Проклятое дитя

Она безвольно рыдала, выплескивая слезами и всхлипываниями свой страх, свой ужас, свое разочарование и вообще все, что рвало ее сердечко на кусочки в эту минуту. Не становилось легче, но остановиться она не могла. И не прекратила даже, когда кто-то с легкостью поднял ее на руки, бережно и осторожно прижимая к сильной груди. Не было сил поднять голову и посмотреть, кто позаботился о ней. Она просто спрятала лицо, сжала кулачки на ткани и продолжила плакать.

Ее куда-то несли, она замечала, как становится светлее, начинала слышать голоса, которые при их приближении были все более громкими, испуганными и удивленными. Не было сил поднять голову и посмотреть по сторонам. Да и зачем? Чтобы увидеть осуждение?! Чтобы увидеть в глазах всех вокруг, что так ей и надо и лучшей участи она не заслужила?! Чтобы понять, что на нее смотрят с еще большим презрением и отвращением?! Она и так все это знала и видела! И сейчас, в момент, когда особенно уязвима, это означало бы конец ее самоуважению - окончательный и бесповоротный. Это растоптало бы ее и без того слабую гордость в ничто. Это уничтожило бы все, что осталось от ее самообладания в той проклятой беседке в глубине сада.

Шум музыки, голосов людей, а после - шокированное молчание и тишина, а после - взволнованные перешептывания. Свет ослепил даже спрятанное лицо, и Анна поняла, что оказалась в самом центре того самого, чего желала избежать. Но вот ее волос трепетно и нежно коснулась чья-то рука, а тень закрыла ее от слепящего света бального зала. Хасин. Она не видела его, но так ее мог касаться лишь он. И она заплакала еще сильней - от стыда, от унижения и вины перед ним. Он ведь предупреждал ее! Он ведь говорил ей! А она не слышала! Не желала слышать и прислушиваться! А он единственный, кто желал ей добра - искреннее, беззаветно, не требуя чего-то взамен. И она так сильно разочаровала его - не могла не разочаровать! Ведь что он сейчас увидел?! Униженную, оскорбленную и сломленную девочку, а ведь взращивал в ней силу и величие. Что было перед его глазами? Обиженное, уничтоженное создание, а не гордое и вызывающее восхищение. Она безвольно рыдала перед ним, не в силах остановиться и вести себя достойно своего положения. Так что, если не разочарование она могла увидеть, если бы решилась поднять взгляд? Но она не решилась. Продолжала прятать лицо ото всех на груди Темного Стража, который держал ее в руках, скрывая своим плащом ее порванное платье и истерзанное тело. И пусть все самое постыдно было скрыто - ни у кого не могло остаться сомнений в том, что с ней произошло.

Но глаза Хасина не светились разочарованием. Они сияли алым - злостью, едва сдерживаемой яростью и гневом, который закипал в нем по мере того, как он приближался к рыдающей Анне и видел все, что с ней сотворили.

Никто еще не видел в этом дворце Бастарда в подобной ярости, когда видно, как ходят желваки под кожей на лице. Когда кровь капает с распоротых когтями ладоней, сжатых в кулаки в попытках сдержать полное обращение в боевую ипостась. Когда красивое лицо становится ужасным от того, что словно раздваивается, показывая истинный облик демона. Когда из светлых волос медленно появляются загнутые назад черные рога - витые и сияющие лавой. Когда по швам трещит идеальный костюм, не вмещая в себя увеличивающееся тело.

Огромных трудов Хасину стоило остановиться на этом, не позволяя своему телу в порыве ярости принять полную трансформацию в иную ипостась. Продолжая стискивать зубы и слушать рыдания Анны, демон вернул себе привычный облик - исчезли когти и рога, лицо стало вновь безупречно красивым и изящным, а тело приняло свои человеческие размеры. Лишь после этого он посмел коснуться пепельных спутанных волос девушки. И плач стал сильней, и демон понял причину. Убрал руку и отошел от Стража.

– Кто поссссмел?
– едва слышно, но каждый, даже в самом дальнем уголке зала услышал этот ужасающий шипящий шепот, который волной страха прошелся по коже всех и каждого.

Из-за спины Темного, что держал принцессу, стоя на ступенях, ведущих в сад, вышли еще двое и бросили под ноги своему господину младшего лорда Амайа - бессознательного и превращенного буквально в кусок мяса рычащим за спинами демонов Ташем.

Хасин не смотрел на людей вокруг, не видел их реакции, не слышал новой волны шепотков. Все, что его волновало - грязь под его ногами: иначе назвать эту мразь было нельзя. Демон не сводил глаз с закашлявшегося и приходящего в себя молодого человека, а вокруг снова застыла тишина. Стоная и кряхтя, Акир перевернулся на спину и раскрыл глаза, чтобы тут же судорожно вздохнуть и замереть под взглядом нависшего над ним Бастарда. И не так страшен был зверь, что терзал его тело минуту назад в порыве злобы, как тот, что сейчас прожигал его убийственным взглядом, который обещал ему все муки ада.

– Акир!
– пронзительный крик женщины нарушил тишину, и из толпы придворных вырвалась женщина, глядя на своего сына дикими от испуга глазами.

Взмах руки Хасина и рыдающую, вырывающуюся женщину удержал один из Стражей, не позволяя ей приблизиться. Второй остановил рванувшего следом за женой мужчину - старшего лорда Амайа. Оба родителя смотрели на своего единственного сына в страхе и ужасе, не веря и боясь за его жизнь - вполне обосновано.

Хасин не смотрел на этих людей, не смотрел на королевскую семью, которая так же была в шоке. Он не видел лица Тамира, когда тот с ужасным сожалением и жалостью смотрел на Анну в руках Темного, но не смел подойти и показать всем вокруг свои недавно возникшие отеческие чувства к дочери. Братья принцессы были в гневе и растерянности - не знали, что делать: оскорбиться тем, что честь их сестры была запятнана, или промолчать как всегда? Мать девушки сидела с каменным лицом, не выражая ни участия, ни злости, ни испуга, ни страха - лишь тень удивления промелькнула в ее глазах, сменившись привычным презрением и равнодушием. А вот Лили торжествовала: глаза сияли не от шока или переживаний, не от сожаления и сочувствия. Но никто не видел, потому что все взгляды были направлены на Бастарда - ожидающие и боящиеся. Каждый сейчас думал о том, что сделает в гневе беловолосый демон тому, кто посмел так обидеть его подопечную. Что он сотворит сейчас, когда Анна пострадала физически, если за одни только слова он растоптал и унизил достоинство и честь многих родов? Было страшно даже представить.

А Хасин смотрел лишь себе под ноги, всеми силами пытаясь сдержаться и не показать свою истинную суть обращением. Его ярость всегда была холодной и расчетливой, и сейчас был первый случай, когда он едва мог контролировать свои гнев и злобу. Они бурлили в крови, заставляя его тело меняться, находясь на грани трансформации в боевую ипостась. Он едва мог не рычать и не шипеть, пытаясь успокоиться. И все ради того, чтобы не испугать Анну еще больше. И пусть она не смотрит на него, пусть продолжает рыдать в спасших ее руках, он не желал пугать девочку еще больше. Лишь эта мысль - что он окончательно разрушит психику Анны - держала его в узде.

За спиной умоляла о пощаде леди Амайа, плача и рыдая. Пытался успокоить жену муж, все еще не верящий в то, что сотворил его сын и сбитый с толку тем, что происходит. Он не чувствовала того, что чувствовала его супруга как мать - дикого страха: не так быстро реагировал его разум, как материнский инстинкт.

Хасин медленно поднял руку на уровень лица, не сводя взгляда с глаз юноши, стонущего у его ног, и тут же просто болезненный стон сменился диким криком боли. Надрывный. Непрерывный. Ужасающий. Заставляющий мурашки страха бежать по телу каждого, кто его услышал. Юные девушки закрывали уши, чтобы не слышать этого крика. Женщины прикрывали лица руками, чтобы не позволять стонам ужаса слетать со своих губ. Мороз по коже шел у тел, кто был в первых рядах и мог видеть, как корчиться в муке тело молодого лорда, как лопаются сосуды в его глазах, окрашивая белки кровью. Могли видеть, как неестественно гнется его тело, когда ломаются кости одна за одной - медленно и по очереди. А Хасин не сводил глаз с тела под ногами, а его взгляд был пустым и равнодушным, словно он сейчас был вовсе не здесь, словно не пытал человека в угоду своему гневу, словно не он измывался над тем, кто посмел обидеть самое дорогое в его жизни. Он смотрел в никуда задумчиво и отрешенно.

Анна ничего не слышала под пологом тишины, которым была укрыта она и Страж, что держал ее на руках. Не видела ничего, продолжая прятать лицо. Не показалась странной вдруг возникшая тишина. Ей было не до тех, кто был сейчас вокруг. Она переживала свое горе, свою обиду и свою боль. Было так больно, как не было еще никогда. Ни одна обида, ни одно оскорбление или унижение не шли в сравнение с разбитым сердцем и разочарованием в самой себе. Как могла она оказаться такой глупой и наивной? Как могла поверить в то, что любима хоть кем-то? Как могла позволить себе подобное недостойное во всех смыслах поведение и действия в отношении единственного, чье мнение ценила и кем дорожила? Как могла забыть о том, ей не позволено любить и, как сейчас выяснилось, это к лучшему? Ведь так болит преданное и растоптанное сердце! Так ноет душа, в которую безжалостно плюнули и посмеялись! Ее первые чувства, которые дарили так много тепла и света принесли ей так много боли и ужаса! Разве такое бывает?! Разве могло быть что-то хуже презрения семьи и родителей? Разве могло быть что-то хуже осознания собственной ненужности и презренности? Разве могло быть еще больнее? Могло! И было! Так, что слезы не прекращали литься. Так, что дышать было трудно. Так, что не хотелось жить.

Хасин словно чувствовал то, что ощущает Анна: видел это в том, как она дрожала и плакала, видел в дрожащих плечах и лихорадочно сжатых на плаще кулачках. Он знал ее как никто другой, и ему не нужно было видеть ее лица и глаз, слышать ее голоса и видеть ее слез, чтобы понять, как ей сейчас плохо. И он не слышал криков своей жертвы, не слышал криков матери и отца. Все, что он слышал - плач Анны.

Люди вокруг был взволнованы и в ужасе. Дамы бледнели все больше, даже мужчинам было трудно держать лица, слыша подобные крики и звуки - хрустящие, булькающие и раздирающие. Многие давно отвернулись от поражающего зрелища, кто-то торопливо покидал зал, но еще долго в спину летели те крики, гарантируя много бессонных ночей.

В один миг Хасин словно очнулся и опустил руку. Тут же крики стали не так ужасны и их даже можно было терпеть. И снова только они нарушали тишину - все ждали, что будет дальше. Мать юного лорда, уже не силах стоять на ногах, просто распласталась по полу, рыдая и протягивая руку к сыну. Его отец был бледен и едва стоял на ногах, держась за бешено колотящееся сердце. А беловолосый демон вдруг задумчиво прищурился, заложив руки за спину. Резко повернулся в сторону возвышения и трона, вперив взгляд в бледного короля.