Проклятие Синей Розы

– Почему же? Из-за того проклятия, что…

– Вы знаете о проклятии? – оживился месье, и синие глаза его блеснули надеждой.

– Слышала кое что. – не стала вдаваться в подробности девушка. – Но ведь это всё – сказки, не так ли?

Месье Бертран неоднозначно покачал головой.

– Не решаюсь Вам что-либо утверждать, мисс. Я много лет не выходил из поместья Уэйнрайт, и Вы – первая живая душа, что пришла сюда после того, как…

Он не договорил, словно спохватившись.

– После чего? – совсем невоспитанно настояла Лаура, но сейчас ей нужна была истина.

Француз проигнорировал вопрос, вероятно, не желая на него отвечать.

– Боюсь, Вы не сможете отсюда уйти, мисс Клабан. – облизав пересохшие губы и поморщившись, вероятно, от боли в пораненной ладони, виновато сообщил он. – Также как и я. Мы заперты тут навечно.

Лаура поначалу опешила от такого заявления, и даже растерялась.

– Что? Нет. Я не могу сидеть здесь вечно. У меня, между прочим, там брат. И родители. И вообще всё!

Месье Бертран лишь бессильно пожал плечами. Он действительно был очень странным – то слишком нервозным, то отрешённым. Права была Мари, когда говорила это. Но и на умалишённого он тоже не походил.

– Мне очень жаль. – вновь с виноватыми нотками в голосе произнёс француз. – Я тоже потерял всех своих родных. Правда, это было очень давно.

Девушка зло вскинула голову, сверкнув глазами.

– А я ещё никого не потеряла, месье Бертран! И я Вам обещаю, что уйду отсюда – с Вашей помощью или без!

И с этими словами она выбежала в дверь, намереваясь, пусть и силой, но пробить эту невидимую стену, отделявшую её от остального мира.

Глава восемнадцатая. Лесная ведьма.

Стон пробудил его ото сна. Да кто же так громко стонет?! Хейден попытался перевернуться, всё тело затекло, но у него ничего не вышло. Так это же он сам… Жалостные всхлипы издавал он сам!

Хейден дёрнулся, но веревки, сковавшие запястья, были прочны. А ещё он особо чувствительно ощущал позвоночником столб, к которому был привязан. Темно же было так, что глаза не различали в этой тьме почти ничего. И это тоже бесило.

– Эй! – крикнул он громко, почти отчаянно. – Кто здесь есть?

Недалеко послышался шум приближающихся шагов. Тяжёлых, словно ступал сказочный великан, а на деле…

Откуда-то появившийся факел заставил ночь слегка отступить, раздвинув тьму, и перед взором парня предстала невысокая полноватая старушка, недобро сверкавшая внимательными глазами.

Её лицо напоминало сушёную грушу – настолько она была стара, рот почти лишён зубов – это Хейден увидел, как только она заговорила. Но руки её не дрожали как у большинства почтенных дам возраста женщины, и вообще от неё прямо-таки веяло какой-то незнакомой, но весьма ощутимой силой.

Приблизившись, она поднесла факел к его лицу, заставив отпрянуть в сторону от огня, насколько это было возможно. Но сейчас её целью было не сжечь заживо несчастного пленника, а лишь получше разглядеть его лицо.

– Очухался, значит. – хрипло произнесла она скрипучим старческим голосом. – Это хорошо. Будет мне знатный ужин.

Хейдена аж передернуло от этих слов. Ужин? Его что, хотят сожрать? Сначала невидимая стена в лесу, что отфутболила его, лишив сознания. Потом Марисоль с её замужеством и загадками. Яма, полная человеческих костей. Сейчас вот это…

– Бабушка, ты в своём уме? Немедленно развяжи меня! – потребовал Хейден, пытаясь извиваться всем телом. – Я просто уйду, и забудем об этом, ясно? Не будет ни полиции, ничего такого.

– Развязать? – мерзко захихикала старуха. – Ещё чего! Лучше скажи, где та девица, что была с тобой? Мне нужно много крови, очень много крови…

Вот это кровожадность. Хейден смотрел на свою престарелую пленительницу и просто не мог воспринять её как объект особой опасности, которым она, несомненно, являлась. Но это было так неправильно, и даже смешно. Но то, что она знала о существовании Лауры, было не добрым знаком. Утешало одно – до неё эта ведьма ещё точно не добралась.

– Да что же вы тут все, белены обожрались?! – заорал парень, сатанея. – Пусти меня, старая карга, не то пожалеешь, что вообще связалась!

Бабушка оказалась не обидчивой. Вернее, она вела себя так, будто он, Хейден, был надоедливым мяукающим котёнком, на писк которого и внимания можно было не обращать.

Она поставила факел в какое-то специальное приспособление, и ушла, вскоре вернувшись, таща в руках сухие пучки каких-то трав.

– Что это ты ещё надумала? – подозрительно следя за ней глазами, спросил Хейд, но та даже не ответила.

Вскоре сухая трава, аккуратно и точно в круг сложенная вокруг него и столба, к которому он был привязан, мерно затлела, выдыхая в свежий воздух ночи пряный и слегка удушливый аромат.

Старуха, кряхтя, подцепила рукой один из истлевших пучков травы, и, приблизившись чуть ли не вплотную к парню, начала что-то активно рисовать ей на его обнажённой груди.

Это было не больно, но весьма неприятно, Хейден вновь начал извиваться, стараясь помешать ей, хотя бы, наносить свои символы правильно. Он уже понял, к чему идёт дело – бабуля была сатанисткой или кем-то из той же оперы, а он, судя по всему, предназначался в жертву её тёмному хозяину.

Старуха засквернословила, и Хейд злорадно понял, что его детский план помешать чернокнижнице пока удаётся. Но вскоре получил нехилый удар кулаком прямо по лицу, и это заставило его подчиниться: бабушка била что надо, нисколько не уступая борцам на ринге, и Хейден в очередной раз удивился её силе, которой, по сути, и быть не должно в столь немощном старом теле.

Причмокивая разбитыми губами, парень языком проверил целостность зубов – хвала всем богам, они были на месте. Хотя, какая в том была разница, ведь, кажется, его хотят пустить в расход и, скорее всего, до утра он не доживёт. Как же не хотелось так глупо умирать! Но, похоже, выбора у него совсем не было.

Меж тем старуха добралась и до его рук, пачкая их всё той же травой, что и грудь, и когда её шершавая как наждачка ладонь прикоснулась к левой руке Хейдена, взгляд её, полный враждебной злости, взметнулся к лицу парня.

– Тьфу.
– сплюнула она к ногам, своим и его вполне натурально. – Охотничье отродье!

Хейд попытался задрать голову, чтобы рассмотреть, что же так вывело старуху из себя. Точно, расчёсанный в кровь узор родимого пятна, о котором он никогда не помнил, но который всегда был отчего-то особенно чтим его приёмными родителями. И вот теперь эта старушка-садистка обратила на него свой, несомненно, ненавидящий взор.