Прогулки с бесом. Том первый

– На каждой странице тешить своё бесовское тщеславие собираешься? Послабь, договоримся "через одну?

– Могу уступить, мы друзья! Понятно, далеко с твоими семью классами не уйдём, но есть и утешение: твоя школа - старая, а стало быть, качественная. Основательная. Прочная и надёжная. Когда-то система лагерная была, где год отсидки учитывался за два. Почему государство так "милостиво" обращалось с заключёнными - выяснять нужно, оставим тему на "потом". А "гну" вот куда: один класс твоей школы по качеству равен двум нынешним, поэтому можешь заявить:

– "У меня четырнадцатилетнее образование"!

Немало значит соображение: "какой процент граждан страны имеет "высшее" образование и сколько мучаются со "средним"? И сколько несчастных, кои неграмотны? Сколько недоучек, вроде тебя, "прошли по жизни" без расстройств от необразованности и вполне довольные жизнью? Вникай: будь у тебя любая "вышка" - на всех углах выпячивал губы в ожидании благ от окружающих:

– "Высшее образование в кармане! Цените"!
– с семью классами общей школы работал и помалкивал, сознавая малограмотность перед теми, у кого были "вышки"...

– ...и "партейные книжки" - в рифму пропел я.

– Сколько процентов от полученных знаний каждый из вас применяет в повседневной жизни? И с какой отдачей полученные знания служат каждому? Как-то вселился в "товарища" с дипломом "Института стали и сплавов", что в стольном граде обретается, но в литейном цехе часа не пробыл... если не считать практику.

– Но высшее образование у него не отнять!

– Не отнять, верно: "высшего образования" не было, отнимать нечего. Семь полуграмотных классов служили тебе так, как не служил институт "знатоку стали и сплавов". Учителям всех дисциплин старой школы твоей до сего времени должен говорить "спасибо", это они, древние педагоги, качественно обучили тебя, настолько хорошо и надёжно, что и до сего времени не потерял желание узнавать что-то новое в каждой сфере человеческой деятельности. Основная задача педагога заразить юный мозг желанием и устремлением постоянно, пока видит мир, узнать как можно больше о видимом. Смею уверить: дальше с грамотностью будет хуже, и близится время, когда семь твоих старых учебных зим будут равны двум нынешним "вышкам", если, разумеется, доживёшь до времени поголовной тупости "дипломированных"

– "Купивших", или "получивших"?

– Без разницы.

– Спасибо, бесик, обрадовал и утешил!

Прав бес: первым идёт и будет идти преподаватель родного языка и литературы, только он в видениях предстаёт со знаменем познаний в руках:

– Дорогой учитель, великий поклон тебе, пусть никто и никогда не увидит плоды трудов наших, то есть, моих и бесовских. Великая, какая только есть, Слава тебе!

Ты столь надёжно обучил управлять русским языком, что и после шести десятков лет простоя смело, без страха и сомнений бросаюсь в омут деепричастных оборотов любой глубины и сложности.

Бывает, случается, застреваю в предложении, но вспомнив звуки голоса наставлений твоих и мудрый лик твой отгоняю страх, обретаю уверенность, и, полный гордостью, выбираюсь на свободу:

– Мой учитель со мной!

В трудные моменты на помощь приходит бес:

– Укороти, укороти, к чему такие взмахи крыльями? Чем выше взлёт - тем больнее приземление. После самой высочайшей вершины начинается небо куда уходите".

– Без тебя знаю!

Учитель мой, подозреваю: дар прекрасно обучать своему предмету послужил причиной вселения сущности, коя вот уже двенадцать лет принуждает набивать то, чего бы не хотелось. Мысли, что сегодня внушает сущность с безликим именем "бес" далеко отстоят от бесчисленных, невинных и прекрасных предложений, кои диктовал нам на уроках, а я писал с удовольствием!

Всё, что сегодня творит со мной бес - другое, худшее и настолько ужасное, что у тебя есть повод сказать в мой адрес:

– Научил на свою шею!
– в далёком прошлом подобных вульгарностей от тебя не исходило, единственное, что позволял в общении с нерадивыми учениками, было вот это:

– Дитё малое, глупое, неразумное!
– выслушивать в четырнадцать лет мягкую, красивую, далёкую от похвалы речь о себе не очень-то приятно... даже совсем неприятно. Но! Если ты, мой учитель и Великий Знаток языка русского худо обучил школяра - сущность иного мира в звании "бес" не сидела во мне полных, день в день, час в час, двенадцать лет, ибо и бесам малограмотные неинтересны. А посему есть повод гордиться мною.

Учитель, достаточно слов моего словаря, чтобы так сказать мудрой душе твоей:

– Ты был моим литературным институтом, а местами и выше!

– Странно: любимый учитель русского языка и литературы ни единым матерным (бранным) словом не осквернял слух твой, но откуда столь обширные познания в мате? Имя кладезя назови? Где, когда и в каких притонах обучился мату?
– вставил дружескую шпильку бес.

– Матом помечен до бучения, и только учитель правильной, прекрасной русской речью удерживал от полного погружения в ненормативку. О других, кто учился в одном классе со мной и управлялся матом не хуже моего ничего сказать не могу. Но знаю: после уроков русского языка и литературы мат терял силу и "пробивную способность".

Продолжение процесса погружения в мат продолжилось с началом "автономного плавания", но и тогда не забывал, чему обучил "учитель от бога". Чего спрашиваешь? Где и когда заразился отвратной людской заразой: "знать и спрашивать"? Что, проверяешь мои познания?

Иногда одолевают сомнения: а не самостоятельно ли, без посторонних сил, удумал проверить прочность полученных знаний "русского языка и литературы"? Если так, то всё едино без стараний учителя дело не обошлось и при любом размышлении прихожу к единому знаменателю:

– Ты меня учил!
– низкий тебе поклон и да пребудет в мире и покое высокопрофессиональная душа твоя, учитель! Прости, "ибо ныне я, яко трость, колеблемая ветром" - любил ты старые обороты речи и приохотил к ним, но от этого ясности не прибавляется: "кто", или "что" подвигло на собирание слов в предложения? Бес?

Бесовское влияние присутствует, сущность увидела во мне благодатную почву посева своих соображений. .

Какую оценку поставил бы сегодня за труд добрейший Пётр Андреевич? Утишительный Трояк, "балл душевного спокойствия", выше? Никогда не оценивал школьные труды мои "тройками", а если случалось, и доходил до унижения тройкой - получал наставление:

– Еще раз и внимательно пройди написанное!
– что творится ныне: набрал "утишительную" - и глупо-мудрая программа немедля подчеркнула слово красной нервно-волнистой чертой с воплем:

– Сколько можно тыкать ошибками!
– учитель, вступись за ученика своего, объясни разницу машине между "утеха" и "тишина"! Разный смысл слов, закон о чередовании "и" и "е" не работает, "тихая" не родня "утехи", лимит моих утех, как боекомплект, израсходован. Разве не так? Разве кто-то другой учил докапываться до корней слов, да будет вечная хвала педагогическому таланту твоему? Какой идиот с претензиями обучал железку русскому языку!?

Позволяю думать, что и бес когда-то обучался у не менее талантливого педагога, чем ты, мой учитель: не мог же он, хотя и бес, всё и враз узнать без помощи учителей? Так, бесяра?

– Совершенно верно!
– мгновенно отозвался искуситель.

Преподаватель родного языка и литературы применял две оценки: первая и главная - за "что написано", вторая - "как написано".

Пристрастен был учитель ко мне и "твёрдую пятёрку" ставил за первую позицию, а если "любимчик" нарушал законы правописания - по доброте душевной закрывал глаза и на "вторую". Понимал муки учителя и "второй позицией" старался не огорчать наставника.