Проклятие Батори
Шрифт:
Избегая прямого взгляда, он смотрел на стремительные копыта жеребца. Потом медленно протянул руку. Конь фыркнул, но не дернулся вверх. Потом еще раз фыркнул, напрягая мышцы своей длинной шеи, выгибая ее, и повернул морду к протянутой руке Сильваши.
Янош похлопал его по шее.
Жеребец постепенно расслабил вздувшиеся мышцы и опустил голову, его ноздри раздулись, втягивая запах человека. Он снова фыркнул и топнул передней ногой, еще не вполне уверенный, что этому человеку можно доверять.
– Как долго на этом коне ездят верхом? – спросил Янош.
Мальчики переглянулись и опустили головы.
– На
Янош медленно погладил коня по шее. Жеребец приподнял голову, его кожа судорожно вздрагивала, словно стряхивая мух. Ноздри животного раздулись и покраснели, а глаза по-прежнему оставались навыкате.
Но конь все же позволил Сильваши погладить широкую грудь.
Янош повернулся к стражнику.
– Пожалуйста, скажите графине, что в хлысте нет необходимости. – Он сдвинул руку в направлении холки коня.
Опасливо поглядывая на жеребца, стражник приблизился к Яношу и шепнул ему на ухо:
– Вообще-то, хлыст не для лошадей. Он для мальчишек-конюхов.
Янош оторвал руку от лошадиной холки, и жеребец отпрянул назад, увлекая за собой мальчиков.
Посмотрев стражнику в глаза, конюший повернулся к окну, где несколько минут назад заметил какое-то движение, и, приподняв подбородок, взглянул на замок.
– Отнесите хлыст обратно графине, – твердо и спокойно проговорил Янош. – Скажите, что он мне не нужен. Ни для животных, ни для людей.
Глава 5
Карбондейл, штат Колорадо
28 ноября 2010 года
Бетси вспоминала вчерашний день.
– А вы могли бы как-то попрофессиональнее обустроить свой кабинет, – снова сказала Джейн, забирая Дейзи после сеанса. – Возьмите хорошую горничную. Может быть, выбрать одну из мексиканок по соседству? Наведите порядок. Когда здесь последний раз вытирали пыль?
Бетси вздохнула.
Джейн была права, домохозяйка я никудышная.
Подбоченясь, она окинула взглядом маленький викторианский особняк. Одна лишь мысль об уборке вызывала у нее боль в пояснице. По всем горизонтальным поверхностям была разбросана периодика – «Квадрант», «Юнг джорнэл», «Журнал аналитической психологии». Кипы пособий по юнговской психологии качались в сомнительном равновесии, грозя обрушиться, особенно когда вездесущий Ринго вилял хвостом.
Бетси потратила день на наведение порядка, то и дело поглядывая на жирные снежинки, которые порхали за окном, заслоняя гору Сорпис. «Отличный снегопад, – думалось ей. – Хороший мокрый снег – прекрасная ранняя подложка для будущего катания на горных лыжах».
Книжные полки были уже плотно набиты. Теперь можно по крайней мере разобрать кипы книг и половину запрятать за кушетку, с глаз долой. Бетси вытерла пыль с корешков кожаных переплетов на полках, не решившись вытаскивать книги. Потом их, наверное, не удастся засунуть обратно.
Бетси убралась в старом баре из красного дерева, одном из любимых приобретений отца, протерла бутылки сливовицы, которой отец всегда угощал гостей.
Ей
вспомнилось первое Рождество после его смерти. Тот кошмарный праздник они с матерью провели вместе, изрядно набравшись словацкой сливовицы.Тогда в канун Рождества случился сильный снегопад. Снежная крупа стучала в окно, предвещая бурю – мечту школьников, так как в бурю занятия отменяются.
Грейс приехала днем раньше. Ее лицо осунулось, от горя на нем выступили все кости. Когда они с матерью обнялись, Бетси ощутила ее торчащие ребра.
– Возьми отпуск на один семестр, мама, – посоветовала она. – Вернись домой и займись собой. И дай мне позаботиться о тебе…
Грейс сурово отстранилась, подняв подбородок.
– Я совершенно здорова, Бетси. Работа для меня – лучшее лечение.
Она налила себе сливовицы и с рюмкой в руке уставилась на мигающие огоньки рождественской елки.
– Твой отец всегда любил Рождество, – сказала мать.
– Сядь, мама. Давай поговорим.
– Не хочу, – проворчала Грейс. Она опрокинула рюмку и сморщилась, когда алкоголь обжег горло.
«Черт возьми! – подумала Бетси. – Начинается».
Она знала это выражение на лице матери, предвещающее бурю. Глаза Грейс воинственно прищурились за очками, рассматривая Бетси, будто любопытный артефакт в музее.
– Ты слишком похожа на своего отца, – наконец произнесла мать, невнятно выговаривая слова, и плюхнулась в кресло.
Грейс никогда не любила сливовицу. Но все-таки сделала еще глоток.
– Что ты хочешь этим сказать – «слишком похожа на отца»?
– Почему ты занялась психотерапией? Такая сомнительная область. Никаких четких границ, и, в общем-то, не наука. И зачем развелась с тем прекрасным парнем?
– Мама! Да ведь ты посинела от ярости, когда узнала, что мы поженились. Разве не помнишь?
Возможно, мать была права, но Бетси не хотелось сейчас это признавать.
– Джон Стоунворк наверняка вылепил бы из тебя что-то, взял бы в рамки и на чем-нибудь сосредоточил. И ты не жила бы в этом застойном городишке…
– Но я люблю Карбондейл, мама. Я здесь выросла!
– Несмотря на мои возражения. Я бы увезла тебя в Чикаго. Придала бы больше блеска, больше амбиций. А все твой отец – это он держал тебя здесь.
– Знаешь, как-то не похоже, что ты очень желала заниматься мною, когда я окончила промежуточную школу [11] .
11
Промежуточная школа – в США школа для детей от 10–11 до 13–14 лет.
– Я говорила Чеславу, что вернусь преподавать в университет, когда ты достаточно вырастешь. Он заверял меня, что сделает то же самое.
– Было бы неплохо, если б ты была рядом со мной не только по выходным и летом.
Зачем она это делала? Зачем было сейчас ссориться? Матери была нужна помощь. Но Бетси не могла остановиться.
– Ты могла бы быть рядом, чтобы отвечать на некоторые вопросы, помочь мне в…
– Зачем? Юность – нелепый период в жизни человека. Мы бы только и делали, что ссорились. Вот что делают матери и дочери в этом возрасте.