Проклятие волков. Век нерешительности. Рассказы
Шрифт:
— Я приложу все усилия, чтобы этого не произошло. Послушай, ты не знаешь, есть здесь секретные ходы через подвалы, чердаки?
Мальчик и девочка переглянулись. Глаза девочки округлились.
— Тант, — прошептала она. — Чарлз хочет спрятаться.
— Точно, — сказал Форрестер. — Ну так что, сынок? Как каждый нормальный ребенок, ты должен знать лазейки.
— Чарлз, — начал мальчик. — Конечно, знаю. Но уверен ли ты…
— Уверен! Уверен! — отрезал Чарлз Форрестер. — Бежим. Куда?
Мальчик сдался.
— Следуй за мной. И ты тоже, Тант.
Они резко нырнули в одно из зданий.
Форрестер осмотрелся
Когда он очутился под прикрытием своих апартаментов, дети уже вернулись домой, чтобы дождаться возвращения матери.
Форрестер поспешил в квартиру, закрыл дверь и запер ее.
— Инджойер, — сказал он, — ты оказался прав. Я признаю это. Зачитывай сообщения, но только медленно, чтобы я смог разобраться в сути.
— Человек Форрестер, — безмятежно сказал инджойер, — зачитываю сообщения. Винченцо д’Агностура заявляет, что вы можете рассчитывать на его услуги в качестве юридического представителя, но, согласно правилам Ассоциации юристов, звонить он больше не станет. Тайко Хирониби считает, что вследствие недопонимания вам следует встретиться и обговорить вопрос заново. Эдне Бенсен шлет вам объятия. Пакет с документами находится на вашем ресивном подносе. Вы готовы принять объятия прямо сейчас?
— Нет, позже. Приятное оставим напоследок. Есть среди остальных звонков важные?
— Человек Форрестер, у меня нет параметров для адекватного определения степени важности…
— Да, помощник попался что надо, — с горечью заключил Форрестер. — Гони выпивку, пока я думаю. Джин с тоником. — Он дождался заветного стакана и перво-наперво изрядно глотнул.
Его нервы перестали быть спутанной колючей проволокой.
— Хорошо, — сказал он. — Что это за пакет?
— На вашем ресивном подносе лежит пакет с документами, человек Форрестер. Конверт. Приблизительно девять на двадцать пять сантиметров. Меньше полусантиметра в толщину. Вес около одиннадцати граммов. Надпись: Мистер Чарлз Дэлглиш Форрестер, номер социального страхования 145 10-3088. Последний адрес при жизни: 252 Далсимер-драйв, Эванстон, Иллинойс. Умер от ожогов 16 октября 1969 года. Доставить в момент оживления. Содержание неизвестно.
— Хм-м. И это все, что написано?
— Нет, человек Форрестер. Есть машинные отметки по пересылке и доставке. Я постараюсь фонемизировать их с максимальным приближением. Сигма, трифаза, ноль, точка, алеф, парафаза…
— Достаточно! — взмолился Форрестер. — А что-нибудь по-английски еще написано?
— Нет, человек Форрестер. На сгибах едва заметные следы карбонизации. Небольшие выцветшие пятна, возможно отпечатки человеческих пальцев. Некогда на бумагу пролили разбавленную антикоррозионную жидкость…
— Инджойер, — произнес Форрестер. — У меня появилась идея. Почему бы мне не открыть пакет? Где, ты говоришь, он находится?
Лежавший на подносе конверт оказался письмом жены.
Форрестер смотрел на конверт, чувствуя, как что-то защипало в уголках глаз. Почерк был незнаком ему. Приписка под письмом гласила: «По-прежнему любящая тебя Дороти…» Но рука, написавшая строчки, была небрежной, трясущейся, дряхлой… Она даже
не могла каллиграфически выписывать буквы, чем в свое время гордилась. Форрестер разобрал письмо с трудом.Дорогой Чарлз.
Это уже, думаю, десятый или одиннадцатый раз, когда я пишу тебе письмо. И каждый раз, когда у меня вновь плохие новости или известия о смерти, я берусь за перо, как будто единственные стоящие новости, посылаемые в следующий век, а может и через несколько веков, имеют отношение к неприятностям. Не к твоим неприятностям. Уже не к твоим. В основном это касается только меня.
Хотя, должна признаться, что прожитая жизнь не была тяжким бременем. Я вспоминаю, что ты делал меня счастливой. И должна сказать, мне ужасно не хватало тебя. Но я также должна сказать, что я пережила это.
Первое. Ты захочешь узнать о своей смерти, в этом я уверена. И вероятно, люди, которые оживят тебя, окажутся неспособны ответить на вопрос. (Я предполагаю, что тебя оживят. В тот момент я не верила этому, но спустя некоторое время узнала об успешных операциях.)
Ты сгорел во время пожара дома на Кристи-стрит, 16 октября 1969 года. Доктор Тен Айк из бригады скорой помощи констатировал смерть и убедил, не без труда, использовать для твоей заморозки оборудование реверса смерти. Не оказалось глицерина для перфузии, но пожарные, тебе это будет приятно узнать, порылись по загашникам и притащили несколько бутылок бурбона… его-то и использовали как буферный раствор. (Если проснешься, как с похмелья, поймешь, откуда оно взялось!)
Возник вопрос, не слишком ли много прошло времени? Врачи считали, что тело могло оказаться непригодным из-за затянувшейся дискуссии.
Но в октябре стояла на удивление холодная погода, и они решили рискнуть. И в конце концов тебя направили в холодильник с температурой жидкого гелия, где в настоящее время, пока я пишу, ты и лежишь и где или в подобном дормере, как их начали называть, я вскоре окажусь сама.
Я не заплатила за тебя ни доллара. Страховки пожарной компании оказалось достаточно для покрытия всех расходов, впрочем изначально определенная сумма и предназначаюсь для этих целей. Если бы пришлось платить из своего кармана, то вряд ли, Чарлз, я согласилась бы на это. На моих руках, как никак, осталось трое детей.
Что можно рассказать о них? Им очень не хватало тебя.
Вэнс, в частности, больше месяца прогуливал школу, подделывая записки учителям, и подбил взрослого — я подозреваю нашу дневную прислугу — позвонить директору и объяснить причину его отсутствия, прежде чем я успела обо всем узнать. Позже он записался в отряд бойскаутов и, как говорится, развил в себе иные интересы.
Дэвид молчал. Но, как мне кажется, он не оправился от травмы. По крайней мере, в течение жизни. Он вступил в Корпус мира во время восстания хуков. Его тело было найдено сильно изуродованным, и, следовательно, его не удалось заморозить. Дэвида мы уже никогда не увидим.