Прокаженная
Шрифт:
Княгиня сурово посмотрела на внука:
— Она может быть прекраснейшей и благороднейшей… но она не для тебя.
— Только потому, что она — всего лишь Рудецкая?
— И потому тоже.
— Бабушка, я могу показать тебе гербовник, где фамилия Рудецких напечатана черным по белому. И не самыми мелкими буквами. Это хороший род старого шляхетского герба. Ничуть не хуже Жнинов, Шелиг… и уж тем более Чвилецких с их не полученным по рождению, а жалованным титулом.
— Среди тех, кого ты перечислил, я и не искала для тебя жены…
Майорат встал:
— Значит, я должен жениться
Глаза княгини сверкнули:
— Я сватала тебе княжну Лигницкую — ты отказался. Сватала графиню Правдичувну — известнейший род, лучшая после Лигницкой партия в стране — ты тоже не захотел. Не буду вспоминать иностранных герцогинь и девушек из придворных кругов, где ты имел большой успех… В конце концов, я согласна была на Барскую с ее связями — опять неудачно!
Она безнадежно махнула рукой.
— Бабушка, так ли уж необходимо Михоровским гоняться за «связями»? Неужели при выборе жены это непременное условие? В нашем роду и без того довольно громких имен. На «партию» рассчитывали мои деды и прадеды, так не пора ли наконец впервые в нашем роду нарушить традиции… и быть счастливым? Наши семейные хроники сплошь и рядом пишут о несчастливых в браке «прекрасных партиях», а о семейном счастье наших предков как-то загадочно молчат… Это — единственное темное пятно на семействе нашем… и я хочу смыть его.
— Вальди, ты ошибаешься! Твои предки удачно женились и были счастливы!
Майорат пожал плечами:
— Я знаю, что прадедушка Анджей, женившийся на графине Эстергази, бывшей в родстве с Габсбургами, потом пытался с ней развестись, несмотря на ее богатство и красоту. Знаю, что мой дедушка Мачей с его французской герцогиней были несчастливейшими людьми на свете, что мой отец и княжна Подгорецкая вряд ли могли назвать себя среди счастливых…
— Твои предки любили друг друга, но у них были разные взгляды на жизнь, и это их разделяло…
— Вот именно, на пути всегда оказывалось какое-нибудь «но». Впрочем, насколько я знаю, когда мама выходила за моего отца, сердце ее было отдано другому…
— Ах, это было сущее детство!
— Детство? Легко сказать! То, что ты называешь «детством», причиняет нешуточные страдания, примером тому — мама и дедушка Мачей. Его таковое «детство» сделало несчастным на всю жизнь!
И он вновь зашагал из угла в угол. Княгиня, испуганно наблюдавшая за ним, вдруг спросила:
— А это правда, что Стефа… внучка той… Корвичувны?
— Да, ее родная внучка.
— Может, ты именно поэтому… во искупление того…
Вальдемар остановился:
— Ну что вы, бабушка! Я полюбил Стефу, ни о чем еще не зная, и не дам отнять ее у меня, как отняли у дедушки ту, первую Стефу!
— Значит, ты думаешь, тебе позволят такой мезальянс? [89] Позволят жениться на этой Рудецкой? Тебе, глембовическому майорату? Михоровскому?
Вальдемар гордо поднял голову и вызывающе спросил:
— Кто посмеет мне запретить?
89
Мезальянс (франц.) — в дворянско-буржуазном обществе
брак с лицом низшего социального положения, неравный брак.— Семья! Высшие круги! Традиции! Наконец, я! — порывисто вскричала княгиня.
— Нет уж, позвольте! Я давно совершеннолетний, и родные не имеют права мне запретить! Наши круги? Я смеюсь над! ними! Традиции меня не волнуют, а что до тебя, бабушка… ты не будешь долго противиться. Ты для этого слишком умна.
— Ты ошибаешься! Я никогда не позволю!
— Позволишь, бабушка, хотя бы под угрозой моего непослушания. Моей женой будет только Стефа Рудецкая и никакая другая. На это согласятся и родные, и наш круг, потому что традиции особой власти надо мной не имеют.
— И это говоришь ты, Вальди? Ты?
— Я, Михоровский, майорат Глембовичей и твой внук!
— И ты, первый магнат страны, ты, по которому вздыхают девушки из лучших семей, совершишь такое отступничество?
— Я, бабушка! Женщины сходили по мне с ума, а теперь я сам схожу с ума по одной-единственной.
Княгиня простерла к нему руки:
— Сходи с ума, сколько тебе вздумается, только не женись!
Вальдемар удивленно посмотрел на нее:
— Теперь моя очередь спросить: и это говоришь ты, бабушка, ты?
— Вальдемар, не зли меня! Я не хочу, чтобы она стала твоей женой! Не хочу! Не хочу!
Бледная и трепещущая, она выпрямилась во весь рост. Вальдемар ласково взял ее за руку:
— Бабушка, успокойся, умоляю! Обдумай все серьезно, и ты обо всем будешь судить иначе, я уверен!
— Никогда! Слышишь? Никогда!
Майорат стиснул зубы, кровь вскипела в нем. Однако могучей силой воли он превозмог себя, только глаза его зажглись огнем:
— Бабушка, соглашайся, я не уступлю! Ты меня знаешь. Сломить меня ох как нелегко! Даже ты ничего не сможешь сделать там, где есть любовь и сильная воля. Я не хочу бороться с тобой и потому прошу: успокойся! Ты все обдумаешь и поймешь, что упираться не нужно. Ты полюбишь Стефу и благословишь нас.
Княгиня вырвала у него руку:
— Этого никогда не будет! Слава Богу, хоть это от меня зависит! Благословения вы от меня не дождетесь!
Вальдемар, бледный и страшный, провел рукой по лбу, утирая внезапно выступившие капли пота. Глаза его уже не пылали — из них струился пронизывающий холод. С невероятным упорством в голосе, словно произнося смертный приговор, он сказал:
— Тогда я женюсь на Стефе без твоего благословения.
Пораженная княгиня долго смотрела на внука, потом, заломив руки, почти выбежала из комнаты, шепча посиневшими губами:
— Он меня принудит их благословить… он сможет, Боже!
После ее ухода Вальдемар тяжело опустился в кресло, сжав ладонями голову. То, чего он больше всего боялся, свершилось. Он знал, что без благословения и позволения бабушки Стефа не согласится стать его женой. Впервые этот сильный человек почувствовал себя сломленным. Глухое отчаяние овладело его душой. Бунт, гнев, обида раздирала ему грудь. Перед глазами встала Стефа. Ее темно-фиолетовые глаза, полные любви, умоляюще обратились к нему. Ее розовые губы шептали слова любви, длинные ресницы отбрасывали тени на прекрасное личико.