Проклятие изгнанных

– Погодите, – нахмурился Верещагин и поднял руку: – Поподробнее. Что за Матвей?

– Мне тоже хотелось бы услышать это! – раздался голос, и из спальни вышел Вадим. Он уже был в шортах и майке.

– Вы не одна? – растерялся следователь, но тут же взял себя в руки: – Представьтесь, пожалуйста.

– Муж, – смешно задрав подбородок, сказал Вадим, потом бросил короткий взгляд на Дашу и добавил: – Тихонов Вадим Анатольевич, временно неработающий.

– Понятно. – Следователь показал взглядом на кресло: – Присядьте, пожалуйста.

– Вы в моем доме разрешаете мне сесть? – криво усмехнулся Вадим.

– Идиот, – одними губами проговорила Даша.

Однако супруг почувствовал ее злость и хищно сверкнул глазами:

– Вот, оказывается, как мы проводим время!

– Да, представь себе! – взорвалась Даша, однако увидев, как сморщился Верещагин, спохватилась: – Извините.

– Значит, вы не можете подтвердить алиби своей… гражданки Игнатьевой, – поправился следователь.

– Не могу! – ответил Вадим, вальяжно развалившись в кресле.

– Хорошо. – Полицейский встал и виновато посмотрел на Дашу: – На всякий случай я попрошу вас не покидать город.

– Вы хотите взять с меня подписку о невыезде? – ужаснулась она.

– Нет. Просто вы можете понадобиться, и вообще, – выразительно развел руками Верещагин и попросил: – Проводите меня.

– Постойте! – шлепнула себя ладошкой по лбу Даша. – У меня ведь есть адрес Марты!

– Что еще за Марта? – устало вздохнул Верещагин, которому уже изрядно наскучило их общение.

– Ну, как же! – схватила она его за запястье. – Это подружка Матвея.

– Понятно, – с издевкой заметил Вадим, – вас на озере было много.

– Ну да! – кивнула Даша.

– Значит, ты еще и групповухой там занималась, – обреченно вздохнул он.

– Дурак! – обиделась она.

– Погодите, – поднял руки следователь, – так вы мне половину Москвы соберете, а нужно конкретное время, это утро субботы, с десяти до двенадцати…

– В полдень я только пришла в офис, – упавшим голосом объявила Даша.

– А! – протянул Вадим. – «Замочила» старуху!

– Что ты несешь?! – в сердцах выкрикнула Даша.

– Вы вот что, – напомнил о себе следователь, протягивая визитку, – позвоните лучше мне во второй половине дня.

Колька открыл глаза. Он лежал на животе, в позе «скалолаза», как он сам называл такое положение. Правая рука вытянута над головой, левая нога согнута в колене. Если смотреть сверху, будто ползет по вертикальной стенке. Голова повернута влево, значит, уже во сне стал чувствовать дискомфорт. Некоторое время Колька лежал, прислушиваясь к ощущениям и боясь пошевелиться. Первые несколько минут ничего не было. Так, состояние легкой простуды. Но он знал, сейчас начнет крутить суставы, и появится озноб, как при сильном гриппе. Самое смешное, что у Кольки, как и у большинства наркоманов, при ломке ничего не болело, но, чтобы поднять руку, нужно было приложить много усилий. Хотелось лежать без движений, но странное состояние не позволяло находиться в одном положении, и он начинал без конца ворочаться. Эти чувства нельзя было точно описать. Плохо, и все тут, а голова занята одним: где взять? Он как-то подсчитал, если бы он все деньги, которые тратил сначала на алкоголь, а потом на наркоту, просто откладывал, то в конце концов смог бы купить не один, а целый парк достойных автомобилей.

Колька подтянул к себе штаны, брошенные прямо у стены, и сунул руку сначала в один, потом в другой карман.

– Ну?! – вымученно простонала Кома.

– Ква-кха! – проквакал ребенок.

– Нет ничего! – морщась, крикнул он и медленно сел.

– Знаю! – прохрипела Кома и сгребла к животу землистого цвета простыню. – М-мм! Дурак! Зачем все отдал?

– А они спросили? – окончательно вышел из себя Колька и встал.

Все движения давались через «не могу». Так хотелось упасть и лежать, но нельзя, еще немного, и станет совсем плохо. Тогда не то что одеться, моргать будет мучительно тяжело. Колька боялся ломки пуще самой смерти. Он чувствовал ее приближение и торопился. Скоро, совсем скоро стрелки часов начнут двигаться медленнее, а потом и вовсе замрут. Ночь растянется в вечность…

– Козлы! – простонала Кома.

– Где коробка? – спохватился Колька.

– Какая?

– Та, что я вчера принес?

– На кухне. – Кома резко перевернулась на спину: – Зачем тебе?

– Пойду, покажу одному человеку, – натягивая майку, сказал Колька. – Она – старая, может, стоит чего…

– Железяка! – Кома снова повернулась на бок. Она не могла лежать в одном положении, словно поверхность матраца была раскалена. Колька хорошо знал это состояние, еще немного, и ее совсем скрючит.

– Сама ты железяка, – срывающимся голосом сказал он. – Там дата на крышке – тысяча восемьсот девяностый год – и герб фамильный…

Как и положено наркоману со стажем, Колька знал не только где взять дозу, но и где можно пристроить в обмен за деньги ту или иную вещь. Так, например, цветной металл скупал Фрол. Он складировал его у себя в гараже, проверяя обломком магнита и взвешивая подкрученным безменом. Золотом, или как его называли на блатном жаргоне, «рыжьем», занимался Синий. Невысокого сгорбленного мужичка звали так за безобразные наколки на руках, сделанные в детстве по глупости. А вот антиквариат пристроить без документов было тяжело, поприжали перекупщиков в последнее время. Потихоньку скупал особенно достойные вещицы некто Степанов. Невысокий, худощавый мужчина с крысиным лицом имел и соответствующую внешности кличку Сурок. Только называли его так лишь за глаза, а напрямую обращались не иначе, как Сергей Сергеевич. Степанов жил в соседнем доме и работал оценщиком в небольшом антикварном магазине недалеко от Арбата. Сегодня была суббота, и Сурок должен быть дома. И хотя гостей, подобных Кольке, он принимал исключительно по воскресеньям, в припаркованном недалеко от Павелецкого вокзала стареньком «БМВ», для него делал исключение.

Дверь, как всегда, открыла мать Сурка. Подслеповатая старуха с трудом передвигалась по квартире, думала вслух и была очень сварлива.

– Здравствуйте! – стараясь придать голосу больше бодрости, поприветствовал Колька старуху. – А Сергей Сергеевич дома?

– Мама, кто там?! – раздался из недр старой квартиры голос Сурка.

– Колька к тебе опять, – окатила гостя презрительным взглядом старуха и ушла в темноту коридора.

Колька шагнул через порог. В нос сразу ударил запах старого дерева, канифоли и сердечных капель.

Двери в конце коридора приоткрылись, и в них появилась крысиная мордочка Сурка.

– С чем пожаловал? – настороженно глядя поверх очков, спросил деляга.

– Вот. – Колька с заговорщицким видом поднял на уровень лица пакет.

– Пройди! – бросил Сурок.

Оказавшись в небольшой, с единственным окном комнатке, когда-то служившей детской, а теперь кабинетом и мастерской, Колька без приглашения плюхнулся на старый деревянный диван.

– Что тут? – беря у Кольки пакет, спросил Сурок.

– Бомба, – на полном серьезе сказал Колька и тут же ощутил, как прилив жара сменил озноб. Охота шутить сразу отпала, как и вообще о чем-либо говорить. Обхватив себя руками, он задумался. Вернее, просто ушел в себя, снова прислушиваясь к своим ощущениям.

Сурок поставил пакет на стол, бросил на Кольку короткий и настороженный взгляд и поправил очки:

– До завтра не мог подождать?

– Не мог, – потухшим голосом признался Колька.

Сунув руки в пакет, деляга осторожно вынул шкатулку, поднес к глазам, повернул сначала одним боком, потом вторым, подошел к окну: