Проклятие Деш-Тира

Предводитель клана перебил его:

— Еще задолго до вашего рождения горожане не ставили наши жизни ни в грош. Мы для них стоим дешевле гниющих конских туш. И если дочка Танлии не сумела убедить вас в этом, ее жизнь была напрасной.

Предводитель оглянулся на догорающую свечу. Он подозревал, что словами убеждения наследный принц пытается скрыть собственную неуверенность.

— По условиям королевской хартии Ратана у северных кланов есть все основания встать на вашу защиту.

— Чувствую, вы совершенно не поняли моих слов! — взорвался Аритон. — Начнете сопротивляться Лизаэру и познаете разрушение и гибель. Оставьте в покое условия королевской хартии. Основания, о которых ты упомянул, существуют для честной борьбы. Я же говорю об одержимости, вызванной чужеродными и непонятными нам сущностями Деш-Тира; о безумии, не знающем границ. У меня больше нет ни капли жалости к брату, и желание уничтожить его не вызывает во мне никаких угрызений совести. И потому я не хочу взваливать на свои плечи ответственность за жизни других людей. Поймите же: ваши кланы не станут для меня защитой, а окажутся лишь напрасной жертвой.

Предводители кланов шепотом переговаривались между собой. Снаружи было слышно, как ветер качает ветви деревьев; летящие с них капли барабанили по крыше шатра. Но если буря в природе подходила к концу, буря иного рода угрожала вылиться в открытое столкновение. Этот невысокий усталый человек, несомненно, был потомком Фаленитов, однако говорил он с прозорливостью мага. Иначе и быть не могло: ведь это его сила сделала явью Пророчество о Западных Вратах и уничтожила многовековую завесу тумана над Этерой. Пусть обликом своим он напоминал Торбанда; он все равно оставался чужаком, сулящим несчастья и умоляющим освободить его от права, принадлежащего ему с самого рождения. С каким нетерпением они ожидали его прибытия, а теперь... Но ведь и он говорил им все это не из желания напугать.

Нахмурив лицо, не отличавшееся утонченностью черт, Каол, рано поседевший в стычках и засадах, убеждал предводителя своего клана держать ухо востро. Остальные уважительно слушали его слова, ибо закаленный боец вслух произносил то, о чем другие говорить не решались.

Стейвен был взволнован, но не предостережениями соплеменников. Он отошел от стола и встал рядом с Халироном. Непревзойденный менестрель, тоже отличавшийся высоким ростом, сразу показался мальчиком-подростком. Светло-карие глаза Стейвена были серьезными и грустными.

— У меня было видение. Я уже давно знаю, когда и как мне суждено умереть. И вот что я вам скажу: у нас нет иного выбора. Я говорю это вам, ваше высочество, и вам, мои собратья и соратники. Вне зависимости от нашего признания или непризнания наследного права тейр-Фаленита войска Итарры все равно выступят против нас.

Стейвен полуобернулся к Аритону. Его крупные, сильные руки лежали на шнуровке пояса, на котором висело несколько метательных ножей с черными рукоятками.

— Ваше высочество, волею судьбы нам уготовано защищать вас. Армия Итарры вторгнется сюда, и нам придется воевать. Выбор, который я прошу вас сделать, прост: должны ли мы умирать за титул, который никто не носит, или же за реально существующего наследного принца?

Аритон не торопился отвечать, изучающе глядя на великана. За его внешним спокойствием скрывалось неприязненное чувство. Кайден самым бесстыдным образом стремился воззвать к его совести и привязать его к кланам так, как Ситэр привязывал души обреченных. И в то же время предводитель не лукавил; его мольбы говорили о бесконечной преданности.

Дождь продолжал стучать по крыше шатра. От ветра, проникавшего внутрь, потрескивали свечи, капая горячим воском на металл подсвечников. Молчание становилось затяжным и лишь усугубляло напряжение собравшихся. Аритон ответил шепотом, чтобы, кроме предводителя, его никто не слышал:

— Должно быть, Эт с Дейлионом составили заговор. Им нужно было бы послать кайдена, которого я бы мог ненавидеть, — опьяненного собственной властью и поглощенного мелочными заботами. Но хотя несчастливые обстоятельства моего рождения могли бы дать мне свободу от обязательств, твое мужество делает меня смиренным и готовым их принять. Если ты увидел, что твоя дальнейшая жизнь и смерть неразрывно связаны со мной, что же мне остается? Только заранее просить твоего прощения — больше ничего.

— Вы его получили, — ответил предводитель деширских кланов, с удивительным спокойствием выслушав слова Аритона. — В ответ я прошу вашей дружбы, Аритон Ратанский.

Принцу все же удалось не показать своего удивления тем, что в здешней глуши знают его имя.

— Никак, твои сновидения раскрывают все мои секреты?

Бессонные ночи и тяжесть минувших событий вдруг снова навалились на Аритона. Он прикрыл лицо руками, чтобы предводитель не заметил его состояния.

— Как тебя зовут? — спросил он через пальцы.

— Стейвен Валерьент, граф Деширский.

Принц вздрогнул. Опаленный рукав его рубашки завернулся, обнажив рубец, тянущийся по правому предплечью и уходящий вниз, где он скрывался под грязным шелком. Аритон оставил без внимания перешептывания предводителей кланов. Не отнимая от лица обожженные трясущиеся руки, он стал произносить клятву гостя:

— Я клянусь в своих дружеских намерениях по отношению к этому дому, его хозяину и всем достопочтенным собравшимся. Да благословит Эт род и семью и да дарует он силу твоему наследнику и честь — династии Валерьентов. Находясь под твоей крышей, клянусь перед Этом, что как твой брат готов делить с тобой все, что ниспошлет судьба, и служить тебе верой и правдой. Да будет Даркарон мне свидетелем.

Аритон уронил руки.

— Ты ведь все знал заранее, — укоризненно сказал он. Стейвен засмеялся. Нагнувшись, он обнял наследного принца, будто сына.

— Я жил ради этой минуты.

Потом, чувствуя, что Аритон от измождения вот-вот упадет в обморок, он подставил принцу свое плечо, как всегда делал, помогая уставшим дозорным, и велел, чтобы принесли горячей воды для мытья, горячей пищи и сухую одежду.

После того как Аритона вымыли, накормили и уложили спать, военный совет кланов возобновил заседание. Итарра была способна выставить против них десятитысячную армию. Стейвен не сомневался, что именно такую армию и пошлют против Аритона. Пятивековой опыт предков Валерьента не позволял ему сомневаться в этом.

Итарра не пощадит жизни своих солдат — только бы уничтожить королевскую династию Фаленитов.

— Мне нужно отправить еще одного гонца с посланием, — заявил старый, высохший граф Фаллемерский, буравя единственным глазом Стейвена. — Тогда уже завтра все мои люди, способные сражаться, отправятся вам на подмогу.

— Что толку, если они все равно опоздают?

Каол с размаху всадил кинжал в грубые доски стола.

— Сам знаешь, этот полудохлый принц прав. Если мы вступим в сражение с итарранцами, дело кончится массовой бойней.

— А если не вступим, нас перебьют во время отступления. Или же к лету мы перемрем от лихорадки в болотах Англифена, — сказал Стейвен и тихо добавил: — Мы будем сражаться, но при этом должны с выгодой для себя выбрать поле битвы.

— Это будет самый крупный и самый кровавый из наших налетов, — сказал последний граф Фаллемерский. — Не хотел бы я пропустить такое зрелище.

Каол сверкнул на него глазами.

Перебранка была дружеской: они просто спорили. Одни стратегические замыслы принимались, другие отвергались, третьи изменялись до неузнаваемости. Очередную карту разворачивали, всматривались в нее и потом смахивали со стола. Вскоре весь пол был устлан несколькими слоями карт. Наконец они выбрали подходящее место: равнина, по которой протекала река Талькворин. Там она становилась довольно широкой и быстрой, хотя и неглубокой. В разгар весны низкие и топкие ее берега густо зарастали луговыми травами.