Проклятие дома Ортанов
Шрифт:
Жонферьез ликовал, его разум праздновал победу. Хитрая комбинация увенчалась сокрушительным поражением хозяев легендарного Дома, почти полным истреблением разросшегося в последнее время поголовья гаржей, которых инквизитор презирал еще пуще вампиров, и теперь должна завершиться его телесным обновлением, окончательным исцелением от недуга, именуемого старостью.
Подойдя к деревянной статуе древней девы, инквизитор открыл котомку и высыпал к ногам запечатленной в дереве красавицы все добытые недавно трофеи: клыки побывавшей под лучами солнца вампирши, череп гаржи с неповрежденным мозгом внутри, когти оборотня, привезенные с собою в Висвард, и зуб мудрости обычного человека. Вот и все, все, что требовалось по списку, указанному в свитке, который он сам приказал доставить ничего не подозревавшему подручному
Жонферьез пожертвовал многими и многим, чтобы оказаться здесь, в логове самих ортанов, и именно сейчас, когда до свершения древнего таинства осталось совсем ничего: не дни, не часы, а лишь жалкие минуты. Он преподнес трофеи древнему идолу, теперь осталось лишь вложить в руку деревянной дамочки серьгу и ждать того сладкого мига, когда наступит пора загадать желание. История не помнит о жертвах, она не принимает в учет мораль. Она – холодная, беспристрастная Правда, хранящая в веках лишь конкретные факты: причины, поводы, следствия, действия и, наконец, их результат. Он победил, он вскоре должен выйти из этого зала совсем иным существом, не знающим ни старости, ни усталости, ни мучившей долгие годы боли в коленках. Он победил, так какое честному миру дело, во сколько человеческих, вампирских и прочих голов обошелся его триумф? Сейчас снаружи ортаны дрались с гаржами, нечисть истребляла друг друга, и этот факт впоследствии будет зачтен ему людьми в плюс. Никто никогда не осмелится порочить имя полководца, выигравшего войну! Люди решаются обвинять лишь проигравших, именно им вменяются в вину все жертвы, тяготы и грехи.
Миссионер волновался, а его рука сильно дрожала, когда он достал из-за пазухи простенькую с виду серьгу и вложил ее в деревянную ладонь растрескавшегося от времени идола. Что-то изменилось вокруг, Жонферьез почувствовал колебания воздуха и вначале подумал, что соприкосновение могущественной реликвии с ладонью статуи положило начало древнему ритуалу, однако за его спиной вдруг послышалось тихое шуршание.
Почуяв неладное, инквизитор обернулся и увидел собственное отражение: двадцать точных копий своего изумленного лица, смотревших на него с двадцати зеркальных поверхностей масок без прорезей для глаз. Вокруг были гаржи, они молча стояли, взяв инквизитора в плотное кольцо, и смотрели…
«Просчитался, все-таки я просчитался! Где же, о Боже, где же я допустил роковую ошибку?! Чего не учел?! Почему они здесь, почему не снаружи, как смогли разгадать мой замысел?!» – успел подумать один из лучших миссионеров Святой Инквизиции перед тем, как кануть в колодец Вечности, а его грозное для современников имя стерла безжалостная История.
Все кончено! Это стало понятно еще до того, как двое ортанов и белошвейка добрались до особняка. Они уже прошли половину пустыря, когда внезапно звуки сражения стихли, а в ночном Висварде воцарилась такая завораживающая тишина, что Танва испугалась, подумав, что она оглохла. Где-то вдали, где еще полыхало пожарище, смолкли орудия, перестали звенеть друг о дружку мечи и, возможно, уже не лилась кровь. Рано или поздно все в мире заканчивается, даже сражения, вопрос лишь в том, кто вышел из него победителем, а кого постигла незавидная участь?
Мужчины переглянулись, но ничего не сказали, только ускорили и без того очень быстрый шаг. Танва запыхалась, у нее жутко заболели ноги, и она начала отставать. У заметившего этот прискорбный факт графа просто не было другого выбора, как подхватить не привыкшую к долгим походам и стремительным переходам белошвейку на руки и нести ее до самой ограды. Как ни странно, но довольно тяжелая ноша ничуть не помешала вельможе вначале догнать заметно ушедшего вперед Вернарда, а затем и обогнать неповоротливого, но очень упрямого и выносливого толстяка. Примерно через четверть часа путники достигли Дома Ортанов, и их глазам предстала незабываемая картина, куда более странная, чем мгновенно
окутавшая город тишина.Местность перед особняком было трудно узнать. Покореженные, изогнутые прутья ограды приняли причудливые формы, похожие на страшных, вырастающих прямо из-под земли чудовищ с огромными когтистыми лапами и широко разинутыми зубастыми пастями. Они выглядели зловеще, особенно в клубах медленно расползающейся завесы из порохового дыма. Висящие на прутьях обрывки черных одежд, покрытые желтой кожей фрагменты костей, а иногда и целые тела мертвых гаржей лишь еще сильнее напугали бы случайных зрителей, которых в округе уже давно не было.
Пороховые клубы исчезали очень медленно, как будто какая-то неведомая сила притягивала их к земле и не давала развеяться. На то, чтобы преодолеть расстояние в каких-то пятьдесят шагов, отделявших ограду от входа в дом, у путников ушло несказанно много времени, и дело заключалось не только в том, что видимость была почти нулевой, глаза слезились от едкого дыма, а в ноздрях и гортани непрерывно щипало. Не только Танва, но и ортаны постоянно спотыкались и падали, поскольку под ноги то и дело попадались огромные ветви деревьев, вывороченные из земли корни и изуродованные тела, уже непонятно кого: то ли гаржей, то ли охранников, а может, и стражников, решивших примкнуть к защитникам Дома Ортанов. Зрелище было не столько страшным, сколько нереальным… абсурдным, но, пробираясь к дому, путники не могли и предположить, что самое невероятное ждало их впереди, за распахнутыми настежь дверьми родного особняка.
Их встретил мужчина, раздетый по пояс рослый охранник, державший в руках огромный шомпол, которым после выстрела прочищают ствол орудия. Капельки пота, оросившие его мускулистое, перепачканное гарью и копотью тело, навеки остановили свой бег, да так и не упали на пол. Всего застывшего богатыря и его порванные на коленях штаны покрывала тонкая ледяная корка. В просторном холле находилось более десятка подобных фигур: одни застыли у орудий с шомполами да ядрами; другие, кто с топором, а кто с мечом в руках, замерли в разнообразных, порою грозных, а порою и весьма комичных позах. Ледяная пелена окутала всех защитников Дома Ортанов, однако ни остановившиеся на пороге Тибар с Танвой, ни прошедший на пару шагов дальше Вернард не ощущали холода. Больше никого на передовой линии обороны не было: защитники оледенели, а упорно атаковавшие дом гаржи исчезли неизвестно куда. Безликих убийц не было не только видно, но и слышно.
– Что за чертовщина? – процедил сквозь зубы Вернард, крепко сжав в могучих руках подобранный возле орудия шомпол. – Вот уж не думал, что гаржи на такое способны! Их колдовство…
– Это не они, это кто-то другой! – шепотом перебил палача Тибар, вслушивающийся в царившую вокруг тишину. – Если бы безликие могли превратить нас в глыбы льда, они бы не учинили резню в Висварде… Им кто-то помог, но кто?
– Инквизитор? – попытался прошептать палач, но ему это не удалось, уж слишком громким голосом одарила его природа.
– Ты льстишь мерзавцу! Будь в его силах заморозить нас или хотя бы усыпить, то он не впутал бы в эту историю гаржей, не сплел бы такую сложную паутину интриг, – возразил Тибар, все еще прислушивающийся к звукам, едва доносившимся из глубин опустевшего дома. – Да и бой бы он не остановил! Гаржи дерутся с ортанами, милое для него дело! К чему мешать нам резать друг другу глотки?!
– Тогда кто?! Остается только Арторис, другой нежити да и колдунов в Висварде давно уже не было!
– Не смеши, – вновь покачал головою Тибар. – Его мерзкие фокусы действуют лишь на людей, да и без дудки своей он мало чего стоит… Нет, тут кто-то еще повеселился!
– Кто?!
– А мне почем знать, я ж не Создатель, – пожал плечами граф Ортан. – Не волнуйся, дружище, сейчас поднимемся в зал торжеств и собственными глазами увидим негодяя!
– Ты хочешь туда пойти?! – удивление не только слышалось в голосе великана, но и читалось по выражению его исказившегося лица.
– Не хочется, но придется, иного выбора у нас нет! Мы втроем должны или победить, или погибнуть! Ну, конечно, если ты не хочешь провести остаток дней в волчьей шкуре или в мерзкой чешуе иной твари! Сможешь ли ты смириться, что твои товарищи заледенели, а ты даже не попытался их спасти?! Сможешь ли ты жить с такой ношей?!