Программист и бабочка (сборник)

– Это тебе за Хуана, скотина, – сказал он, опуская почти разряженный бластер и еле сдерживаясь от желания пнуть труп.

– Эй, ребята! – раздалось вдруг позади них, – Что тут творится, черт побери?

Они в недоумении обернулись. Это был Хуан Аргуэльо собственной персоной, и вид у него был заспанный.

– Так я не понял, ты разобрался с этой штукой? – настаивал Ламберджек.

– Как сказать, – смущенно ответил Петерсен. – Я не знаю, что это, зато точно знаю, чем оно не является. Это не оружие, не средство связи, не шпионское оборудование – вообще не что-то подобное.

– Как ты можешь это утверждать, если не знаешь, что это?

– Просто потому, что оно очень просто устроено. Там стоит примитивная схема, у которой в принципе не может быть никаких тайных функций. Но вот зачем нужна его явная функция…

В помещение столовой, где обычно проходили общие собрания, вошла Инга.

– Наконец-то! – обрадовался Брюс, выражая общее нетерпение. – Надеюсь, у тебя есть более определенные ответы, чем у Олафа.

Инга выглядела измученной и постаревшей – она провела без сна почти сутки, исследуя останки инопланетянина. Но вряд ли одна усталость была причиной ее сухого бесцветного голоса и официального тона.

– Это разумное существо инопланетного происхождения, – начала она. – Генетические связи с местными организмами отсутствуют.

– Да уж сами знаем, что местная эволюция не дошла даже до кишечнополостных, – проворчал Ламберджек.

– Органическое, с метаболизмом водно-кислородного типа, – продолжала Инга, не обращая на него внимания. – Позвоночное. С легочным и кожным типами дыхания. Во многих отношениях его биовид совершеннее нашего. Например, они не холоднокровные и не теплокровные, точнее, и те, и те. Пока в окружающей среде достаточно тепла, у них рептилоидный метаболизм, весьма выгодный энергетически – когда не нужно тратиться на поддержание постоянной температуры тела, достаточно есть раз в несколько недель. Когда же температура падает ниже критической, они перестраиваются на теплокровный режим. Кстати, их бородавки, точнее, пузырьки – это орган терморегуляции. Они заполняются воздухом, когда нужно удержать тепло, и жидкостью – когда отдать. А волоски – термо– и хеморецепторы. Они очень хорошо чувствуют состояние окружающей среды без всяких приборов. У них прекрасные способности к мимикрии. Они с равной эффективностью усваивают мясную и растительную пищу – у них просто два желудочно-кишечных тракта, собственно, поэтому такое сложное устройство челюсти – на самом деле там два рта. Их нервные клетки размножаются столь же успешно, как и прочие; в результате не просто их нервная ткань прекрасно регенерирует, но и объем мозга – точнее, трех связанных мозгов – постепенно увеличивается в течение всей жизни. Естественная продолжительность жизни, вероятно, не менее двухсот лет; при этом сначала процессы развития идут намного быстрее, чем у человека, но потом существенно замедляются, так что точные цифры без обследования особей разного возраста определить проблематично. По нашему экземпляру судить особенно трудно – требуются слишком большие экстраполяции, в том числе в области морфологии ряда органов, особенно репродуктивных…

– Что ты имеешь в виду? – спросил Рональд.

– Я имею в виду, Рон, что мы убили ребенка, – ответила Инга, выходя из официального образа. И после короткой паузы добавила: – Девочку.

Все ошарашено молчали.

– Сколько ей было? – спросил наконец Хуан.

– Физически – года два. По уровню развития, если сравнивать с человеком – лет шесть-семь.

– Так вот что это такое, – пробормотал Олаф. – Прибор, единственная функция которого – мигать лампочками в случайном порядке. Просто игрушка, типа калейдоскопа.

– Черт, но мы же не знали! – воскликнул Брюс. – Откуда мы могли знать! Она обманом проникла через периметр!

– А ты в детстве не играл в роботов? – откликнулась Инга. – У нее просто более подходящая для этого анатомия.

– А сигнал «свой-чужой»?

– Они способны принимать и передавать радиоволны. Вряд ли это результат эволюции – скорее, генной инженерии, органический аналог наших имплантов… Она «подслушала», как роботы общаются друг с другом при встрече, и воспроизвела сигнал одного из них. Она думала, что на нашем языке это значит «Привет!»

– Она украла карточку и проникла на пост! – напомнил Рональд.

– Вероятно, в их культуре меньше запретов. А догадаться, что дверь можно открыть ключом подходящей формы, может и обезьяна, не то что ребенок.

– Она пыталась захватить контроль над базой, – непреклонно изрек Петерсен.

– Ничего она не пыталась, – вздохнула Инга. – Просто вошла, увидела кнопки, стала нажимать… Поэтому и свет погас не везде, и не все коридоры были перекрыты, и генератор включился почем зря… Она не хотела нам никакого вреда. А мы ее убили. Медленно. С удовольствием.

– Что за чушь, никто ж не виноват, что она не умерла сразу! – возмутился Брюс.

– Инга права, – покачал головой Рональд. – Я не чувствовал такого прилива адреналина даже во время гонок на скутерах. Но черт, мы же все слышали крик Кшиштофа! Мы думали, его пытают!

– Тебя бы сграбастал в темноте инопланетный монстр, послушал бы я, как бы ты кричал, – пробурчал Валевский; его обычно бледные щеки порозовели.

– Ты никогда не задумывался о чувствах кота, которого берет на руки шестилетний малыш? – язвительно осведомилась Инга. – Она просто хотела с тобой поиграть.

– И кровь Хуана… – продолжал Рональд. – Откуда же мне было знать, что он просто опрокинул томатный сок, а кибер не успел убрать? Проснись он пораньше…

– Я всю ночь и утро не спал, доводил до ума одну программку, – виновато пояснил кибернетик. – Сам знаешь, когда проходит действие стимуляторов, спишь так, что не то что сирена – ракетные двигатели не разбудят…

– И откуда она только взялась на этой дикой планете… – вздохнул Кшиштоф.

– Прилетела с родителями на пикник, – предположил Олаф. – Или с классом на экскурсию. Не это главное. Главное – что мы будем делать, когда те, кто ее уже ищет, придут сюда.

– Мы должны сознаться, – уверенно заявила Инга. – Они все равно поймут. Ей больше некуда было деться. Здесь нет хищников, нет даже лесов, где можно заблудиться…

– Могла утонуть в море, – заметил Олаф.

– В этой прозрачной воде тело было бы нетрудно отыскать с воздуха, – возразил Рональд.

– Если они поймут, что мы врем, это может означать войну, – сказал Хуан.

– Войну? – фыркнул Петерсен. – Из-за одного погибшего ребенка?

– Из-за одного зверски убитого ребенка, – уточнила Инга. – Почему бы и нет, Олаф. Раса, способная на то, что сделали мы…

– Первый контакт… – процедил Валевский, сплетая пальцы в замок. – Вот вам и первый контакт, пся крев…

– Брюс, а ты что молчишь? – обернулся к командиру Петерсен.

– Инга права, – медленно произнес Ламберджек. – Мы должны все честно рассказать им. Если надо, предстать перед их судом. Надеюсь, они сумеют понять и простить нас. Если же нет – пусть их гнев падет на нас одних, а не на человечество в целом.

– Я против! – вскочил с места Олаф.

– Это приказ, майор Петерсен, – ледяным тоном констатировал Ламберджек, – и вы его выполните.

– Докладывай, Тридцатая-Вторая.

– Операция проходит по плану, Командующая. Как тебе известно, первичное исследование двуногих проводилось моим отделом после захвата их поселения на планете 9-117-3. К сожалению, тогда в систему 9-117 слишком быстро прибыл их флот, и вторжение на том направлении было признано нецелесообразным…

– Я хорошо помню отчеты по той операции.

– Прошу прощения, Командующая. Итак, поведение двуногих, как и всякой низшей расы, подчинено иррациональным доминантам. Правда, оно уже не управляется напрямую инстинктами, но их роль с успехом играют социальные шаблоны, некогда сформировавшиеся преимущественно на базе тех же инстинктов. Одним из наиболее алогичных шаблонов является представление двуногих о повышенной ценности детенышей.