Происхождение славян

Краев лесистых либо затопленных водой было во времена до X в. еще так много, что некоторые славянские племена из-за таких широких препятствий были настолько отделены от иных племен, что не могли поддерживать с ними никаких сношений. Это поддерживало племенной сепаратизм и служило большим препятствием для появления больших государственных образований.

До образования больших государственных организмов не доходило не только потому, что отдельные племена не чувствовали внутренней потребности в объединении с другими родственными племенами, но также и потому, что и извне не были к этому понуждаемы, ибо недоступность славянских мест хранила население от вражеских нападений. Когда же внешние враги повернулись лицом к славянским землям и захотели надеть на них ярмо, тогда появилась нужда в объединении этих племен в более широкие союзы. В таком положении находим мы славян чешских и полабских в то время, когда Карл Великий предпринял усилия к их покорению. Появляются тогда союзы нескольких племен, которые длятся более или менее короткое время, в зависимости оттого, какое время грозит внешняя агрессия. (Более подробно ниже.) Там, где славяне, как, например, поляки, не соседствовали с сильными и небезопасными соседями, составили большие государственные образования только в более поздние времена. Стимул к образованию славянских государств приходил ведь извне. Однако ложным было бы мнение о том, что образование славянских государств не проходило без чужой помощи. Устарела и гипотеза, якобы под влиянием чужого нападения, произведенного либо родственным племенем, либо вовсе чуждым, образовалось Польское государство. Только Болгарское государство среди всех славянских государств было делом чужого народа. Но собственно до этого было оно в начале государством неславянским, которое только со временем подверглось славянизации. О значении варягорусов в истории государства Российского было упоминание выше. Как дело чуждого происхождения было упоминаемо государство Само первой половины VII в. Но государство Само не может браться во внимание: оно было столь тесно связано со своим основателем, что сразу после его смерти пропало и само.

В общем, славяне сами основали свои национальные государства, но произошло это по выше приведенным причинам только в позднейшее время (в X столетии).

Выше мы упоминали, что славяне с самого начала своей истории не имели политической мысли. Недоказанной является также гипотеза, высказанная и защищаемая Пайскером (Peisker) в труде «Die alteren Beziehungen der Slawen zu Turkotataren und Germanen und ihre sozialgeschichtliche Bedeutung», якобы давние славяне были народом слабым и рабским, и притом склонным к анархии, что негодны были к чему-либо большему, как только к ношению чужого ярма. Славянские народы терпели, по Пайскеру, двойную неволю, старшую, урало-алтайскую (туркотатарскую), и позднейшую, германскую.

Более мягким было германское рабство, ибо германцы никогда не запрещали покоренным народам заниматься выращиванием скота и сельским хозяйством. Много тяжелее было господство туркотатарское. Для германца славянский селянин (холоп, смерд) был как бы домашней скотиной, которая заслуживает того, чтобы о ней заботиться, а у урало-алтайца был он подлой скотиной, которую можно забить либо отловить с целью продажи. Если германское рабство основывалось на зависимости от постоянной, как-то урегулированной, хоть и твердой власти господ, постоянно пребывающих в стране покоренных народов, — рабству туркотатарскому сопутствовала смертельная тревога перед вторжением находящихся вне страны либо только зимующих среди славян чужих орд, которые, если хотели, избивали подданный люд. По всему краю сеялась смерть и полыхали пожары, вследствие чего славяне, не имевшие в течение долго длившейся неволи никакой организации, были беззащитны. У границ степей против уралотатарской неволи нельзя было ожидать никакой помощи из глубины страны, ибо от грабителя-пастуха трудно защититься. Не пасет он свои стада на одном месте достаточно долго, не дает он окружить себя среди степи, пропадает как молния, чтобы вскоре напасть вновь с другой стороны. В противоположность этому германский угнетатель мог быть изгнан и часто встречал отпор. К чему, однако, приводило это славянина, если он не научился пользоваться завоеванной свободой, не умел собственными силами организоваться в государство? Это же можно сказать и о любом другом рабском народе… Славянин мог бы в любой момент скинуть со временем германское ярмо со своей шеи; но на что бы он его сменил? На свободу? Нет, только на анархию, а это было не менее тяжким несчастьем, чем само рабство. Должен был бы он, в конце концов, вновь просить, чтобы возвратилось то германское владычество, которое не так давно побуждало его к бунту. Для славянина того времени было возможно только одно: подчинение либо урало-алтайскому, либо германскому владычеству, либо анархии, и только эти три возможности сопровождали всю его старую историю.

При этом Пайскер добавляет, что не весь германский народ, но только боевая военная дружина смогла навязать свое господство большим славянским странам.

Пайскер представляет здесь славян как народ, веками находящийся в рабстве либо у германцев, либо у туркотатар, и вследствие этого неспособный к основанию собственного государства. Рассмотрим получше эту гипотезу.

Пайскер основывает свои заключения на лингвистическом материале. Он приводит череду слов, которые перешли из языка германцев в древний язык славян, и одно слово, взятое из туркотатарского языка (тварог, творог). Речь идет, прежде всего, о нескольких словах, относящихся к пастушеским и земледельческим предметам и понятиям. Кроме слова «творог» четыре слова, взятые из германского языка: млеко, скот, нута (= скотина) и плуг. Только во вторую очередь Паскер опирается на исторические сведения. Частично использует вспомогательные антропологические и этнические средства. Как и другие жители Европы, так точно и славяне изначально содержали скотину. Доказательством этого служат многочисленные праславянские слова, относящиеся к этому предмету. Как пастухи, они были изначально галактофагами (т. е. питающимися молоком). Позднее попали они в рабство частично к туркотатарским племенам, частично к германцам и тогда, в туркотатарской неволе, не могли заниматься вскармливанием скота и вынуждены были обходиться без молока. И стали они вегетарианцами. Не ели уже сладкого молока, забыли и его название (млезь). Зато, видя у своих господ, угнетателей, жупанов, кислoe молоко и творог, приняли это чужое название (тюркекое = тварог). Только со временем, когда туркотатарское рабство было заменено более легкой германской неволей, славяне познали вкусное молоко как напиток абсолютно новый и назвали его словом, взятым из языка германского (melka, milk, славянское «млеко»). С лингвистической точки зрения тезис Пайскера уже отринут. Надо остановиться и на сведениях, которые предоставляет нам история. Прежде всего укажем на логический ляпсус, который допустил Пайскер при его выводах, основанных на языкознании.

Допустим, что славяне в действительности приняли от туркотатар слово «творог». Поскольку речь идет о древнем догерманском влиянии, славяне должны были слово это взять от скифов, первых угнетателей, которые, по Пайскеру, говорили по-ирански (языком индоевропейским), но проводили образ жизни туркотатарский, (туркотатарское слово turak — «творог» скифы, естественно, должны были сохранить).

Во время скифского господства славяне должны были забыть славянское слово «млезь». После скифского рабства наступило рабство германское, и тогда снова приняли славяне германское слово melka. На этом, однако же, не заканчивается история сношений славян с туркотатарами. Германское рабство сменяется снова, по Пайскеру, на новое рабство со стороны туркотатарских племен, повторно. Славяне были в подчинении и у авар, и у других туркотатар. Но здесь кажется чудом то, что в первый период туркотатарского рабства славяне забыли свое родное слово, означающее молоко, в то же время в позднейшие периоды туркотатарского рабства германское слово, означающее молоко, сохранили.

Приступим все же к сведениям историков и летописцев, как и других писателей, которые информируют нас об отношениях славян к германцам и туркотатарам.

Первым большим племенем, с которым встретились славяне, были скифы, прибытие которых из Азии на территорию Южной России Любомир Нидерле относит к VIII в. до н. э. Славяне вошли в непосредственное соприкосновение со скифами, по Нидерле, на пространстве от Карпат до порогов на Днепре.

Те сношения, о которых имеем сведения со времен Геродота, не кончились только соседством, но их последствиями были торговые отношения, влияние обычаев и т. д. Скифы были также и преградой для расселения славян в южном направлении, к Черному морю и нижнему Дунаю [47] .

47

Автор исходит из предположения, что славяне были всегда. Встречались мне утверждения, что по-славянски говорило чуть ли не полмира еще 40 000 лет назад. Я же придерживаюсь другой точки зрения, что славяне произошли от смешения балтов с иранцами, германцами, фракийцами и иллирийцами в Подунавье не ранее IV в. А это значит, что скифы никак не могли препятствовать народу, которого еще не было. — А. Б.

Изображение скифов на золотом кувшине из царского кургана скифского времени

Возможно, что часть славянских племен, продвинувшихся на юг, попала в политическую зависимость от скифов. Во время похода Дария против скифов, когда скифы бежали от персов до земли невров (славян), эти последние были поражены нападением персов и, не думая о защите, отступили в это время в леса на север. Вот все, что вычитал Нидерле, и что другие тоже могут вычитать из Геродота о сношениях скифов и славян. Если даже допустить, что скифы — естественно, только скифы-кочевники — имели те же самые обычаи, что и туркотатары, как это утверждает Пайскер, несмотря на это, из Геродота абсолютно ничего не можем мы прояснить о рабстве славян у скифов.

Из германских племен славяне вошли в соприкосновение прежде всего с бастарнами, которые, по Помпею Трогу, прибыли к Черному морю у устья Дуная уже в половине III столетия до н. э. Из своих селений у Балтийского моря направились они по, всей видимости, — на что согласен и Нидерле — к нижнему Дунаю через нынешнее Королевство Польское, Галицию, Волынь и Подолию, т. е. через земли, в половине I тысячелетия наверняка занятые славянами. По Нидерле, бастарны, вступив на славянскую территорию между половиной V и половиной III в. до н. э., объединенные в отдельные колена, разместились от верхней Вислы вплоть до среднего Днестра, однако славян от Карпат не оттеснили. В Закарпатье пребывали они достаточно долго, но об этом ближе нам ничего не известно. Форсировав в 180 г. до н. э. Дунай, оказались впервые на балканской земле. О бастарнах, этих первых немецких врагов славян, не мог нам Нидерле на основе изучения древних авторов сказать ничего более; о какой-либо неволе славян источники молчат.

После бастарнов прошли через славянские территории в Закарпатье в направлении Черного моря скиры, другое германское племя. О скирах знаем еще меньше, чем о бастарнах: они имеют меньшее значение в делах Восточной Европы, а их история вообще неясна [48] .

Другим большим немецким племенем после бастарнов, пришедшим в близкие и важные отношения со славянами, были готы. Пришли они с западных берегов Балтийского моря и прошли через славянскую территорию в Закарпатье, направляясь к берегам Понта в конце II или в начале III в. Птолемей (умер около 178 г.) упоминает о них рядом с венедами в Зависленье. В 215 г. уже на Черном море предприняли они первое нападение против римлян. С бегом времени появились над Черным морем два готских королевства: восточное, остроготов, между Днестром и Доном, и западное, визиготов, в Дакии. Король остроготов, Германарих (в половине IV в.), объединил под своей властью всех готов и основал огромное государство, в которое входили и венеты, т. е. славяне. Многое равняло его с Александром Великим, как утверждает Иордан.

48

Некоторые считают, что название реки Сквирь южнее Киева происходит от поселившихся в ее долине скиров. — А. Б.

Наложив ярмо на герулов [49] , Германарих обратился против венетов, которые, поскольку они не умели обходиться с оружием, однако же достаточно многочисленные, пробовали поначалу оказывать сопротивление. «Sed nihil valet multitudo in bello, praesertim ubi et deus permittit, et muititudo armata advenerit», — говорит Иордан. Если верить словам Иордана, государство Германариха распространялось бы от Одры и Балтийского моря за Волгу и Дон на север вплоть до Ледовитого моря (тогда оно обнимало бы не только всех славян, т. е. венетов, антов и «славян», но и многие германские племена, а также некоторые литовские и финские). Но уже Шафарик выразил сомнение в правдивости утверждения Иордана. Здесь не идет речь о размерах государства Германариха. Важно то, что славяне, согласно этому первому историческому известию, политически зависели от германцев, а именно от готов, хотя зависимость эта длилась недолго. Кроме своего значительного протяжения, готское государство как быстро появилось, так быстро и было уничтожено нашествием гуннов (375 г.).

49

Герулы — балтоязычное племя, жившее в верховьях Вислы, стало союзником готов, и отряд герулов участвовал в готском походе на Тану (низовья Дона). Герулы переселились в район современного Белграда (Югославия), затем часть герулов вместе с готами вернулась на прежнюю родину готов, на Балтику. На Балканах они ославянились, на Балтике огерманились. Больше герулов нет. — А. Б.

Гepyл. Рисунок из книги Вестфалена

С упадком государства Германариха славяне высвободились из-под готского ярма. Сын Германариха, Гунимунд, с одной частью остроготов поддался под руку Баламбера, вождя гуннов, другая же часть выбрала себе королем Винитара. Все же и этот последний поддался гуннам и отправился на войну (вероятно, в 375 г.) против свободных антов. В первой попытке был ими разбит, но вскоре победил их, а «короля» их, Божа, с сыновьями и семьюдесятью знаменитейшими мужами приказал для страха распять. Вскоре после этого, побежденный Баламбером, он погиб в битве.