Происхождение всех вещей
Шрифт:
Все это время Альма жила, застыв в нерешительности между надеждой и страхом; она доверяла капитану, но при этом понимала, что может погибнуть в любой момент. Однако ни разу она не закричала от паники, не повысила голос в тревоге. Когда все закончилось и погода установилась, капитан Терранс сказал: «Вы настоящая дочь Нептуна, мисс Уиттакер», — и Альма подумала, что ни от кого еще не слышала такой приятной похвалы.
Наконец, в середине марта, они вошли в гавань Вальпараисо, где моряков ждало множество борделей, в которых они смогли удовлетворить свою любовную горячку, а Альма провела неделю в изучении этого живописного, красивого города. Портовый район был настоящим болотом и затапливался во время прилива, но дома на высоких холмах, окружающих гавань, были прекрасны. Альма гуляла по холмам целую неделю и почувствовала, что ноги ее снова окрепли. Американцев в Вальпараисо было не меньше, чем в Бостоне, и создавалось впечатление, что все они едут в Сан-Франциско искать золото.
Потом корабль снова снялся с места и вошел наконец в широкие воды Тихого океана. Потеплело. Матросы успокоились. Они отдраили палубу между досок, вычистив старую гниль и рвотные массы. Работали с песней. По утрам, когда работа кипела, корабль казался маленькой деревушкой. Альма уже привыкла к невозможности побыть в одиночестве, и присутствие матросов теперь ее успокаивало. Они стали для нее своими, и она радовалась их компании. Матросы научили ее вязать узлы и петь хоровые матросские песни, а она прочищала им раны и вскрывала нарывы. Альма отведала мясо альбатроса, которого подстрелил молодой матрос. Однажды мимо них, качаясь на волнах, проплыл раздувшийся труп кита — вся его ворвань была уже срезана другими охотниками, — но живых китов они не видели.
Тихий океан был громаден и пустынен. Альма впервые поняла, почему у европейцев ушло так много времени на поиски Terra Australis — или любой другой суши — в этом огромном пространстве. Первые мореплаватели считали, что где-то здесь должен прятаться южный континент, такой же большой, как Европа. Им казалось, что если бы на Земле не существовало идеальной симметрии и в обоих полушариях не располагалось бы одинаковое количество суши, то, не удержав равновесия, Земля сошла бы с орбиты или улетела в космос. Но они были неправы. Здесь, внизу, не было почти ничего, кроме воды. И Южное полушарие скорее было противоположностью Европе: огромный водный континент, испещренный крошечными озерцами суши, отделенными друг от друга очень большими расстояниями.
Со всех сторон день за днем Альма видела водную пустыню, и та простиралась, насколько хватало воображения. Им по-прежнему не встретилось ни одного кита. Не видели они и птиц, зато видели шторма за сотню миль, и часто те ничего хорошего не предвещали. До начала шторма воздух был тих, но потом наполнялся горестным завыванием ветра.
В начале апреля их ждала тревожная перемена погоды. Небо на глазах почернело, поглотив свет. Воздух стал тяжелым, атмосфера — зловещей. Внезапная метаморфоза так встревожила капитана Терранса, что тот опустил паруса, все до единого, а вокруг тем временем засверкали молнии. Волны превратились в нависающие со всех сторон черные глыбы. Но потом гроза рассеялась так же быстро, как началась, и небо снова прояснилось. Однако вместо облегчения матросы закричали в ужасе — они заметили приближающийся смерч. Капитан велел Альме спуститься в каюту, но та не могла пошевельнуться — слишком уж это было потрясающее зрелище. Потом вновь раздался дикий вопль — матросы поняли, что корабль закружили целых три смерча, приблизившись на опасное расстояние. Альма же стояла как загипнотизированная. Один из вихрей подошел так близко, что стали видны длинные водяные нити, поднимающиеся из океана в небо широченной спиральной колонной. Это было самое величественное зрелище, которое ей доводилось видеть, самое пугающее и внушающее священный трепет. Атмосферное давление так поднялось, что Альме казалось, будто у нее лопнут барабанные перепонки; дышать получалось с трудом. В течение следующих пяти минут она пребывала в таком благоговении, что не понимала даже, жива она или уже умерла. Она не знала, в каком мире оказалась. В тот момент Альма не сомневалась, что ее время пришло. И, как ни странно, она не возражала. Она никого не хотела видеть. Ни о чем не жалела. Она лишь стояла, охваченная изумлением и готовая ко всему, что могло произойти.
Когда смерч наконец унесся прочь и в море снова стало спокойно, Альма поняла, что это происшествие было самым счастливым моментом во всей ее жизни.
Корабль поплыл дальше.
Южнее лежала ледяная Антарктика, далекая и безжизненная. Севернее не было ничего — по крайней мере, так уверяли скучающие матросы. А сейчас корабль продолжал плыть на запад. Альма с тоской думала о том, как приятно было бы прогуляться по улице, скучала по запаху земли. Поскольку вокруг не было растений для изучения, она попросила матросов достать ей из моря водоросли. Альма плохо разбиралась в водорослях, зато хорошо знала, как отличить один вид от другого, и вскоре поняла, что у одних корни собраны в клубки, а у других — в пучки. Поверхность одних была рельефной, других — гладкой. Она размышляла над тем,
как сохранить водоросли для изучения, чтобы они не превратились в никчемные черные ошметки. Ей так это толком и не удалось, зато стало чем заняться. Альма также, к радости своей, узнала, что моряки оборачивали наконечники гарпунов пучками сухого мха; так у нее вновь появился предмет для изучения.Со временем Альма прониклась к матросам глубочайшим восхищением. Она представить не могла, как им удавалось так долго находиться вдали от суши и ее привычных благ. Как они сохраняли рассудок? Океан внушал ей и благоговение, и беспокойство. Ничто и никогда не влияло на нее так сильно. Океан казался ей материей в чистейшем своем проявлении, величайшей из тайн. Однажды ночью они проплыли сквозь алмазное поле фосфоресцирующей воды. Продвигаясь вперед, корабль приводил в движение странные молекулы зелено-фиолетового света, и казалось, будто за «Эллиотом» через весь океан тянется великолепный сияющий шлейф. Это было так прекрасно, что Альма удивилась, как это люди остаются на палубе и не бросаются в море, увлекаемые этим опьяняющим волшебством вниз, навстречу смерти.
В те ночи, когда ей не спалось, она ходила по палубе босиком, чтобы стопы огрубели перед приплытием на Таити. В спокойной воде глубоко отражались звезды, сиявшие как факелы. Небо над головой было таким же незнакомым, как и океан вокруг. Она видела лишь несколько созвездий, напоминавших о доме — Орион и Плеяды, — но Полярной звезды заметно не было, как и Большой Медведицы. Пропавшие с огромного небесного купола звезды заставляли ее чувствовать себя безнадежно потерянной. Но на небесах появились новые «сокровища». Теперь она могла увидеть большой Южный Крест, созвездие Близнецов и огромную расплескавшуюся по небу туманность Млечного Пути.
Ошеломленная видом созвездий, однажды ночью Альма сказала капитану Террансу:
— Nihil astra praeter vidit et undas.
— Что это означает? — спросил он.
— Это из од Горация, — отвечала она. — «Ничего не видно, кроме звезд и волн».
— Боюсь, я не знаю латыни, мисс Уиттакер, — извинился капитан. — Я не католик.
Один из старших матросов, долгие годы проживший в южной части Тихого океана, рассказал Альме, что, когда таитяне выбирают путеводную звезду и следуют ей в море, ее называют Авейа — так зовут их бога, указывающего путь. Но обычно, в повседневной жизни, звезды по-таитянски называются фетиа. Марс, к примеру, зовется фетиа ура — красная звезда. Утренняя звезда — фетиа ао, звезда света. Таитянцы — превосходные мореплаватели, с нескрываемым восхищением сообщил ей моряк. Они могут найти дорогу в безоблачную ночь, определяя путь лишь по течению воды. Им известно шестнадцать видов ветра.
— Мне всегда было интересно, не бывали ли они уже у нас на севере, прежде чем мы приплыли к ним на юг, — заметил он. — Приплывали ли они в Ливерпуль или Нантакет на своих каноэ? Они могли бы, хотите — верьте, хотите — нет. Могли бы подплыть к берегу ночью, поглядеть на нас, пока мы спали, и уплыть обратно, прежде чем их заметили. Не удивлюсь, если узнаю, что так оно и было.
Итак, теперь Альма знала несколько слов на таитянском. Знала, как будет звезда, красный и свет. Она попросила моряка научить ее еще нескольким словам. Он вспомнил, что мог, искренне желать помочь женщине, но, извинившись, заметил, что в основном знает морские термины и слова, что говорят мужчины красивым девушкам.
Китов они по-прежнему не видели.
Матросы были разочарованы. Они мучились от скуки, им не сиделось на месте. Капитан боялся обанкротиться. А матросы — по крайней мере те, с кем Альма подружилась, — жаждали продемонстрировать ей свои охотничьи умения.
— Вы в жизни не знали такого веселья, — описывали они китовую охоту.
Каждый день они искали китов. Альма тоже высматривала их. Но ей так и не довелось увидеть ни одного, потому что в июне 1852 года корабль пристал к берегам Таити. Матросы пошли в одну сторону, Альма — в другую, и больше о судне «Эллиот» она никогда не слышала.
Глава двадцать вторая
Первым, что увидела Альма на Таити с палубы корабля, были крутые горные вершины, вырастающие прямо из моря и вонзающиеся в безоблачное голубое небо. Стояло чудесное ясное утро; она только что проснулась и вышла на палубу, чтобы обозреть мир вокруг себя. Но такого увидеть не ожидала. При взгляде на Таити у женщины перехватило дух. И поразила ее не красота острова, а его непохожесть на то, к чему она привыкла. Альма много лет слушала рассказы отца об этом острове и видела его на рисунках и картинах, но подумать не могла, что он окажется таким огромным, таким невероятным, таким неожиданным. Эти горы были совсем не то что мягкие пологие холмы Пенсильвании; это были дикие зеленые обрывы — ужасающе крутые, пугающе острые и ошеломляюще высокие. Здесь все было обряжено в кричащие зеленые одежды. До самых пляжей все буйствовало и цвело. Кокосовые пальмы, казалось, росли прямо из воды.