Проклятие пражской синагоги
Шрифт:
– Войтех, мы не можем упустить его, – не оборачиваясь, сказала она. – Идем.
Войтех успел коротко выругаться, догнать Сашу и схватить ее за руку секунды за две.
– Останься здесь, – велел он, останавливая ее. – Я сам за ним прослежу. Ты позвони Ивану и Лиле.
С этими словами он сам принялся пробираться сквозь толпу в том направлении, в котором исчез Голем.
– Ага, конечно, отпустила я тебя одного, – пробормотала Саша, на ходу вытаскивая телефон и стараясь не отставать от Войтеха.
Тот относительно быстро добрался до лестницы, почти беспрепятственно поднялся по ней и покрутил головой в разные стороны, ища
Саша шла на два шага позади Войтеха, стараясь не попадать в его поле зрения. Пусть продолжает считать, что она осталась внизу.
– Чего тебе, Айболит? – послышался в трубке веселый голос Вани.
Саша вздрогнула, уже успев забыть о телефоне, который держала возле уха. На всякий случай отстав от Войтеха еще на один шаг на эскалаторе, она тихо прошептала:
– Мы с Дворжаком нашли Голема, идем за ним. Метро «Площадь Республики» или как-то так. Срочно подгребайте.
– Чего? – голос Вани мгновенно стал встревоженным. – Саша, вы там совсем того? Держитесь подальше, слышишь?
Саша ничего не ответила, так как эскалатор доехал до конца, Голем вышел на улицу и обернулся. Сразу стало понятно, что они обознались: это был обыкновенный мужчина, одетый немного не по погоде. Впрочем, судя по его небритому отекшему лицу, в этой же одежде его можно встретить и в декабре, и в июле.
– Обознались, – разочарованно сказала Саша, подходя к замершему Войтеху.
Заметив наконец ее, Войтех почувствовал, как его снова захлестнуло раздражение.
– Какого черта, Саша? Что я тебе сказал?
– Велел ждать тебя внизу и позвонить Сидоровым, – послушно напомнила она. – Ване я позвонила.
– То есть ты прекрасно меня слышала, но сознательно решила проигнорировать?
– Ну прости, Теша, – она сложила руки в умоляющем жесте и посмотрела на него. – Я не могла отправить тебя одного, если учесть, что ему твой пистолет как мертвому припарка. Ты бы меня одну не отпустил.
Войтех еще много чего хотел ей сказать, но губы предательски дрогнули в улыбке, и он понял, что достаточно строгого тона у него уже не выйдет. Он ничего не мог с собой поделать, когда она называла его этим детским именем.
– Ты хоть понимаешь, что в такие моменты ты можешь мне больше помешать, чем помочь? – строгости, как он и думал, не получилось, получилась скорее тоска.
– Не такая уж я и бесполезная, – улыбнулась в ответ Саша, когда поняла, что в этот раз угрозы отвезти ее в аэропорт и отправить домой не последует.
– Даже я абсолютно бесполезен против этого существа со всеми своими навыками, – фыркнул Войтех. – Интересно, чем ты планировала мне помочь?
Саша смутилась. Никакого плана у нее, естественно, не было, но теперь это уже не имело значения.
– Что-нибудь придумала бы, – легкомысленно отмахнулась она. – В любом случае, Голема здесь нет. Наверное, и нам тут больше делать нечего.
– Ты права. И Ханну, – Войтех оглянулся на вход в метро, – мы нашли слишком поздно.
– Знать бы, что он будет делать теперь? И где нам его искать?
– Для начала надо позвонить Карелу, – решил Войтех. – Сообщить об этом. Пусть даст знать своему источнику. Может, нас пустят посмотреть записи с камер. Я хочу знать,
был ли поблизости Голем на самом деле.– Хорошо, – кивнула Саша, оглядываясь на вход в метро, к которому как раз подъехала карета уже абсолютно бесполезной «скорой помощи».
30 апреля 2013 года, 19.40
Komornick'a, Dejvice, Praha 6
Прага, Чешская Республика
Купюра в целую тысячу крон почти физически грела ладонь, поэтому Мартин не вынимал руку из кармана длинной куртки, поглаживая бумажку большим пальцем, периодически легонько, совсем чуть-чуть заворачивая краешек, чтобы и не помять ее, но и почувствовать кожей приятных хруст новой купюры. Мать непредусмотрительно оставила кошелек на тумбочке, и он не удержался. Конечно, вечером она будет орать, говорить, что это была целая тысяча крон, немаленькая часть ее пенсии. Может быть, даже позвонит его старшему брату Якубу, тот по телефону начнет воспитывать его, напоминать, что он не пил уже почти два года, что ему с таким трудом нашли работу, что он не ценит родных… Якуб всегда был красноречив, как настоящий актер, не зря же играет в Народном театре.
Но сегодня Мартин не удержался. Открытый кошелек матери на тумбочке в прихожей практически кричал в голос: возьми, возьми меня, тебе нужно успокоиться, снять стресс, ты заслужил, на твоих руках умерла девчонка. Не каждый такое выдержит. А Мартин взял всего лишь тысячу, хотя там было целых шесть. И купит он не какое-нибудь пойло, от которого начинает тошнить уже к концу бутылки, а утром такое ощущение, что во рту написала целая орава бездомных блохастых кошек. Нет, он купит что-нибудь хорошее, что можно было бы налить в бокал, будь он у него, разглядывать на свет, вдыхать аромат и щуриться от удовольствия. Коньяк, например. Или виски. Мартин всегда хотел попробовать настоящий виски.
– Извращенец! – донесся до него возмущенный женский голос.
Мартин выплыл из собственных мыслей и огляделся. Какая-то женщина с пышной прической и сильно накрашенными глазами, держа за плечо худенькую девочку лет пятнадцати, торопилась отойти от него на заднюю площадку трамвая. Мартин проследил за ее взглядом, мгновенно понимая, что она имеет в виду: он стоял в длинной темной куртке, поскольку мерз почти всегда, когда было меньше тридцати градусов тепла, держал руку в кармане и мечтательно улыбался.
Мартин едва не расхохотался в лицо этой дуре. Да она дочку-то свою видела? Ей до приличной женщины, на которую такой мужчина, как он, мог бы обратить внимание, еще расти и расти. Маленькая, тощая, плоская, прям как та пигалица из метро. Еще молоко на губах не обсохло, а туда же, врач она. Мартин был из того поколения, которое учило в школе русский язык, поэтому понял, как она сказала своему дружку, что она врач. Врач, как же! Была бы врачом, спасла бы девчонку. А она к ней почти не прикасалась даже, видать, боялась ручки в крови измазать. Настоящий врач придумал бы что-нибудь и вытащил бы несчастную девочку, а эта… Тьфу! При воспоминании о случившемся в метро у Мартина мгновенно испортилось настроение. Жалко погибшую девчонку было неимоверно. И хоть бы кто попытался помочь ей. Все стояли и смотрели, только что на мобильники свои треклятые не снимали. Один он полез за ней. Имеет право снять стресс. Заслужил.