Проклятие темной дороги

— Меня зовут брат Фурриас, — сказал инквизитор.

— Да хоть Пеньком пусть зовут! — выкрикнул сотник. — Хоть Ручкой от метлы! Тебе не селян жечь, а этого… мертвячника искать…

— Некроманта, — поправил Фурриас.

— Вот-вот, и наместник так говорил.

— Он просит моей помощи? — спросил Фурриас.

— А тебя нужно просить об этом? Ты не забылся немного, инквизитор? Я старенький, с памятью у меня не шибко хорошо, но могу вспомнить что-нибудь из «Указа об инквизиции»… Напомнить?

— Странно, — выдохнул инквизитор. — Очень странно…

— Что странно?

— Ты — странный, сотник. Начал разговор ты обычными для егеря словами, косноязычно и просто, но по мере того, как злился, слова у тебя стали вырываться… разные… такие, что обычный егерь и не понял бы, наверное. Ну а предложение процитировать «Указ об инквизиции», изданный императором еще полторы сотни лет назад, — это ты совсем осторожность потерял, сотник. Может, расскажешь мне, откуда ты такой взялся?

— Пошел ты!..

— А наместник знает о твоем прошлом, Коготь?

— И снова скажу — пошел ты, убийца!..

— Так меня только что называл колдун. Перед тем, как я его убил. Он так нравился обитателям этой деревушки… Жизни им спасал. И привязывал их жизнь к своей. Пока только привязывал, но со временем… Со временем он бы стал ими управлять… Сделал бы их своими придатками… Но люди этого не знали. И сейчас не знают. Для них я — убийца доброго лекаря и трех десятков их односельчан… Привязанные — умирают вместе с тем, кто их привязал. Меня и раньше не любили в этой деревне, а сейчас — ненавидят. И знаешь, что я по этому поводу думаю?

— Нет.

— А мне плевать! Пусть ненавидят, пусть боятся — пусть. Я знаю, что я должен делать. И мне очень жаль, что я не успею побывать во всех поселках и деревнях Последней Долины…

— А жителям Долины-то как жалко…

— Мне и на это наплевать… Так и передай наместнику. И то, что я тебе говорил, тоже передай. Я последний раз трачу время на человека, не подтвердившего свое право говорить со мной подобным тоном. Ты можешь идти, сотник Коготь. И пусть оградит тебя Светлый от Бездны. Ступай с миром!

Фурриас отвернулся и пошел к деревне.

Коготь постоял пару мгновений, прикидывая, не сказать ли что-нибудь обидное вдогонку Черному Чудовищу, но потом махнул рукой и двинулся к лошадям.

Ведь с самого начала было понятно, что инквизитор ничего не выполнит. Их можно убить, но заставить — нельзя. Этим они похожи на Гартана.

Письмо им, видите ли, подавай! Или целого наместника!

Коготь и сам бы сейчас хотел увидеть его милость, спросить у безголового… сотник осекся, одернул себя, приказал такого даже в мыслях не произносить… спросить у бестолкового, о чем тот думал, когда поперся к кентаврам на переговоры. К кентаврам, после первого же приглашения, не потребовавши заложников или не назначив места встречи на своей территории. На лошадке поехал, как светлый паладин, чтобы, значит, глаза в глаза с кентавром. На равных…

А для кентавров равный только тот, кто обмануть себя кентаврам не дал.

И где теперь наместник… и жив ли? Считай, пять дней прошло с тех пор, как кентавры увезли его в дикие земли. Какое уж тут письмо!

Счастье, что Канту в замке удержали без мордобоя. В смысле, она-то как раз пару носов разбила, и даже капитану Картасу досталось; забавное получилось зрелище — капли крови на кончиках холеных усов… а ее, Канту то есть, удалось без побоев на месте удержать. Пообещал ей Коготь, что лично поедет в дикие земли для переговоров.

Канта думает, что сотник сейчас с двумя десятками егерей гоняется за тремя сотнями кентавров на их землях… И ведь рано или поздно придется ей сказать, что чудес… таких чудес не бывает, что только в книгах герои возвращаются к прекрасной даме из самых невероятных переделок…

Возле лошадей Коготь остановился, чуть не хлопнув себя ладонью по лбу. Прав таки инквизитор Фурриас, мать его… За языком следить нужно, какие романы, какие герои, кто из знакомых Когтю сотников прочитал хоть одну книгу? Совсем перестал за собой следить.

Коготь вскочил в седло, оглянулся на деревню — над ней поднимался столб черного дыма.

— Глянь! — Лис ткнул пальцем на запад, в сторону замка.

Там тоже поднимался столб дыма. Не над замком, понятно, от деревни, как ее… Кобыляки. Договорились они с местными о сигналах. Известия теперь из одного края долины до другого почти сразу долетают. Если дым — значит, требуется ехать туда. И не в Кобыляки, понятное дело, в замке что-то приключилось. Сейчас — в замке.

А семь дней назад — у крепостцы перед дикими землями.

И наместник бросился туда с двумя десятками егерей и тремя десятками арбалетчиков. А Когтя с собой не взял. Не было Когтя тогда в замке, был у тракта, следил, как мытарню ставили.

Вернулся, а наместника уже и нет. Пропал. Бросился Коготь к крепости, там ему все и рассказали. Глупая, в общем, история, хоть и обычная.

Гордость и благородство — штуки, конечно, хорошие, только среди тех, кто и сам любит ими похвастаться. А тут, да еще и с кентаврами… Им человека за ногу схватить да за собой по степи протащить пару-тройку полетов стрелы — шутка. Животики надорвать. А если нога при этом оторвется у человека или рука — хохоту на целый день. Однажды кентавр из наемников со смехом рассказывал, как в шутку врезал человеку по затылку, да так, что у того глаза вперед вылетели и на жилках повисли. Шутники.

А наместник сел на коня да поехал к ним на встречу, поговорить.

Одним ударом его выбили из седла, потом кентавры обступили упавшего, поднялась пыль, и егеря так и не увидели, что дальше было с Гартаном из рода Ключей. Когда кентавры умчались прочь, на месте не оказалось ни коня, ни Гартана. Крови, правда, тоже не было, поэтому рассвирепевший Коготь никого в крепостце не убил, оставил несколько рубцов от кнута на виноватых рожах и уехал на поиски инквизитора.

Наместника нет, но жить-то все равно нужно.

Хотя пацана, конечно, жалко. Из него что-нибудь настоящее могло получиться. А так…

Коготь пришпорил коня. Сотника звали в замок.

По дороге нужно придумать, как объяснить Канте, что не стал искать наместника. И как после этого остаться в живых.

«Я не умру, — пробормотал Гартан. — Не умру». Солнце слепило, но слезы уже не текли: влаги в теле наместника ни на пот, ни на слезы уже не осталось — все выпили солнце и горячий ветер.

Еще немного, и он упадет. И больше не встанет.