. Заметался по комнате, собирая свою одежду и через раз спотыкаясь о сапоги, брошенные здесь же. Ради спасения кожаных изделий пришлось их убрать с линии движения девятого, а затем передать их растерянному хозяину.

Припомнив вчерашнее утро, я спросила у стихийника с участием, как Ксил у меня:

— Что будете делать?

— Что делать? Что делать? — Профессор, крепко прижимающий к груди свои вещи, прислушался к происходящему за дверью и, услышав крадущиеся шаги, обреченно взвыл: — Почему сегодня? Зачем сейчас?

— Потому что, — не сдержала я улыбки и направилась в гардеробную.

— Проклятый Всенижний!

На причитания правообладателя я уже не обращала внимания, думая о том, как с родителями будет объясняться этот взрослый самостоятельный мужчина, который дрожит сейчас, словно осиновый лист. Интересно, с чего вдруг возник столь иррациональный страх? С виду родители благовоспитанны и вовсе не людоеды.

Сменив белье и облачившись в скромное серое платье, я вернулась в комнату, намереваясь привести себя в порядок и заправить кровать, и с удивлением обнаружила девятого все еще стоящим в спальне. Он не оделся и не причесался, более того, он побросал свои вещи на пол и теперь стоял, привалившись к двери и вцепившись в волосы.

— Профессор? Сэр Лесски? — подошла ближе, прислушалась к крадущимся шагам в коридоре и надсадному дыханию мужчины.

— Дейр, вам плохо?

— Нет, — прошептал он тихо.

— И правильно, — улыбнулась я, — судя по шагам, она уходит… Это же хорошо.

— Конечно, уходит, — тяжелый вздох, — ведь я сказал, что спущусь.

— В таком случае тревожиться не о чем. Вы можете спокойно одеться и выйти из комнаты. Они ждут встречи с вами.

— Они объяснения ждут.

— Какого? — спросила я. А вдруг правду скажет без присущей ему иронии? Любопытство не порок, особенно сейчас, когда девятый дезориентирован и выбит из привычного амплуа.

— Почему я позавчера пропустил семейный вечер, а вчера отказался от ужина.

— Вы работали… — пусть я из ночных его объяснений мало что помню, но в серьезности занятий профессора была уверена.

— Это не причина, — отмахнулся.

— Проводили сложный эксперимент.

— А это не повод… — скривился стихийник и развел руками.

— И что, по вашему мнению, будет достойным предлогом для отлынивания от сыновних обязательств? — сыронизировала я. — Смерть? Или, может, беспробудный сон?

— Девушка! — вдруг повеселел девятый правообладатель и одарил меня коварным взглядом: — Ирэна, вы подыграете мне! И это будет более чем приличная причина.

Я от удивления замерла, а он отмер и с несвойственной человеку скоростью начал одеваться. Удивительно было наблюдать, как одежда на нем разглаживается и выпрямляется, и даже пятна исчезают без следа — потрясающее зрелище, правда, не способное отвлечь меня от насущного вопроса.

— Простите, профессор, но… Девушка, как вы выразились, находящаяся в вашем доме с утра и без дуэньи, приличия предлогу не добавит, — холодно озвучила я свое мнение на данный счет. Пусть только попытается сказать иное.

— А невеста? — Он щелкнул пальцами, и жилет на нем застегнулся сам собой, а затем разгладился, как будто по ткани утюгом прошлись.

— Это будет еще более возмутительно! Лучше признайтесь в своем нежелании посетить родных.

Лесски скептически оглядел меня с ног до головы и не согласился:

— А чем плоха идея? — И по взмаху пальцев девятого, шейный платок идеальным узлом завязался на его шее. — Манеры у вас есть, все-таки дочь барона. И воспитание соответствует идеалу, осанка прямая, поступь гордая, речь внятная, внешность милая… — И улыбнулся, сказав словно бы по секрету: — Особенно когда спите.

Я возмутилась самой идее, а его уже было не остановить.

— Да, знаю, с хозяйственностью у вас проблемы. И генеральная уборка легко превращается в потоп, но этот минус мы исправим. — На стихийнике сам собой застегнулся сюртук, а затем и сапоги, начистившись до блеска, самостоятельно натянулись на ноги. — Так вы согласны?

— Я… — начала нерешительно, не зная, как отказать, чтоб не обидеть. И замолчала под его хитрым прищуром.

— Ваши условия, — процедил профессор и сложил руки на груди.