Происхождение боли
Шрифт:
Друзья разошлись, только Эмиль задержался, чтоб выпалить:
— Охота тебе вожжаться со всякими выродками!
Эжен не ответил и через три секунды остался один. Он погасил свет, засел в спальне. В голове хороводили разные мысли: очень кстати Макс с его уловкой и подарком — вот (чуть не забыл!) стартовая сумма для сделки с Дарберу; но что-то он уходит в тень, не попросил помочь с переездом… Улица Облен, она на холме, а у подножия какое-то аббатство… Соврал Дельфине: никакой это не первый раз: во сне или в бреду случалось, правда, это толком не считается, ну, разве для Ораса… Это он растрепал
Поймал себя стоящим у окна, разглядел внизу унылую фигуру, знакомый белый воротник. Не долго думая и ничего сверх имеющегося не надев, сбежал на снег:
— Эй, граф! Давно тут бродите? Пойдёмте — погреетесь.
— Представите меня всем своим друзьям? — проскрежетал Франкессини.
— Если набегут за ближайшую минуту, придётся…
— Я поднимаюсь первым; вы — за мной, поодаль.
Так и поступили. Не доходя один марш до квартиры, гость вжался в угол и придушенно велел обогнать его, отпереть дверь и зажечь в квартире как можно больше огня. Эжен всё это выполнил, заодно спрятал сумку с деньгами за занавеску. Наконец они с Джоном Греем оказались наедине в зеркальной комнате.
— Вы безумец из безумцев! Зачем вы меня привели?… Ответьте же!
— Что, если я вам рад… Порой вы нравитесь мне больше всех, кого я знаю. Вам не нужно от меня ни денег, ни еды, ни крова, ни любви; вы не заставляете меня ни сводить вас с меценатами, ни читать свежие романы и придумывать сюжеты для статей и повестей, ни покупать малолеток, ни выслеживать таинственных врагов. Вы просто хотите моей смерти.
— Это, по-вашему — просто!?…
— Проще всей той дури, которой я маюсь день за днём, а в вашем исполнении — так, наверное, вообще…
— Не обольщайте!..
— Боже упаси! Уверен, вы уже усвоили, что я такое. Насколько бы ни был труден мой прошедший день и как бы ни хотелось мне сдаться на вашу немилость, в нужный момент что-то внутри скомандует «к обороне», и уж тогда держитесь… Потом наш договор.
— Он давно нарушен вами. Этот странный приют на улице Женевьевы… Более полутысячи людей, подчинённых вам…
— Простите за перебой, но, если быть верным неписаной букве, я не должен был искать власти — я её и не искал, она просто свалилась на меня…
— Вы обрели её. Она у вас есть. Третий пункт не соблюдён.
— Что ж мне теперь всё бросить и пинать балду, как де Марсе и иже с ним?… Из ваших придирок следует, что не я вам нужен, а убийство само по себе. Как жаль! Прискорбно видеть в вас банального маньяка-потрошителя.
— Сейчас я должен вас разубеждать? Но я действительно маньяк. И, не гонясь за оригинальностью, скажу, что таким меня сделал…
— Я?
— Тот, кого я ищу. И весь мой теперешний ужас в сомнении, действительно ли это вы.
— Приехали!.. Что ж вдруг со мной не так?
— Сам не могу понять, всё лишь интуитивно… Вы… — озираясь, — словно зеркальное отражение человека, которого здесь нет.
— Знаете, на это смахивает? На желание отделаться под благовидным предлогом.
Франкессини глянул на Эжена с истой ненавистью; тот продолжал:
— Но разве должно быть легко? Конечно, в рукопашной я вам не по зубам. Ну, так включите мозги, придумайте какую-нибудь там хитрость.
Убийца смягчил
и склонил взор, качнул головой:— Другу подобает вставать на строну друга, но мы ведь — не друзья. У нас от этого одна неразбериха. Вы присвоили мою страсть, навязав мне взамен свои табу — и вот мы оба в тупике…
— Неправда. Я и до вас не дорожил своей жизнью, а вы — в вас нет жестокости, вы очень хорошо относитесь к людям. Немало есть таких, кто безобиден на деле, но в помыслах злей ста чертей. Вы наоборот: окровавили свои руки, не запятнав души. Остановитесь сейчас, и Бог…
— Не надо!
— Отвлекитесь. Займитесь чем-нибудь полезным и опасным…
Гость расхохотался, напоминая Мельмота:
— Только вы умудритесь совместить такие качества! Может, приведёте пример подобного занятия?
— Да любая партизанщина. Хоть это ваше карбонарство…
— Раздувать мятежи? Затевать войны? Чтоб счёт смертей шёл не на единицы, не на десятки, а на сотни, тысячи и сотни тысяч?… Нет! Я не ошибся в вас!
— Смертей в мире не больше и не меньше, чем нас самих. Воюющий знает, на что идёт. Он не одинок, не беззащитен, как те ребята, которых вы оставляли в подарок патологоанатому. Их смерть была дурной; нельзя так умирать! Другое дело — Фредерик Тайфер…
Эжен сидел вполоборота у окна, скослапив на полу левую подошву, правой пяткой упираясь в край сидения. Он мысленно облизывался и смотрел туда, где недавно ожидал его Макс.
— С вами даже драться проще, чем говорить.
— Во всяком случае, быстрей…
— Я ухожу.
— Доброго пути.
— … Кстати, вами интересуется один иностранец, испанский дипломат в священном сане, аббат Карлос Эррера. Слышали о нём?
— Не слышал.
— Он живёт на улице Кассет, строение 19. Приходите в любой день до часу.
— Зачем?
— Это как-то связано… с Домом Воке.
— Понятно. Я зайду к нему.
Франкессини кивнул и вышел. Вышел и содрогнулся от неожиданности: на лестничной площадке стоял молодой человек, мрачный, до зияющих дыр изъеденный какой-то идеей-фикс. Обликом он был живое обобщение всех жертв Серого Жана, причём — такой — внушил убийце отвращение. Что это? Только теперь Франкенштейн столкнулся со своим демоном?
— Это вы? — спросил граф на языке змей.
— Это он! — так же, только отчаяннее ответил Тьерри, целясь остро заточенным пальцем в эженову дверь.
На том их слова иссякли; осталось только смотреть друг другу в глаза, меряясь безумием. В конце концов запоздавший отступил. Франекссини выждал минут пять и спустился сам…
Глава CXXXIII Вещи и слова
Уже в третий раз Макс пытался переехать. Дважды всё проваливалось: Нази с порога ударялась в слёзы, садилась у окна, откуда виден был ей отчий дом, и плакала сутки без утиху; на вторые начинала кашлять…
Утром, в которое Эжена потревожил королевский курьер, графиня обещала держаться изо всех сил, думать о хорошем, о будущем, о другом… Она почти час выстаивала против совести и ностальгии. Масу большего было не надо. Истопив камины, он увёл подругу гулять в парк на параллельной улице, на рынок, на набережную; перед визитом к названному брату они поужинали в приличном ресторане.