Происхождение скотоводства (культурно-историческая проблема)

В Загросе известно несколько ранненеолитических поселений носителей производящего хозяйства. Наиболее древним из них является Гандж Дарех, который датируется рубежом IX–VIII (VIII–VII) тысячелетий до н. э. Прямых свидетельств земледелия здесь еще не найдено, однако о нем говорит как общий облик поселения, так и некоторые характерные черты инвентаря. По костным останкам удалось определить наличие коз, овец, туров и кабанов. По определению остеологов, в поздний период здесь появились домашние козы. Можно думать, что отпечатки следов копыт на кирпичах были сделаны именно ими [942, с. 179; 944, с. 179; 865, с. 280].

Гораздо дальше процесс доместикации зашел на таких земледельческих поселениях, как Али Кош (VIII — начало VII [VII — начало VI] тысячелетия до н. э.) и Джармо (вторая половина VIII [вторая половина VII] тысячелетия до н. э.), откуда происходят довольно представительные остеологические коллекции. Особенно интересны данные из Али Коша. Здесь уже в ранний период (Бус Мордех) коз было гораздо больше, чем овец. В последующее время отмечается множество переходных форм, постепенно происходят морфологические изменения рогов сначала козлов, потом баранов. Кроме того, поскольку равнинный ландшафт, окружающий Али Кош, мало благоприятствует обитанию диких коз и овец, то само их появление здесь, возможно, уже свидетельствует об их одомашнивании [669, с. 263; 353, с. 49–50].

В Джармо большая часть костных останков связана с домашними животными, подавляющее большинство которых составляют козы. О домашнем характере последних говорит ряд морфологических признаков. Менее ясен вопрос о наличии здесь домашних овец. В поздний период в Джармо внезапно появляются домашние свиньи, но их немного. О домашних собаках в Джармо иногда судят по отдельным маловыразительным глиняным фигуркам [897, с. 130, 131, 135, 142; 899, с. 370; 442, с. 77]. Вообще роль собак в неолитическом хозяйстве Загроса остается загадкой. В Юго-Западном Иране они появляются только в VII (VI) тысячелетии до н. э., однако в предшествующий период здесь отмечалось спорадическое поедание волков. Последнее имело место и на ранненеолитическом Гуране [669, с. 311–315]. Поэтому не лишено оснований предположение о том, что сначала волков, а потом и собак использовали порой в пищу. Однако вряд ли в этом заключалось основное назначение собак. Пока что трудно судить о том, сыграли ли они какую-нибудь роль в процессе становления скотоводства. Во второй половине IX–VIII (второй половине VIII–VII) тысячелетиях до н. э. производящее хозяйство возникло и в Анатолии. Процесс его становления прослежен на поселении Чайоню-Тепези (рубеж IX–VIII [VIII–VII] тысячелетий до н. э.) в Юго-Восточной Турции [443, с. 1236–1239], которое имело долговременный характер, на что указывают остатки прочных наземных домов. Интересно, что в ранний период единственным бесспорно домашним животным здесь была собака [738, с. 44–58], тогда как остальные виды фауны сохраняли дикий облик.

Вместе с тем наличие культурных растений в ранних слоях позволяет считать Чайоню земледельческим поселением е самого начала [444, с. 571]. Первые его обитатели активно охотились на туров и оленей и в гораздо меньшей степени на коз и овец. Напротив, в поздний период основную мясную пищу им давали козы и овцы, многие из которых уже были домашними. По мнению исследователей, в Чайоню отсутствуют переходные формы от дикой овцы к домашней [444, с. 571]. Возможно, что по крайней мере частично домашние животные были приведены с востока, откуда — сюда проникли и некоторые предметы материальной культуры. Наличие домашних свиней в Чайоню проблематично [444, с. 571; 865, с. 280].

На юге Центральной Анатолии в VIII (VII) тысячелетии до н. э. известно несколько поселений — с глинобитной архитектурой, объединяемых в единую анатолийокую докерамичеекую общность [855, с. 191–194]. Это — Ашикли Гуюк [971, с. 139–162], Кан Хасан III [586, с. 181–190], Субердэ [427, с. 30–32; 428, с. 32, 33; 867, с… 97—106] и докерамический Хаджилар [799]. Они несколько различались обликом хозяйства, связанного с особенностями адаптации в разных природных условиях, а также с возрастом поселков и степенью их изученности. Хозяйственная база их в целом известна слабо. Растительные остатки, более или менее полно представленные лишь в Хаджиларе и Кан Хасане III, позволяют говорить о земледелии. Остеологические материалы детально изучены только в Субердэ, где основная масса фауны представлена козами и овцами, а кабаны, туры, олени, лани и другие животные встречаются гораздо реже. Д. Перкинс и П. Дейли признали всех этих животных, кроме собаки, дикими [867, с. 102–104]. Однако другие исследователи оспаривают этот вывод, против которого говорят как чисто зоологические соображения, так и облик самого поселения, который плохо вяжется с предполагаемой охотничье-собирательской экономикой [497, с. 148; 855, с. 193]. Еще хуже изучена фауна других поселений. На всех них встречаются кости туров, кабанов, коз, овец, оленей, ланей, хотя и в разном соотношении. Все же козы и овцы, как правило, преобладают над другими видами, причем овец встречается заметно больше, чем коз. На Кан Хасане III доминировала охота на тура, а в Субердэ также отмечается рост ее роли со временем. В Субердэ, Хаджиларе и, видимо, в Кан Хаса-не III имелись домашние собаки.

Приведенный обзор свидетельствует об отсутствии четких данных о доместикации основных хозяйственных животных в ранненеолитической Анатолии, что не означает отсутствия здесь этих животных. Действительно, местоположение памятников, которые находятся в аллювиальных горных долинах, и большая мощность их культурного слоя, говорящая о долговременности обитания, заставляют связывать эти памятники с земледельческо-скотоводческим населением. На то же указывает и тот факт, что жители этих поселков, расположенных у рек и озер, почти полностью пренебрегали рыбой и водоплавающей птицей, что было бы удивительно для неолитического доземледельческого населения [855, с. 193, 194]. Поэтому есть веские основания предполагать, что козы и овцы, кости которых встречаются на ранненеолитических поселениях Анатолии, уже были домашними.

Дальнейшее развитие описанной культуры прослеживается в Чатал Гуюке (конец VIII — первая половина VII [конец VII — первая половина VI] тысячелетия до н. э.) [798], высокоразвитом поселении земледельцев и скотоводов. К сожалению, характер развития скотоводства здесь еще не совсем ясен. Путем предварительного анализа Ч. Рид обнаружил домашних коз, овец, крупный рогатый скот и собак [797, с. 55]. Он же впервые отметил преобладание крупного рогатого скота над другими видами, что позднее было подтверждено Д. Перкинсом, который доказал наличие здесь домашнего крупного рогатого скота с самого начала [863, с. 177–179]. Однако костей домашних кози овец в ранних слоях Д. Перкинс не нашел. По-видимому, это связано с малочисленностью данных в целом, поскольку ранние слои были вскрыты на весьма незначительной площади. Трудно представить, что жители Чатал Гуюка в ранний период не имели овец и коз. Во-первых, как было показано выше, более чем вероятно, что последних знали в Анатолии в предшествующий период; во-вторых, вряд ли со сложностями доместикации тура могли справиться люди, незнакомые со скотоводством; в-третьих, в средних слоях Чатал Гуюка были встречены остатки тканей скорее животного, чем растительного происхождения [466, с. 169, 170; 800, с. 105]. Однако эффективное использование шерсти овец возможно только на относительно высокой стадии доместикации. Есть в Чатал Гуюке и другое важное свидетельство использования домашних животных. Это изображение охотничьей собаки, происходящее из дома одного из поздних слоев [798, с. 170].

Ранний неолит Леванта представлен двумя археологическими культурами. Памятники докерамического неолита А локализуются в Палестине и датируются IX — началом VIII (VIII — началом VII) тысячелетия до н. э. Их население генетически связано с местными натуфийцами. Докерамический неолит В является продуктом развития северных натуфийцев в Сирии. В VIII (VII) тысячелетии до н. э. происходит проникновение его носителей на юг, в Палестину, где в результате синтеза культур местного и пришлого населения возникает своеобразный вариант докерамического неолита В [800, с. 49–67].

Начало раннего неолита в Палестине было ознаменовано важными изменениями в экологической обстановке. Конец влажного позднедриасового времени и наступление пребореального и бореального периодов в IX–VIII (VIII–VII) тысячелетиях до н. э. привели к тому, что в ряде наиболее засушливых районов стало невозможным ведение полуоседлого собирательского хозяйства. Так, количество поселений в пустыне Негев резко уменьшилось, причем в VIII (VII) тысячелетии до н. э. здесь встречались лишь временные лагеря неолитических охотников [780, c. 1240]. То же произошло и в Иудейской пустыне, развитие которой в неолите начало отставать от других, более прогрессивных, областей [987, с. 13, 14]. Наоборот, в ряде центров, лежащих в несколько более благоприятных условиях, таких, как Бейда и Иерихон, в IX (VIII) тысячелетии до н. э. совершился переход к земледелию, возникли крупные долговременные поселения с прочной архитектурой.

Менее ясен вопрос о доместикации животных. Предположение Д. Перкинса о доместикации коз в Бенде имеет весьма шаткие основания, так как здесь не удалось отделить кости каменных коз от безоаровых, что значительно снижает ценность приводимой этим ученым статистики [862, с. 66, 67; 865, с. 280]. Мнение П. Дюкоса о наличии домашних коз в Эль-Хиаме было пересмотрено им самим, ибо оно плохо согласуется с данными предшествующего и последующего периодов [540, с. 395, 396; 541, с. 134, 135; 544, с. 82]. Кроме того, материалы Эль-Хиама, среди которых на 318 костей мелких копытных приходится лишь 28 костей безоаровых коз без каких-либо морфологических признаков доместикации, делают мнение о местном одомашнивании весьма проблематичным. Действительно, почти полное безразличие, которое проявляли охотники Палестины к безоаровым козам, вызванное малой распространенностью здесь последних, заставляет скептически относиться к идее местной доместикации этих животных. В период докерамического неолита В на поселениях Палестины количество безоаровых коз резко возрастает [541, с. 85; 748, с. 123], а в Иерихоне появляются уже бесспорно домашние козы [1054, с. 74, 75; 500, с. 50]. Так как в это время местная культура испытывала сильное влияние с севера, откуда сюда проникла, в частности, культурная однозернянка [672, с. 358], то и появление домашних коз следует связывать с тем же процессом. С севера в Палестину в конце VIII (VII) тысячелетия до н. э. попали и домашние овцы. Определение П. Дюкосом небольшого количества костей диких овец в натуфийском Эйнане и раннем неолите Вади Фаллы [541, с. 73, 76] требует проверки, поскольку более поздние работы в Вади Фалле показали, что там были не овцы, а козы [748, с. 121]. Отсутствие костей овец на многих других памятниках мезолита и раннего неолита тоже заставляет критически отнестись к выводам П. Дюкоса. Поэтому многочисленные кости овец (21,1 % всех костей), найденные в Мунхатте [541,с.85], можно объяснить только появлением домашних животных с севера.

Дискуссионен вопрос о доместикации тура в Палестине, при чем разногласия между учеными вызваны различным подходом к критериям оценки нижнего предела вариабельности размеров дикого тура: исходя из более низких цифр, П. Дюкос считает туров Иерихона дикими, тогда как Г. Нобис, беря более высокие цифры, говорит об их доместикации (об этом см., например [497, с. 149]). Однако, если согласиться с Г. Нобисом [834, с. 414–415], придется признать, что домашний крупный рогатый окот появился уже у натуфийцев и разводился самыми ранними земледельцами Палестины, что не вяжется о нашими представлениями о хозяйстве этого населения, полученными при анализе археологических данных. Поэтому более приемлема идея П. Дюкоса о наличии в Палестине мелкой разновидности первобытного быка в отличие от сирийской или анатолийской, которые имели более крупные размеры [543, с. 298]. Остается присоединиться к мнению П. Дюкоса и Дж. Клаттон-Брок о том, что кости первобытных быков, найденные на памятниках раннего неолита Палестины, происходят от диких особей [541, с. 73–85; 500, с. 44–46]. Вместе с тем вряд ли можно отрицать, что попытки доместикации этих животных в указанный период, имели место. В Иерихоне 90 % костей туров принадлежит взрослым особям [500, с. 44], что, по критерию Ш. Бекени, свидетельствует о самом начальном этапе одомашнивания. Не исключено, что доместикация тура в Палестине была в какой-то степени стимулирована аналогичным процессом, протекавшим в это время в Анатолии. Дальнейшие ее этапы прослеживаются в Палестине в VII (VI) тысячелетии до н. э. на таких поселениях, как Бейсамун и Хагощрим [544, с. 83].