Проклятие Эдварда Мунка
Шрифт:
Голова раскалывается и гудит. Неудивительно – столько допросов и нервотрепки. Плюс вторая пачка подряд выкуренных сигарет. А окно открывать нельзя. Летающая по кабинету Амнистия орет и гадит на все вокруг. И из принципа улизнет в форточку. Волнистые попугайчики не могут спать при свете. Птица возмущается – на часах почти четыре ночи.
– Иди ко мне, моя девочка, – Володя Седов протянул ладонь, и Амнистия, гневно чирикнув, спикировала на руку. – Скоро спатки пойдем. Последний допрос сейчас будет. Извинюсь перед Натальей Александровной, как извинился перед Антоном Зарицким, выключу свет и отправлюсь домой. Не чирикай! За Перовой уже опера поехали. Подняли человека
Зеленая клякса опять чирикнула и перепорхнула на подоконник. Наверняка она считала, что именно так Седов и должен поступить.
– Не шуми…
Володя откинулся на спинку стола и, виновато покосившись на цокающую по подоконнику Амнистию, закурил очередную сигарету.
Несмотря на раскалывающуюся голову и плавно перетекший в ночь рабочий день, он был очень доволен собой. И начальник Карп доволен. Через распахнутую дверь видно – у него тоже горит свет. Наверное, Карп строчит отчет об успешной работе оперативно-следственной группы.
Конечно, предстоит проделать еще массу работы. Получить результаты экспертиз, провести допросы, организовать следственные эксперименты. Но в главном картина уже ясна. Двое убийц. Разные мотивы. Схема действий совпадает. Газетчики еще ответят за опубликование сведений по находящемуся в производстве уголовному делу. И стажер Юрка Рыжов расплатится за свою самодеятельность по полной программе.
Но все это будет позднее.
Главное уже сделано. Убийцы установлены и брошены за решетку, где им самое место.
Василия Бубнова Седов еще и спросить ни о чем не успел – а тот сразу же заявил:
– Это я убил Инессу Морову и Карину Макеенко.
Потом принялся что-то рассказывать про грязных женщин, которых надо очистить. И что выбирал он тех женщин, которые похожи на обидчиц художника Эдварда Мунка. В общем без бутылки в теориях преподавателя не разберешься. Но ничего, все выяснит со временем, уточнит подробности, сопоставит. На вопрос о том, был ли он знаком с Мариной Красавиной, Бубнов лишь пожал плечами и сказал, что не помнит. Про несостоявшееся свидание с девушкой в кафе еще более-менее припоминает. Про нож в кармане рассказал. Потом заявил, будто Седов выпивает его энергию, а это Василию Михайловичу жутко не нравится, и попросил отпустить его домой.
Преподаватель попал сегодня в дом. Только казенный. Ордер на арест Карп подписал мгновенно.
Перед тем, как ввести Сашу Сулимского, один из оперов шепнул:
– Сознался в убийстве писательницы. Нож нашли в общем коридоре перед его квартирой на мешке с картошкой. Прямо сверху лежал.
Седов аж за сердце схватился. Ребята молодые, неопытные, понятых надо было при изъятии звать. А сейчас парень от всего отопрется, скажет, подбросили ему этот нож.
Но Саша ничего не отрицал. Сказал, что нож его, и что Марину Красавину он убил по причине того, что писательница не отвечала на его чувства. Во всяком случае не так, как он того хотел. Следующая фраза Сулимского заставила Седова похолодеть.
– И тех женщин… Про которых в газете писали… Тоже убил я.
– А зачем?
Ответ потряс следователя еще больше.
– А они не ответили на мои письма. Я им писал, и они не ответили. Но никаких следов моей почты вы не найдете. Я удалял свои сообщения из ящиков женщин…
«Здесь что-то не так, – подумал Седов, оформляя ордер на арест. Формально-то повод имелся – признание в совершении убийства. – Он врет, у него глаза бегают. Даже имен убитых, кажется, не помнит. А ведь утверждает, что письма писал…»
Все точки над i расставил допрос Антона Зарицкого. Он долго рассказывал о своих взаимоотношениях с Мариной, об отношениях писательницы с Сашей Сулимским. Это был тот случай, когда
Седов, как говорится «не догонял».«Ленин был не так уж и не прав, называя интеллигенцию говном. Для меня любовь этой троицы – что-то запредельное», – думал следователь, выслушивая Антона.
Но главным в этом разговоре были не запутанные любовные взаимоотношения. Антон хорошо знал Сулимского. Конечно, все изложенные им сведения еще будут проверяться. Но уже теперь Седов понял. Сулимский – тот самый тип человека с неимоверными амбициями. Он хотел быть круче Била Гейтса и вынужден был сносить издевательства любимой женщины. Он виновен в ее смерти, но признание в остальных «подвигах» – это от желания придать себе значимости. В практике Седова уже был похожий случай, когда ни в чем не повинный неудачник оговаривал себя с редкой аргументированностью. И этот мальчик очень старался. Он даже раздобыл где-то репродукцию Мунка и оставил ее у тела убитой любовницы. Для следственных органов такое поведение – не новость. Сколько людей отправилось за решетку по собственной воле, пока устанавливали настоящих «серийников». Но экспертов не обманешь. Не зря ведь Дмитрий Николаевич Ярцев говорил: маловероятно, что Марину Красавину убил тот же человек, который убивал Морову и Макеенко. Все сходится. Двух первых прикончил свихнувшийся преподаватель. С Мариной расправился молодой любовник.
Заслышав звук подъезжающего автомобиля, следователь включил компьютер и открыл файл с бланком протокола допроса. Сейчас он быстренько побеседует с Натальей Перовой, чтобы потом ее уже не дергать, и отправится домой. Пора. Жена Люда просто оборвала телефон, и последний разговор превратился в форменную истерику.
– Володя! Сомова убили!
Следователь потер слипающиеся глаза. Нет, не кажется. Перед ним не Наталья Перова, а Лика Вронская собственной персоной. Зареванная до невозможности.
Он молча налил ей стакан воды из стоящего на столе графина.
Лика жадно глотала воду и рассказывала:
– Сомова убили. Того самого художника, у него мастерская в Брюсовом переулке. Я тебе рассказывала, он советовал мне не писать статью о Мунке. Пугал, говорил, что художник только неприятности приносит. Я решила еще раз с ним поговорить. Начистоту. Теперь врать уже смысла нет, все равно вся информация по делу в статье изложена. Меня гравюра, оставленная возле тела Марины, смущала… Приезжаю к нему, вижу – свет горит. В домофон трезвоню, трезвоню, а он дверь не открывает. Потом мальчик с собакой из подъезда вышел. Володя! Михаил в кустах лежал… Окровавленный весь. Умер на моих глазах. Мы «Скорую» вызвали, потом милицию.
– Хулиганы. Мало ли теперь всяких придурков по улицам болтается.
Лика покачала головой.
– Володя, там следователь его одежду осмотрел. Деньги не забрали.
– Спугнули их!
– Он перед смертью прошептал: «Эдвард Мунк»…
Седов сел за стол, выбил из пачки сигарету. Вся эта история опять начинала ему жутко не нравиться.
Взобравшись на подоконник, Лика выглянула в окно и заметила:
– Машина приехала. Женщину ведут какую-то.
– Это быстро. Просто формальность, – отозвался следователь.
Когда в кабинет вошла Наталья Перова, он помог ей снять пальто, расправил его на вешалке.
– Присаживайтесь, пожалуйста. Извините, что среди ночи побеспокоил.
– Я понимаю. Мариночку убили. Перед вечерними новостями в криминальной хронике сюжет был. Какой уж тут сон…
– Убирали ли вы квартиру Марины Красавиной вчера вечером? Когда последний раз вы были в квартире покойной? Известно ли вам о конфликтных отношениях покойной с кем-либо из друзей и знакомых?
Володя, глядя в монитор, быстро набирал односложные ответы Натальи Александровны, а потому не понял, отчего женщина вдруг вскрикнула.