Проклятие рукописи

— Авантюра! — выдохнул Даниил.

— А мне нравится. Я — за, — поддержал Кирилла Марк.

— Голосование закончено: большинством голосов мое предложение принимается, а меньшинству остается только подчиниться принятому решению или выйти из нашей компании. Ты с нами, Даня?

— Я не против идеи в целом, но ее надо доработать, — Даня почесал макушку, — так как возникает ряд вопросов…

— У нас скоро деньги закончатся! — жестко оборвал его Кирилл. — Даня, завтра утром двигаешь в библиотеку и работаешь там, пока не найдешь подходящие объекты. А мы с Марком занимаемся снаряжением и оборудованием для нашей экспедиции. А теперь перейдем к финансовому вопросу: у кого сколько есть денег? Пацаны, не жлобьтесь, мы их сразу отобьем после продажи первых находок. Предлагаю каждому сделать взнос в размере семисот баксов.

— У меня столько нет, — обиженно заявил Марк.

— Хорошо, сдашь, сколько сможешь, но учти: это отразится на твоей доле прибыли.

При всей своей авантюрности идея Кирилла понравилась Даниилу. Благодаря ей он снова смог приобщиться к своему любимому делу, забытому за время занятия рекламным бизнесом, — работать с историческими документами, первоисточниками, воспоминаниями современников, порой перечеркивающими многие факты, приведенные на страницах учебников, которые утвердило политизированное министерство образования, перекраивающее историю в угоду очередной политической элите, пришедшей к власти. Ему нравился специфический, книжный запах библиотек, их строгая тишина, которая позволяла полностью отрешиться от действительности и отдаться блужданию в прошлых эпохах.

Историческая библиотека находилась на территории Печерской лавры, в одном из старинных зданий, и, приходя сюда, Даниил чувствовал, как им овладевает приподнятое настроение, словно приобщался к некому празднику. Здесь всегда было очень тихо, уютно, и эта обстановка способствовала размышлениям. В студенческие годы, выходя из библиотеки с «чугунной» головой от количества прочитанного, он отправлялся гулять по территории Лавры, ощущая необычное волнение при виде окружающих старинных строений и церквей, насчитывающих многие сотни лет, чувствуя с каждым шагом, как уходит напряженность и возвращается ясность мысли. С детства он готовился к духовной карьере, но поменял жизненные ориентиры и выбрал мирскую жизнь. Он порой задавал себе вопрос: правильно ли он сделал, избрав такой жизненный путь? И не мог однозначно ответить. Находясь на территории Лавры, словно на границе прошлого и настоящего, он чувствовал себя исключительно комфортно, будто бы сама эта местность подпитывала его энергией. Иногда, увидев молодых людей в монашеских одеждах, он хотел с ними поговорить, излить душу, но в последний момент что-то его останавливало, словно это могло привести к нарушению того зыбкого душевного равновесия, в котором он пребывал.

Возможность бывать в библиотеке Даниил воспринял как подарок судьбы. Поспешил распрощаться с приятелями и, радуясь появившемуся поводу, не теряя времени, отправился туда. Поиски начал с каталогов этнографических описаний местности в предыдущие эпохи; с внутренним трепетом изучал старинные карты, сверял их с современными. Работа была весьма кропотливой, то и дело ему приходилось разбирать названия, вооружившись увеличительным стеклом. Незаметно пролетело время, и, последним покидая помещение библиотеки, он решил прийти на следующий день к ее открытию.

3

На перроне метрополитена Даниил выбрал место, где меньше всего скопилось людей, ожидающих электричку. От нечего делать он рассматривал окружающих, пытаясь определить: кто, куда и зачем едет. Не важно было, верны его предположения или нет, так как это было для него развлечением, чтобы не так нудно тянулось время поездки. Обычно его внимание привлекали симпатичные молодые девушки. Завороженный их внешностью, он мысленно разыгрывал сцены знакомства и развития отношений. Иногда даже выходил вслед за понравившейся ему девушкой раньше или позже необходимой ему станции, но обычно его решимости хватало лишь на то, чтобы дойти до выхода из метро. Он не мог перебороть себя, подойти и запросто познакомиться, даже когда видел, что та, заметив его настойчивые взгляды, ждала этого. Ему мешало присутствие посторонних людей, словно им было дело до того, что он «клеил» незнакомую девчонку. Он безуспешно убеждал себя: в этом нет ничего постыдного, предосудительного, но никак не мог преодолеть этот свой «пунктик» А больше его пугало то, что понравившаяся девушка могла посмеяться над его нескладными попытками познакомиться и поставить отказом в неловкое положение.

В мыслях он был смел и находчив, но в жизни — робок и нерешителен. Возможно, объяснением этому было то, что он вырос в семье сельского священника и с детства готовился к духовной карьере, привыкнув к прилепившемуся в школе, а в дальнейшем и в институте, прозвищу «попович». Скорее всего, он выбрал бы путь своего отца и пределом его мечтаний стал бы небольшой приход с вновь отстроенной сельской церковью, если бы отец Пафнутий не скончался скоропостижно от рака желудка, когда Даниилу было четырнадцать лет. До этого они жили небогато, а после смерти отца его тридцатидвухлетней матери пришлось пойти на работу — продавцом в частный магазин, чтобы сводить концы с концами, содержа кроме него еще двоих детей.

Прибывший новый священник, отец Федор, был абсолютно не похож на своего предшественника — веселый, компанейский, знающий массу неприличных анекдотов, любитель охоты, веселых застолий, а особенно попариться в баньке с водочкой и женщинами, он сразу сблизился с сельской и районной «верхушкой»: администрацией, председателями преуспевающих товариществ и фермерами. Вскоре он обзавелся личным автомобилем «ланос» и активно продолжил строительство церкви, начатое отцом Пафнутием (церкви временно выделили одно из помещений клуба).

Церковь он удивительно быстро построил, а заодно поменял «ланос» на «мазду» и стал широко известен из-за нескольких скандальных историй с молоденькими прихожанками, среди которых были и замужние. Его попадья, Феодора, толстая, добрая и очень набожная женщина, только ниже опускала голову, слыша за спиной людские пересуды. Отголоски этих веселых историй докатились до столицы, но закончилось дело лишь тем, что отец Федор стал более осторожным в амурных делах, которые продолжали оставаться главной темой разговоров женской половины сельских жителей. Подрастающий Даниил внутренне негодовал, мечтая о времени, когда отца Федора призовут к ответу за недостойное поведение.

Но Даниила ожидал еще один удар: мать объявила, что выходит замуж за владельца магазина, где работала продавцом, и теперь они переедут в большой светлый дом, с горячей, холодной водой и нужником в доме, а не на улице. Пятидесятилетний вдовец Никодим Петрович, у которого единственный сын давно жил отдельно и далеко от него, встретил пасынков приветливо, не жалел для них ни денег, ни внимания, но Даниил продолжал считать, что мать своим поступком оскорбила память отца. Его младшие братья вскоре привыкли к более сытой и обеспеченной жизни и без тени смущения называли вдовца папой, приводя того этим в умиление.

Даниил, воспитанный на принципах добра, побеждающего через смирение и веру, имея в памяти пример достойного поведения отца, отправился в столицу, намереваясь поступить в духовную семинарию. Вот тогда его система жизненных ценностей и ориентиров стала рушиться. Он узнал, что в семинарию принимают с двадцати лет, а ему было лишь неполных восемнадцать. Он стал послушником в мужском монастыре, выполнял любую, даже самую грязную и тяжелую работу за ночлег и питание, но ощущал душевную неудовлетворенность от всего этого, как ни старался убедить себя в необходимости смиренно принимать Божий промысел.

Парад перед церквями шикарных дорогостоящих иномарок, на которых разъезжали служители Божьи, разговоры, которые вели между собой семинаристы и священнослужители, потрясли его. Даниил понял: отец Федор — это правило, а исключение — его отец. Перед ним открывалось два пути: продолжить дело своего отца, а значит, остаться на два года послушником при монастыре, поступить в семинарию, чтобы в итоге вести достойную, но нищенскую жизнь где-то в глубинке, или уподобиться отцу Федору и, несмотря на рясу, вкушать все радости жизни. Первый путь, еще недавно казавшийся единственно возможным, теперь, после столкновений с жизненными трудностями и знакомством с искушениями большого города, представлялся юноше крайне непривлекательным. Пойти по пути отца Федора значило отвергнуть то, чему учил отец, и предать его память. Ему вспомнились слова отчима, Никодима Петровича, не раз резко отзывавшегося о церковниках;