Проклятие княжеского рода

– Мне это известно.

– А тебе известно, что Эрнест так близок к государыне, что фактически стал первым вельможей в стране. Царица выполняет все его капризы. Она сама управлять государством не в состоянии и отдала все бразды в руки своего любимчика. Эрнест фактически управляет Россией. Это тебе известно?

– Мне то, что за дело? – недоумевала княжна.

– Тебе может быть, и нет до него ни какого дела, хотя зря ты так беспечна, но мне дело есть,– досадовал князь Борис.

– Что тебе нужно?

– Я слышал, ты приглянулась барону Густаву.

– Неужели, какая радость, – развеселилась Прасковья Григорьевна.

– Не паясничай, всё очень серьёзно.

– Ты полагаешь, что я выйду замуж за курляндского выскочку. Говорят, что этот Эрнест и его братик конюхи.

– Тише ты, – озираясь по сторонам, цыкнул на сестру Борис Григорьевич. – Ты нас всех погубишь.

– Ты боишься этих конюхов?

– Они в большом фаворе.

– От них несёт конским навозом.

– Государыня, видимо, так не думает.

– Это потому что она долго прожила в Курляндии, и её вкусы деградировали.

– Об этом судить не нам.

– Нет, мы должны влиять на пристрастия наших монархов. Довольно терпеть всяких безродных выскочек на русском троне.

– Да ты бунтарка, – возмутился молодой князь Мамаев. – Тебя нужно держать в крепости.

– Тебе эти курляндцы дороже родной сестры?

– Нет, как можно, – смутился Борис. – Ты моя родная сестра, я тебя люблю и за тебя горы сверну.

– Дай да Бог.

– Но ты, пожалуйста, осторожней. Не навлеки на нас беду.

– Да не трясись, ты же природный русский князь.

– Это да, но бережёного Бог бережёт.

– Измельчало русское дворянство, смотрю я на вас и удивляюсь. Не князья вы, а простые холуи или того хуже. Даже у холопов есть своя гордость. У вас нет. Вы готовы пресмыкаться перед каждым безродным проходимцем. Пропала Русь. Слушать твои речи противно.

– Много ты понимаешь, – обиделся князь Борис.

– Ладно, не станем ссориться. Что ты хотел?

– Будь немного поласковей с бароном Густавом, чего тебе стоит, ради меня. Улыбнись ему хоть разочек.

– Для чего?

– Только Густав может помочь моему продвижению.

– Ты меня совсем заморочил, говори яснее.

– Попроси барона Густава назначить меня к нему адъютантом. Помоги брату, Богом умоляю. Иначе ни как русскому человеку не пробиться наверх. Всё захватили ненасытные курляндцы. Вся власть теперь у них.

– А я что говорила, одна немчура кругом.

– Так помоги мне пробиться наверх. Нужно же нам, русским князьям, занять подобающее место.

– Хорошо, я похлопочу за тебя, хотя мне это и неприятно.

– Благодарю тебя моя родная, – князь Борис, в знак признательности, поцеловал руку сестры.

Настойчивый курляндец

Барон Густав, едва оправившись после падения с лошади, сразу же поспешил навестить свою спасительницу. Угодливые придворные показали шатёр, в котором ночевала княжна Прасковья Мамаева. И ранним утром Густав, считая себя неотразимым кавалером, перед которым не может устоять не одна девица, как бывало не раз, наведался к княжне Мамаевой.

Прасковья занималась своим туалетом, примеряя новый наряд для верховой езды. Барон бесцеремонно вошёл в шатёр, грубо растолкав служанок.

– Что это за вторжение? – возмутилась Прасковья Григорьевна.

– Милая фройляйн, я пришёл засвидетельствовать вам моё почтение, – поклонился барон Густав.

– Мне показалось, что вы наведались в конюшню.

– Что вы фройляйн, неужели ваш будуар похож на конюшню.

– Я полагаю, вы не видите разницы.

– Отчего, – растерялся барон.

– От того, что к молодым барышням не врываются. Так поступают только бандиты с большой дороги.

– О, – понял свою ошибку Густав. – Прошу фройляйн Прасковья меня извинить. Я так спешил к вам, что не мог сдерживать себя. А в качестве моих извинений примите от меня этот скромный букет.

Барон щёлкнул пальцами, и слуга внёс в шатёр большую корзину алых роз.

– Вот фройляйн Прасковья мои извинения.

Слуга поставил корзину с цветами к ногам княжны.

– Эти цветы прекрасны, они достойны вас, – широко улыбнулся барон.

Розы действительно были великолепны. Воздушные алые лепестки хранили на себе маленькие камельки росы, распространяя вокруг ароматную свежесть. Прасковья, любуясь цветами, на мгновение невольно улыбнулась, но тут же вспомнив о непрошенном госте, вновь приняла строгий вид.

– Я прощён? – продолжал улыбаться барон.

– Оставьте меня, – потребовала княжна.

– Вы слишком строги, – обиделся Густав.

– Не забудьте забрать свои цветы.

– Так нельзя.

– Я сказала, пойдите вот, – в сердцах топнула ножкой Прасковья.

– Но, позвольте.

– Я ни чего вам не позволяю, оставьте меня, сию же минуту.

– Ну, знаете ли.

Густав был возмущён, ожидая совсем другого приёма. Ещё ни кто так с ним не обращался и не выставлял его за дверь. Барон небрежно схватил корзинку с цветами и, развернувшись на каблуках, собирался покинуть шатёр.

– Ах, постойте, – вспомнив о просьбе брата, остановила гостя княжна. – Извините меня подполковник.

– Что вы фройляйн, во всём виноват только я, – вновь оживился барон.

– Оставьте цветы, они и вправду великолепны.

– Я рад услужить вам.

– Раз вы посетили меня, значит у вас ко мне какое-то предложение.

– Вы очень проницательны.

– Так, что вы желаете?

Прасковья Григорьевна с презрением наблюдала за гостем, которого распирала от низменных желаний. Его манеры были вульгарны, внешность отвратительна. Ей хотелось быстрее избавиться от этого гнусного курляндца, но она обещала похлопотать за брата и поэтому, хотя и с трудом, вынуждена была терпеть его присутствие.