Проклятая благодать

— Кого? — тихо спросила она.

— Их. — Я указал на каждое изуродованное лицо..

— АК, — прошептала она и осторожно забралась в постель.

— Где ты была? — спросил я, когда ее рука коснулась моего лица.

— Я ходила за водой. Только что вышла из комнаты. Но сейчас я здесь. Успокойся…

Я посмотрел в ее голубые глаза и признался:

— Я убил их.

Фиби напряглась.

— Кого?

— Их, — сказал я и указал на край кровати. — Они причинили боль моему брату. Они чуть не убили его, поэтому я убил их. Убил их так, как они того заслуживали. Но теперь они не уходят. Они никогда не уходят. И они тоже…

Я указал дрожащей рукой на двух людей, которые преследовали меня больше всего.

— АК, я ничего не понимаю.

Она придвинулась ближе ко мне, взяла за руку и крепко сжала. Я посмотрел на ее тонкие пальцы в своих.

— У него было посттравматическое расстройство, — сказал я едва слышно. — Они отправили его в больницу в те месяцы, когда я еще отбывал остаток своей службы. Я не мог с ним увидеться — его привезли обратно в Техас. Я не знал, насколько все плохо, пока не вернулся домой. А вернувшись, я обнаружил, что мой брат в полном дерьме… за гранью полного краха.

Фиби поцеловала мою руку, и я посмотрел ей в лицо.

— Я не знал, что делать. Он пил, но хуже того… Подсел на героин. Я вернулся домой и обнаружил, что мой брат был наркоманом уже несколько гребаных месяцев, и никто мне ни хрена не сказал. Мысленно он все еще жил в Ираке. Все еще в той гребаной комнате, теряя рассудок. Проживая пытку день за днем. Для него это никогда не кончалось.

— Я все равно не понимаю, — сказала Фиби.

— Мой брат.

Я почувствовал боль от простого произнесения этого слова.

— Я убил своего брата, Фиби. Сапоги… у двери, оружие в сундуке. Это его хижина, в которую он привозил меня ребенком. Он мертв, и это моя вина.

Я бросил взгляд на него, стоящего в ногах у моей кровати, с его запястий и горла капала кровь, его тело было слишком худым и слабым. Он протянул мне руку, чтобы я взял ее, но сколько бы раз я ни пытался это сделать, моя рука просто провалилась сквозь воздух. Я не мог до него дотянуться.

— Это я во всем виноват, — повторил я. — Я облажался. Потерял все, потому что облажался.

Руки Фиби сжались в моих.

— Расскажи мне. Расскажи, что случилось. Тебе это нужно, АК. Я здесь. И не дам тебе упасть. Не позволю им причинить тебе вред.

Я посмотрел ей в глаза и, не имея больше сил бороться, рассказал ей все. Впервые в жизни кому-то рассказал обо всем — вступление в морскую пехоту, похищение, пытки.

Что я сделал.

А потом…

Она махала мне рукой, пока я проходил через аэропорт. Я передвинул сумку повыше на плечо и улыбнулся, увидев, как маленький человечек оторвался от ног Тины. Зейн пробился сквозь толпу и бросился в мои объятия.

— Зейн! — Я крепко прижал его к груди. — Я скучал по тебе, приятель!

Зейн сжал меня в ответ.

— Я тоже по тебе скучал, — сказал он.

Я откинул голову, чтобы посмотреть на него.

— Черт! Насколько ты вырос?

Он пожал плечами.

— Довольно на много.

Парень не шутил. Не могу поверить, как сильно он изменился за девять месяцев.

— Привет, незнакомец.

Я обернулся и увидел Тину. Я улыбнулся своей невестке, но быстро спрятал улыбку, когда по-настоящему посмотрел на нее. Она была совсем худой. Ее лицо было осунувшимся, и, черт возьми, она выглядела уставшей.

— Привет. — Я оглядел аэропорт в поисках брата. — Где Девин?

Тина отвернулась. Когда она оглянулась, ее глаза были полны слез. У меня упало сердце.

— Папа в больнице, — сказал Зейн, и я замер.

— Что? — спросил я Тину.

Она взяла меня за руку.

— Поехали домой. Там я тебе все объясню.

Я последовал за ней через аэропорт. Мы молчали в машине, позволяя Зейну рассказать о последних девяти месяцах и о том, что я пропустил. Но все, что я мог услышать, было: «Папа в больнице».

Когда мы вернулись домой, Тина отправила Зейна в его комнату. Я сел за кухонный стол, а Тина приготовила кофе. Она прислонилась к стойке, и только когда я увидел, что ее спина дрожит, я понял, что она плачет.

Я вскочил со своего места, все еще одетый в униформу, и развернул ее лицом к себе. Я возвышался над ней, ее крошечное тельце прижималось к моей груди. И она, черт возьми, разбивала мне сердце. Она рыдала и рыдала, пока не смогла дышать достаточно, чтобы сказать:

— Человек, который вернулся, это не мой муж. И не твой брат.

Я зажмурился, вспоминая его в дальней комнате здания повстанцев.

— Что случилось?

— Он вернулся домой, но каждый вечер сидел у нашей двери с винтовкой в руке. Он сказал, что они вернутся за ним. Говорил, что убьет их до того, как они доберутся до нас.

— Черт, — сказал я и услышал, как мой собственный голос дрогнул.

— Мне пришлось отвезти Зейна к сестре. У меня не было выбора. Из-за Дева наш мальчик боялся возвращаться домой, поэтому я отправила его к Клэр. Я пыталась, Ксав. Пыталась помочь ему, но это было уже слишком.

— Значит, его заперли? — спросил я сквозь стиснутые зубы.

— Клэр и Том обследовали его. Его положили в больницу. С тех пор он там.

— В какую больницу?

Когда Тина сказала мне, я вскочил на свой «Харлей» и помчался по дороге от дома к больнице. Персонал благодарил меня за службу, пока я бежал по коридорам, все еще одетый в униформу. Меня не хотели пропускать, но, когда я сказал медсестрам, что только что вернулся из Ирака, они впустили меня.