Проклятие темной дороги

Нет, можно, конечно, попросить воды… Нельзя. Он не имеет права показать свою слабость. Он подохнет здесь, в выжженных безумным солнцем диких землях, но не позволит кентаврам потом рассказывать, что они смогли сломить гордость мужчины из рода Ключей. Лучше умереть.

Хватит и того, что он так глупо попался в ловушку.

— Я не буду разговаривать с кем попало! — надсаживаясь, проорал кентавр, гарцуя перед крепостцой. — Предводитель трех сотен воинов не будет разговаривать с десятником! А если ваш наместник струсил — пусть даже не показывается возле наших земель, не оскорбляет воздух своим дыханием!

Красиво говорил кентавр с алыми лентами, вплетенными в хвост. И обидно. Примчавшийся на выручку гарнизону Гартан смог вытерпеть совсем недолго. Он видел испуганные, обожженные страхом лица тех, кто двое суток сидел за невысокими стенами в ожидании последнего броска кентавров, уворачиваясь от зазубренных стрел, которые легко выбивали камни с гребня стены и насквозь прошивали столбы навесов, заменявших в крепости дома.

Для кентавров это было развлечение: они разбили свой лагерь на расстоянии полета стрелы — своей стрелы из своего лука — от крепости, жгли костры, жарили на них, судя по запаху, мясо и постоянно гарцевали перед стенами, вызывая людей на соревнование.

У десятника арбалетчиков хватило ума не высовываться, не пытаться подстрелить обидчика и не демонстрировать свою воинскую гордость… да и какая может быть воинская гордость — двумя десятками напасть на три сотни? Глупость одна. И все.

Как только из степного марева появились кентавры и стало понятно, что уходить они не собираются, десятник приказал зажечь сигнальный костер; убедился, что почти сразу за тем, как столб черного дыма поднялся к выгоревшему на солнце небосводу, второй такой же поднялся на северо-западе; и приказал арбалетчикам и егерям не высовываться и даже не переругиваться с людозверями.

Вот приедет наместник, он разберется. Так было приказано Гартаном, и точно выполнить приказ было как никогда правильно и удобно.

Наместник с подкреплением примчался на взмыленных конях через двое суток. Наверное, так спешить было неправильно: если бы вдруг начался бой, то измотанные кони стали бы падать от усталости и жары раньше, чем от стрел и копий. Но Гартан обещал, что прибудет вовремя. И обещание выполнил.

За ним следовало его знамя, поэтому кентавры сразу поняли, что не просто конные воины прибыли, а это наместник с ними вместе приехал, человек, который должен блюсти свою честь и честь императора.

— От него воняет трусостью! — крикнул кентавр с алыми лентами, приблизившись к стене. — Как от гниющего трупа… Неужели император стал нанимать трусов?

Кентавр иноходью пробежал мимо стены, встал на дыбы, раскинув в стороны руки с узловатыми мускулами, рухнул на передние ноги, брыкнув задними и промчался в обратную сторону, на этот раз — галопом, распластываясь в воздухе.

Все это еще можно было терпеть: Гартан расспрашивал десятника о том, что именно здесь происходило и как вели себя пришельцы, стоял, демонстративно повернувшись спиной к диким землям. Но тут кентавр снова поднялся на задние ноги и двинулся к крепости, смешно переступая копытами, будто дрессированная лошадь в цирке.

— А Ключи стали жуликами! Были ключами, а стали отмычками! — проорал кентавр. — Они поставляют императору порченую кровь. Я никогда не слышал о трусах из рода Ключей. А теперь у трусости есть имя — Гартан!

И все кентавры, стоявшие напротив крепости, развернувшись в линию, разом закричали и заулюлюкали, размахивая оружием:

— Трус! Гартан! Ключи! Трус!

Кровь бросилась Гартану в лицо, когда он понял — или ему показалось, — что его воины отводят смущенные взгляды.

Им стыдно смотреть на позор наместника.

Гартан, ни на кого не глядя, молча вскочил в седло. Стены были невысокими, еле скрывали стоящего человека, поэтому кентавры сразу увидели, что наместник собирается выехать.

— Струсил? — прокричал кентавр с красными лентами, подъехав еще ближе. — И правильно, зачем рисковать? Беги, передай своим детям ядовитую, отравленную страхом кровь!

Гартан тронул бока своего коня шпорами, Гром медленно выехал из крепости сквозь неприкрытые ворота, обогнул ее, повинуясь узде, и медленным шагом двинулся в степь.

— Ваша милость! — взмолился кто-то из егерей, но Гартан даже не повернул головы.

Никто не имеет права упрекать его в трусости. Никому не позволено подозревать мужчину из рода Ключей в том, что тот не посмеет…

Удар, вспышка, темнота.

…Вода ударила Гартана в лицо, он вдохнул, закашлялся, попытался коснуться рукой груди и понял, что связан. И что лежит на чем-то твердом, воняющем шерстью. Мокрой шерстью.

Гартан открыл глаза.

Шатер. Он лежал в шатре. Разве бывают у кентавров шатры? Разве не ночуют они под открытым небом, как обычные кони? И уж точно им не нужны ковры и подушки… пусть даже такие истертые ковры и тощие подушки, на которых сейчас лежал Гартан.

Связанные руки и ноги успели затечь, их Гартан почти не чувствовал. Жутко хотелось пить, во рту пересохло, губы потрескались и запеклись.

В шатре было душно и жарко. Солнце, насколько можно было судить сквозь ткань шатра, стояло низко. Выходило, что в беспамятстве Гартан провел не так уж много времени.

— Очнулся? — удовлетворенно произнес юношеский голос.

Гартан повернул голову, чуть не вскрикнув от ломоты в затылке. Боль была ослепительной, резкой, но наместник сумел подавить стон. Они не дождутся от Гартана из рода Ключей проявления слабости. Он покажет им, как умеют умирать мужчины из его рода. Он…

Над Гартаном стоял молодой парень, не старше семнадцати лет, с кожаным ведром в руках.

— Скажи хоть слово, наместник! — парень засмеялся. — Или от удара ты лишился языка?

Гартан не ответил.

— А мне плевать, — сказал юноша. — Молчи, говори… Я предлагал сразу тебя убить, но брат хотел с тобой поговорить…

Юноша подошел к выходу, отдернул завесу и высунул голову наружу.

— Барс! — позвал юноша. — Он очнулся… Куда его? Сам подойдешь? Давай, только имей в виду, он молчит и глазами пылкает… Злится, понятно дело. Может, прирезать — и всех делов?

Юноша отступил в сторону, пропуская Барса.

— Здравствуй, — сказал Барс, опускаясь на ковер неподалеку от Гартана. — Голова болит?

Гартан отвернулся.

— Я же говорил — молчит! — радостно выкрикнул юноша. — Тут либо сразу убить, либо начать шкуру сдирать…

— Ты, Котенок, слишком долго был с кентаврами, — сказал с улыбкой Барс. — Кричишь, словно Гнедой… И повадки, смотрю, перенимать стал. На четвереньках еще не бегаешь?

Котенок насупился.