Прокламация и подсолнух
Шрифт:
– А почему рублей-то? – вновь не сдержался еще более ошарашенный Штефан. Что у дядьки деньги водились, он, конечно, знал, но русские-то откуда?
В ответ снова послышались смешки, но Мороя все же пояснил:
– Да деньги те, что Тудор боярышне отдал. Он же от русского командования их и получил. Мы, может, тогда для них и не пойми кто были, но границу по Дунаю держали крепко, вот и перепало.
Йоргу допил, что было налито в кружку, неспешно отер усы.
– Вот так-то. Если знаешь, с кем договориться, то отовсюду уйдешь. Но жалеть, что не пришлось договариваться, а так ушел, я точно не стану – оно дешевле вышло. И Подсолнух наш
Штефан немного очнулся, чувствуя, что от похвалы начинают краснеть уши, но предпочел гордо расправить плечи. Ведь и вправду хорошо все сделал – есть чем гордиться! А Йоргу продолжил с насмешливым добродушием:
– Только я одного не пойму – чего ты там у поворота чуть не час топтался и глотку драл?
– Пулю схлопотать не хотелось, – честно объяснил Штефан.
Йоргу понимающе хмыкнул, зато Мороя, который добирался вместе с Гицэ другой дорогой, полюбопытствовал:
– А что там было-то?
– Да ничего, – Штефан отмахнулся с показной скромностью. – Я же следом за Йоргу рванул. Мне оставаться и с солдатами возвращаться совсем не с руки было, сам понимаешь. Но пока догнал, Йоргу ж перезарядиться точно успел. А там дорога в гору забирала, склон заросший, да еще и уступчик над дорогой, у самого поворота. Для засады не место – а мечта.
– Верно говоришь, – одобрительно хмыкнул Григор. – Словно с нами в войну ходил. Знаешь, сколько раз мы вот так засады на турецкие разъезды устраивали...
– Знаю. Я из-за этих ваших засад неделю коровники белил, – брякнул разошедшийся Штефан и снова прикусил язык.
Черт! Это ж надо было так проболтаться! Ведь не хотел – само вырвалось.
– Это как? Заливаешь! Какие еще коровники? Где они, а где турки? – понеслось со всех сторон. – Чего общего-то?
– Ничего, – покладисто согласился Штефан, очень надеясь отмолчаться, но Гицэ не дал.
– Нет уж, давай рассказывай, – он снова шутливо пихнул Штефана кулаком в плечо. – Явно ж была история.
А еще друг, называется!
– Ну, была, – нехотя согласился Штефан. – Я компанией из деревенских мальчишек верховодил. Играли с ними. А я наслушался про эти самые засады, ну, и подбил их засаду на «турка» организовать. Только хорошего дурака свалял по малолетству – на роль «турка» дядьку выбрал!
– Погодь, – Мороя сощурился, – а откуда ты про засады-то узнал?
– Так дядька и рассказал. Тогда перемирие было, он часто приезжал...
Черт! Да что ж такое! И пил не так много вроде, а с языка все не то рвется! Вот и как теперь выкручиваться? Спрашивать же начнут.
И действительно, Мороя тут же поинтересовался:
– А дядька у тебя воевал, значит? Офицер?
– Ну, офицер...
– В арнаутах, что ли?
Штефан сперва едва не запаниковал, но все-таки сумел собраться с мыслями. Арнауты больше при господаре и при боярах состояли, а воевали пандурские полки. Зато у русских кого только не было, там поищи – и австрияки найдутся, и греки, да кто хочешь! Потому и ответил честно:
– Нет, у русских.
Мороя уже открыл рот, чтобы спросить что-то еще, и Штефан лихорадочно пытался придумать, как бы соврать поскладнее, но тут на выручку ему неожиданно пришел Гицэ, которого, вот уж слава богу, больше интересовала сама история, а не где служил его дядька.
– Так дальше-то что было? Как эта ваша засада побелкой коровника обернулась?
– А ты не догадываешься? – в другой раз он бы точно не стал излагать детально – кому охота рассказывать, как сотворил
явную глупость? Но сейчас главное было – свернуть разговор с опасной темы. – Говорю же, я мелкий тогда был еще. Дурной. Скальных тропок в окрестностях не водилось, так что засаду я устроил на яблоне. Подкараулил дядьку, ну, и сиганул с ветки ему на спину. Скрутили меня в момент, – он невольно фыркнул, вспоминая, и прибавил честно: – Но мне еще здорово повезло, что дядька меня заметил издали, а то ведь и шею свернуть мог.– Вот уж правда! – в голосе Морои слышался едва сдерживаемый смех. – А остальные? Ты ж говоришь, вас там целая ватага была?
Штефан развел руками.
– А остальные отсиделись по кустам. Тут я тоже маху дал. Не подумал, что у деревенских просто духу не хватит на дядьку лезть. Хотя их не спасло. Прилетело всем. Мне – за то, что не сумел как следует замаскироваться, за неверную оценку противника, за постановку отряду заведомо невыполнимой задачи, за пренебрежение к опасности для солдат и за то, что не сумел добиться выполнения приказа. Остальным – за то, что по кустам прятались. Дядька им так и сказал, дескать, хотите в войну играть, так если командир приказал – выполняйте. И если уж ввязались, нечего труса праздновать. Мол, на войне новобранцы, было дело, турок за чертей принимали, и ничего, стреляли, а не крестились. А раз операцию мы провалили, значит, попали в плен и будем отрабатывать. Вот неделю побелкой коровников и занимались все вместе.
– И сбежать не попытались? – улыбнулся Мороя.
– Сбежишь тут, как же! – невольно фыркнул Штефан, но Мороя ему не поверил:
– Неужто офицер вас, обалдуев, еще и караулил?
– Да нет. Просто пообещал, что, если кто будет отлынивать, все остальные будут еще неделю прочие сараи красить. А дядька слово всегда держал, так что... Да и чего уж там, заслужили!
Штефан мотнул головой, словно это могло помочь отогнать назойливые мысли. Зарекался же! Только вот попробуй не думать, когда при рассказе в памяти само всплывает...
Жаркое летнее солнышко, припекающее спину. Стена того самого коровника, высокая, без лестницы до верху и не доберешься, а пока доберешься – перемажешься по уши. Запах гашеной известки, белые полосы от кисти и досада, что побелка ложится неровно.
А потом, к вечеру, попытка отмыться. Льющаяся на затылок холодная колодезная водичка и ворчание дядьки:
– Надо было так вывозиться! Голову, что ли, в ведро совал?
Сейчас смешно вспоминать, а тогда вывернуться пытался и возмущался, когда дядька с волос известку оттирал. Как же, взрослый, сам можешь! Только возмущение то было пополам с облегчением: не сердится! И потом нахальное:
– Как ты меня скрутил? Покажи!
Дядька и показал. У колодца они уже наплескали, так что отмываться пришлось по второму разу, причем обоим. Мама принесла полотенца, всплеснула руками.
– Господа офицеры, в каком вы виде?
Говорила укоризненно, но глаза у нее смеялись, и Штефан едва не запрыгал козленком оттого, что мама тоже играла. Но фыркнул, выхватил у нее полотенце – еще чего, чтобы она его вытирать вздумала!..
Ой, дурак! Лучше бы подставился или вовсе на шею бросился, она такая веселая была! Да и дядька... Штефан его знал, понимал отлично, когда тот действительно серьезен, а когда балуется не хуже любого дворового приятеля. Тогда он вроде и серьезное лицо делал, а глаза смеялись, точно! Особенно когда мама окинула их обоих суровым взглядом и договорила: