Произведения, 1856—1859

Никаких упоминаний об этом лесном проекте Толстого в его Дневнике в дальнейшем не встречается, но в архиве Толстого, хранящемся во Всесоюзной библиотеке им. В. И. Ленина, сохранилась «Выписка из утвержденного г. Министром журнала специального по Лесной части Комитета от 17 января 1858 года». Эта выписка, очевидно, присланная Толстому из Министерства государственных имуществ, представляет собой ответ министерства на предложенный Толстым проект нового порядка лесонасаждения в казенных лесах. Оно содержит в себе общий критический разбор этого проекта и стремится доказать, что предлагаемый Толстым порядок является невыгодным для казны. В этой выписке говорится между прочим: «При господствующем 90-летнем обороте рубки и при стоимости лесной десятины в среднем в 150 рублей, ценность однодесятинного годового прироста определится в 1 руб. 66 коп., а за 6 лет — 9 руб. 96 коп. За 470 вырубаемых ежегодно в Тульской губернии десятин это дает 4681 руб. 20 коп., между тем как расходы казны на культуры равняются 2901 руб. 91 коп.; таким образом при бесплатной сдаче казна терпит убыток на каждой десятине. Самый способ, предлагаемый графом Толстым, не может повести к верному успеху: очистка лесосек наголо принесет более вреда, чем пользы, потому что с уничтожением пней и корней не будет естественного подседа на случай неудачных посевов. Кроме того, кустарники дают защиту молодым растениям от солнца и ветра... Обязательство предпринимателя сдать в казну по истечении 7 или 9 лет лесосеку, засаженную 3-летними саженцами или годовыми сеянцами мало обеспечивается его залогом, так как по росту этих насаждений еще нельзя судить об их благонадежности в будущем. И если даже можно подсадку произвести за счет залога, то всё-таки 9-ти летний прирост на этих участках будет для казны навсегда потерян».

Получив это отношение Лесного комитета, Толстой, повидимому, решил выступить со своими возражениями, которые он изложил в форме письма к товарищу министра государственных имуществ А. А. Зеленому. В этом письме он доказывал, что критические замечания против его проекта несущественны, и развивал свою основную мысль, что современный способ ведения лесного хозяйства представляет собой чистый убыток для казны и для всего государства. Такое положение тем более непонятно, что в частных руках леса являются источником верного дохода. Причина же убыточности, по мнению Толстого, заключается в самой системе государственной монополии, системе «вредной и безнравственной», основанной «не на знании дела, не на коммерческом обороте, а на власти». Развивая свою мысль о необходимости передачи лесного хозяйства в частные руки, Толстой предлагает образование особой Компании для ведения этого дела, действующей на основании специально выработанного устава и подчиненной контролю правительства. «Главным условием должно быть обязательство со стороны Компании не пользоваться землею после известного срока по срубке ни как покосом, ни как полем. Тогда разведение лучших, нужнейших в краю и полезнейших пород леса будет составлять выгоду промышленника. Не говорю о громадных выгодах для целого края, вытекающих из такого порядка, о выгодах финансовых для Казны и нравственных для всего государства в упразднении корпуса лесничих».

В дальнейшем Толстой хотел, повидимому, изложить подробнее условия работы предполагаемой Компании; однако он был, вероятно, чем-либо отвлечен или же вообще охладел к своему проекту, так что письмо его к Зеленому не было послано и осталось в черновом виде в его бумагах.

Слух о лесном проекте Толстого дошел и до И. С. Тургенева, который писал 1/13 декабря 1857 года из Рима П. В. Анненкову: «Удивили вы меня известием о лесных затеях Толстого! Вот человек! с отличными ногами непременно хочет ходить на голове. Он недавно писал Боткину письмо, в котором говорит: «Я очень рад, что не послушался Тургенева, не сделался только литератором». В ответ на это я у него спрашивал — что же он такое: офицер, помещик и т. д.? Оказывается, что он — лесовод. Боюсь я только, как бы он этими прыжками не вывихнул хребта своему таланту; в его швейцарской повести уже заметна сильная кривизна. Очень бы это было жаль, но я всё таки еще крепко надеюсь на его здоровую природу» (П. В. Анненков. «Литературные воспоминания». Спб. 1909. Стр. 500). К самому же Толстому Тургенев писал из Рима 17/29 января 1858 года: «Вы были бы правы, если бы, предлагая Вам быть только литератором, я ограничил значение литератора одним лирическим щебетаньем, но в наше время не до птиц, распевающих на ветке. — Я хотел только сказать, что всякому человеку следует, не переставая быть человеком, быть специалистом; специализм исключает диллетантизм — (извините все эти «измы») — а диллетантом быть — значить быть бессильным. До сих пор в том что Вы делали — всё еще виден диллетант, необычайно даровитый, но диллетант; мне бы хотелось видеть вас зa станком, с засученными рукавами и с рабочим фартуком» («Толстой и Тургенев». Переписка. Редакции и примечания А. Е. Грузинского и М. А. Цявловского. М. 1928. стр. 44).

«Проект по лесному хозяйству» изложен в форме предложения на имя Министра государственных имуществ М. Н. Муравьева. Сохранились две рукописи, обе писанные одинаковым крупным и красивым канцелярским почерком:

А) более ранняя, с поправками, рукою самого Толстого и с его собственноручной подписью: Граф Лев Толстой;

Б) более поздняя, в которую вошли указанные выше авторские поправки, но которая снова подверглась исправлениям, вписанным автором между строк, и дополненная пунктом 10, которого в более ранней редакции не имелось вовсе; подпись: «Граф Лев Толстой» в этой рукописи зачеркнута, но зато поставлена дата: «28 октября 1857 года, С. Петербург». Обе рукописи хранятся в Толстовском кабинете Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина. (Папка XVI. 2.)

Обе рукописи писаны на отдельных полных листах писчей бумаги лучшего качества: каждая из них занимает два полных листа, сшитых вместе, всего 8 ненумерованных страниц. На полях 2-й, более поздней редакции вписаны неизвестной рукой критические замечания по поводу каждого отдельного пункта предлагаемого проекта, — вероятно кем-либо из служащих Лесного департамента, которому было поручено рассмотрение этого проекта.

В настоящем издании «Проект по лесному хозяйству» печатается впервые, по исправленной и дополненной рукописи Б.

————

IV. ЛЕТО В ДЕРЕВНЕ.

Время написания отрывка определяется записями Дневника Толстого: 22 июня 1858 года Толстой занес в него: «Приходит мысль описать нынешнее лето. Какая форма выйдет?» Летом этого года Толстой с увлечением занимался сельским хозяйством в своей Ясной поляне, как об этом свидетельствуют неоднократные замечания в его Дневнике и в его письмах к друзьям, напр., к Фету. За несколько дней до приведенной выше записи, 19 июня, он писал в Дневнике: «Не пишу, не читаю, не думаю. Весь в хозяйстве». На время все другие интересы отступили на второй план, в том числе и литературные. Однако, под влиянием накопившихся у него впечатлений и наблюдений над деревенской жизнью и крестьянским бытом, над сельско-хозяйственными условиями и отношениями, накануне их решительного перелома, у него явилась мысль подвести некоторые итоги этим наблюдениям.

Повидимому, Толстого более всего интересовал вопрос о взаимных отношениях, установившихся в это время в деревне между крестьянами и помещиками, и о связанных с этими отношениями настроениях обеих сторон. В этих отношениях и настроениях чувствовалась напряженность, столь характерная для послевоенного периода, усиленная толками о предстоящей реформе и приводившая ко взаимным неудовольствиям и столкновениям. У самого Толстого было этим летом, во время сенокоса, какое-то недоразумение с крестьянами, о котором довольно смутно говорится в записях Дневника от 19 и 20 июня. Но на этот раз Толстого, повидимому, остановила трудность подыскания соответствующей литературной формы, и мысль об описании деревенского лета была на время оставлена.

Он вернулся к ней уже осенью, во время своего пребывания в Москве. 15 сентября в Дневнике говорится: «Обещал Коршу описание лета; но узость задачи претит мне». На следующий день: «Описание лета не пойдет». Упоминаемый здесь Корш, Валентин Федорович (1828—1883), известный литератор и журналист, бывший в то время редактором «Московских ведомостей» (1856—1862). Очевидно, он просил Толстого дать ему статью для «Литературных прибавлений» к газете, но затем дело почему-то расстроилось. 20 сентября Толстой возвратился в Ясную поляну и в тот же день начал писать задуманное еще в июне «Лето в деревне», судя по отметке на заглавном листе рукописи; однако никакого упоминания об этой работе в Дневнике не встречается; повидимому, написав начало задуманного произведения, Толстой оставил его, чтобы уже никогда более к нему не возвращаться.

Рукопись, автограф Толстого, представляет собой разрозненные листки, в четвертку, вырезанные из той же переплетенной тетради, в которой затем была написана одна из редакций «Семейного счастия»; при вырезывании пострадали окончания слов на оборотных страницах. Всего в рукописи 6 ненумерованных листов, из которых на первом написано лишь заглавие и дата: «Ясная Поляна 1858 года 20 Сентября»; оборот последнего листа неисписан. Как на заглавном листе, так и в начале самого отрывка, заглавие: «Лето въ деревне» переделано довольно искусно из первоначального заглавия: «Б глецъ»; очевидно, тетрадь предназначалась для одного из вариантов кавказской повести Толстого, над которой он работал несколько лет, которая в рукописях и Дневнике носила различные наименования и которая впоследствии при напечатании была озаглавлена «Казаки». Рукопись хранится в Толстовском кабинете Всесоюзной библиотеки им. В. И. Ленина. (Папка XXI. 7.)

«Лето в деревне», по своему замыслу, должно было отразить в себе личные впечатления автора, при его соприкосновении с деревенской жизнью. Поэтому автор не счел нужным сколько-нибудь замаскировать автобиографичный и субъективный характер задуманного им произведения. Он прямо вводит читателя в свое поместье — Ясную поляну, дает сведения о хозяйственном положении именья, о количестве крестьянских тягол, о размерах оброка, выводит и характеризует действительных лиц из числа яснополянских дворовых; так, напр., в лице «нянюшки» Агафьи Михайловны, Толстой изобразил крепостную горничную своей бабки Пелагеи Николаевны, урожденной княжны Горчаковой; впоследствии Агафья Михайловна исполняла в Ясной поляне роль домоуправительницы и экономки; ее Толстой неоднократно изображал в своих произведениях: в «Детстве» в лице Натальи Савишны, в «Зараженном семействе» в лице Марьи Исаевны, в «Анне Карениной», где она под собственным именем выведена в лице старой няни и экономки Левина. Агафья Михайловна до глубокой старости прожила в доме Толстых в Ясной поляне, где она и скончалась в 1869 году (о ней см. «Воспоминания детства» Л. Н. Толстого и «Мои воспоминания» его сына Ильи Львовича). Также вполне реален и бурмистр Василий; это — Василий Ермилин Зябрев, несколько лет управлявший яснополянским имением и бывший впоследствии, уже после освобождения крестьян, сельским старостой.

Упоминаемое в отрывке «маленькое именье», это — сельцо Грецовка, в 10 километрах от Ясной поляны, доставшееся Толстому по семейному разделу в 1847 году.

Некоторую ошибку Толстой допустил в определении дня своего приезда из Москвы в Ясную поляну: он приехал в нее не 3 апреля, как сказано в отрывке, а в ночь с 9 на 10 апреля, как видно из записи дневника.

Упоминаемый в начале отрывка «рескрипт», это, конечно, рескрипт имп. Александра II от 20 ноября 1857 года, на имя виленского ген.-губернатора Назимова, впервые официально возвестивший о намерениях правительства приступить к решительному изменению крепостных отношений.