Проигравший. Тиберий
Шрифт:
Он решил начать с глотка вина, налив в чашу совсем немного. Но вино оказалось таким вкусным, что каждый глоток властно требовал следующего. Осушив чашу, Тиберий сразу наполнил ее до краев и выпил одним махом, чтобы наполнить снова. Лишь после четвертой (а может быть, пятой) порции он почувствовал, что жажда утолена и можно обратиться к хлебу с маслом и сыром. Голова вскоре закружилась — но самую малость, и Тиберия это очень развеселило. О, ужас — он пьян с утра! И похоже, собирается продолжить это неблаговидное дело, намереваясь опустошить всю амфору и даже сказать Фигулу, чтобы тот снова
Сзади почтительно кашлянули. Тиберий обернулся с неприличной своему новому положению поспешностью. Но это был не посыльный от Августа, не секретарь Ливии, не ординарец префекта лагеря — это был всего-навсего Фигул, не имеющий права спать, когда хозяин бодрствует.
— Хорошего дня и удачи, трибун, — почтительно склонив голову, произнес Фигул.
Тиберий кивнул ему в ответ, не очень довольный приходом слуги. Но, может быть, Фигул пришел сейчас не как слуга, а как приказчик или телохранитель?
— Чего тебе надо? — спросил Тиберий, стараясь, чтобы язык поменьше заплетался.
— Я прошу разрешения съездить в город, трибун.
— Зачем? Надолго?
— Я буду обратно к вечеру, трибун, — заверил Фигул. — Нужно купить припасов. Заодно договорюсь с кем-нибудь, чтобы привозили сюда рыбу и мясо. Может быть, мне купить корову?
— Нет, нет, никаких коров, — засмеялся Тиберий, — Не хватало нам еще тут навозной вони! Пусть все привозят. Денег хватит у тебя? Или ты как раз за деньгами пришел?
— Пока хватит, трибун. Так я поехал, — Фигул еще раз поклонился, но уходить не спешил, явно собираясь сказать что-то, уже не относящееся к проблемам ведения хозяйства.
— Еще что? — спросил Тиберий недовольно. Ему хотелось снова остаться одному.
— Я осмелюсь сказать… Я здесь завел несколько знакомств, трибун, — совсем другим тоном произнес Фигул. — На тот случай, если ты захочешь… захочешь развлечься, трибун.
— Развлечься? — спросил Тиберий. Это неожиданно заинтересовало его. Дельное предложение. — И каким образом?
— Каким ты пожелаешь, трибун. Публика самая разношерстная. Исполнят любое твое желание и еще будут благодарны.
— Женщины? — небрежно спросил Тиберий. Он вдруг подумал, что не будет иметь ничего против женского общества — время от времени. Совсем отказаться от них — не будет ли это выглядеть самоограничением, потерей одной из степеней свободы? Он отнюдь не против женщин и станет спать с ними, хотя бы это и было неприятно Калибу. Впрочем, мнения фараончика на этот счет никто не собирается спрашивать. Ему придется смириться.
— Женщины тоже, трибун, — ответил Фигул. — Кроме того, есть несколько артистов. Есть человек, умеющий строить гримасы и, вообще, чуть ли не наизнанку выворачиваться. Это поразительно, тр… хозяин, — поправился Фигул, решив, что, говоря о подобных делах, неуместно упоминать столь высокий титул. — Есть предсказатели судьбы.
— Предсказателей пока не надо, — засмеялся Тиберий. — Я уже имею одно хорошее предсказание. Кроме того — надеюсь, что у меня скоро появится собственный
астролог. Итак, никаких коров и никаких гадалок.— Еще одно, последнее, — Фигул опять поклонился. — Прости, что задерживаю тебя, но мне нужно знать. Каких именно женщин ты предпочитаешь?
Тиберию на миг представилась Юлия во время одной из их последних встреч.
— Только не толстых, Фигул, — быстро ответил он, — Если приведешь толстую — сам и будешь с ней спать. Или тебе как раз такие нравятся? Смотри, Фигул, толстые берут дороже, а платить будешь ты сам!
— Не беспокойся, хозяин, — толстых не будет. Прощай до вечера.
Фигул поклонился и ушел.
Проводив взглядом слугу, Тиберий вновь принялся за вино и сыр. Очевидно, морской воздух, смешанный с ароматом цветущей сосны — терпким смолистым запахом, вызывает у человека повышенный аппетит. Кроме того, вчера Тиберий съел очень мало — его еще немного мутило после длительного морского путешествия.
И пожалуй, здешний целительный воздух вызывал не только гастрономические желания. Или это разговор с Фигулом о женщинах так подействовал? Тиберий почувствовал, что начинает возбуждаться. Тогда он бросил на стол недоеденную лепешку с сыром и быстро допил вино, оставшееся в чаше. Встал, чуть покачнулся от выпитого, но восстановил равновесие и широкими шагами направился в спальню, где все еще никак не мог проснуться Калиб.
Он пробудился, как только Тиберий подошел к постели. И сразу принялся жеманничать: с улыбкой сонно потянулся, изогнулся смуглым телом, рукой провел по груди. Ему явно хотелось нежных прикосновений в этот ранний час после сна.
Но Тиберию нужно было другое. Он решительно сдернул с Калиба одеяло:
— А ну-ка поворачивайся на живот, мой фараончик!
Улыбка ушла с лица египтянина. Он капризно надул губы,
но все же не посмел ослушаться и задвигался, принимая позу для самого грубого акта. Увидев перед собой две круглые коричневые ягодицы, Тиберий зарычал от нетерпения, возясь с полой своей туники. Рванул, высвободился и напал на Калиба.
После недолгой возни, закончившейся привычными содроганиями, Тиберий устало, как мешок, повалился на смятую постель рядом с Калибом, который все еще всхлипывал, не успев отойти от потрясения. Всхлипы эти почему-то вызвали у Тиберия неприязнь.
— Что с тобой, мой фараончик? Тебе не понравилось?
— О, милый, — сразу встрепенулся Калиб. — Все было хорошо.
— Но почему ты плачешь? Больно?
— Нет… Я не плачу, — ответил дрожащим голосом Калиб. — Просто все было так… так неожиданно. Ты такой сильный…
Тиберий поморщился: он видел, что египтянин лжет. Раньше такого не случалось. Впрочем, он, может быть, и вправду перестарался?
Наплевать. Он — хозяин этого существа и может делать с ним что угодно. Не хватало еще расстраиваться из-за его капризов и портить такое прекрасное расположение духа. Почему-то вспомнилось, что раньше Калиб принадлежал Ливии.
Тут же в груди Тиберия возникли неясные подозрения.
— А ты не жалеешь, что приехал сюда, мой фараончик? — спросил он, приподнимаясь на локте и пристально разглядывая египтянина. Тот промедлил с ответом несколько секунд, но справился с дрожью: