Проклятые вечностью

Мрачные тучи окутали небосвод непроглядным черным покрывалом, уравняв между собой день и ночь. Сквозь эту серую пелену не проступали ни солнце, ни луна, ни звезды, превратив окружающие путников пейзажи в одноцветное унылое полотно, неторопливо проплывающее перед уставшим взглядом. Леса, горы, реки будто сливались воедино, не задерживаясь ни в памяти, ни в сердце, желанны были лишь редкие деревушки, которые служили своего рода ориентирами, не позволяющими сбиться с пути. Однако чем дальше путешественники уходили в чащу, отклонившись от основного тракта, чтобы запутать свои следы, тем реже на их пути встречались селения, а вскоре они и вовсе исчезли, сменившись непроходимыми рощами да горами.

Заболоченные тропинки, по которым им приходилось пробираться, то и дело утопая по колено в грязи и торфяной жиже, оплетал вереск и кусты ежевики, преграждавшие дорогу на манер живой изгороди, цеплявшейся за одежду, будто костлявые пальцы древнего старца. Леденящий душу холод, непроходящий дождь и порывистый ветер пронизывали до костей, сковывая ноги острой болью. В довершение ко всему клубящийся над землей туман застилал глаза, будоража воображение, ибо за этим полупрозрачным, белесым занавесом любое движение ветвей представлялось ужасающим спектаклем, рождающим в сознании образы, заставляющие хвататься за оружие. Но хуже всего было гнетущее молчание, царившее между ними с тех пор, как путники покинули ущелье. Изредка обмениваясь друг с другом многозначительными взглядами, несущими в себе немое порицание и осуждение, они предпочитали находиться на почтительной друг от друга дистанции, лишь иногда обмениваясь короткими фразами.

Много раз Селин, гонимая чувством вины, пробовала разорвать нить мрачных мыслей охотника, скрасить дорогу непринужденным разговором, но Гэбриэл будто отрешился от всего, не выражая ни малейшего желания поддерживать беседу. И чем мрачнее он становился, тем сильнее ее сердце сжималось под гнетом совести. Ван Хелсинг не единожды спас ее, рискуя жизнью, а что она сделала в ответ? Кем бы он ни был, она была ему обязана, а долг чести был превыше ненависти. К тому же ореол таинственности, окружавший его, пробуждал в девушке немалое любопытство, заставляя теряться в догадках о его прошлом. На третий день пути это молчание стало просто невыносимым, напряжение между ними стало таким материальным, что его можно было почувствовать на расстоянии, а раздражение опутывало их своими сетями, туманя мысли и лишая здравого смысла.

— Надо было забрать лошадей у тех крестьян! Сейчас бы уже находились на подступах к Будапешту, а не месили грязь в этих болотах! Неужели ты не видишь, что мы ходим кругами? Я помню эту тропу, помню эти камни, а дальше будет узкий лаз, — пытаясь подавить гнев в голосе, проговорила Селин.

— Выходит, вампиры не только убивают людей, чтобы насытиться! Грабежом и мародерством тоже не брезгуете? Кто еще из нас животное?! — с усмешкой отозвался он, наградив ее уничижительным взглядом. — Лошади — единственное средство, помогающее им заработать на жизнь. Забери их, и они не дотянут до весны.

— Не все из нас убивают людей! Некоторые способны питаться, не забирая жизнь, другие же и вовсе обходятся кровью животных. А эти люди, раз забрались в такие дебри, едва ли переживут эту зиму. Эта епархия оборотней и то, что не забрали сегодня мы, завтра заберут они. Не сомневайся, кровавую дань собирают без опозданий и те, кто не могут оказать сопротивление, как правило становятся первыми жертвами.

— И все же не стоит примерять на себя роль Создателя и вершить людские судьбы! В этом мире мы всего лишь гости!

— Знаешь, когда есть столько способов умереть, не хотелось бы загнуться от банального холода! — проговорила она, приближаясь к нему.

— С каких пор вампиры восприимчивы к температуре? — поинтересовался он, хватаясь за возможность разузнать больше о природе своих врагов.

— Мы отличны от людей, но не столь кардинально. У нас тоже есть пределы, обычно они устанавливаются возрастом и силой породившего нас вампира, а так же клановыми особенностями. Холод ускоряет метаболизм, организм выделяет слишком много энергии на поддержание сил, но в случае отсутствия питания исход может быть фатальным. Я не настолько сильна, чтобы выносить это длительное время.

— Не слишком обнадеживающее начало! — осматриваясь, проговорил Ван Хелсинг.

— Не бойся, оборотни не входят в наш привычный рацион, — слегка оживившись, ответила она, скривив губы в обворожительной улыбке, которая, находись они в других обстоятельствах, неизменно бы осветила его душу, возвращая утраченные надежды.

— Я не боюсь. Природа страха такова, что мысли искажают действительность, но наша реальность представляет собой огненную пучину, в которой сгорают наши сердца. Мы, дети ночи — вечные изгои, обитающие в вечном мраке, и этот мрак вечен во времени. Ему нет ни конца, ни края, как и нашим никчемным жизням, утопающим в крови. Самое страшное с нами уже произошло, так что бояться уже нечего!

— Ты просто не можешь принять свою новую сущность, оттого бросаешься в крайности. Время меняет многое. Бессмертие — великий дар.

— Видимо, это общее заблуждение вампиров, которое подобные тебе получают с кровью создателя. Вечная жизнь привлекательна до тех пор, пока не поймешь простую истину: тебе предстоит провести ее в одиночестве. Вы не можете найти родственную душу, потому что вы похоронили свои собственные души — утопили их в крови, войне и ненависти, именно поэтому вы так жаждете создать себе компаньонов, но и они спустя годы уходят от вас, пытаясь скрасить эту пустоту, властвующую в ваших сердцах. Посмотри на себя, ты явно не похожа на ту женщину, в чьем сердце живет любовь. Тебя никто не ждет дома, твоя семья давно мертва, а все вокруг — лишь мертвые тени, не способные согреть ваши тела. Ты воин и живешь ради войны, но с какой целью она ведется? Кого ты защищаешь?

— Перестань! Зачем ты все это говоришь? — вскричала Селин, чувствуя, как перед глазами встает пелена кровавых слез. Его слова воскресили в ее душе воспоминания о погибшей семье. Отец, мать, сестры, будто наяву она видела их растерзанные тела, но в ту же секунду по сердцу разлилось приятное тепло, боль отступила, и ей на смену пришло умиротворение. Перед глазами проплывали тихие семейные ужины, ее радость в тот момент, когда, забыв про игры, она бежала в поля встречать отца, возвращавшегося с гор вместе с остальными каменщиками. Это была настоящая жизнь, наполненная радостью и семейным уютом. Это было настоящее счастье, которое осталось похоронено в веках. А что было у нее сейчас? Лишь злоба и месть, подобно тлеющему огоньку поддерживающие в ней жизнь.

— Я так говорю потому, что ты врешь даже себе! В твоих глазах нет счастья, нет любви, так скажи мне, ради чего ты живешь?

— Ради мести! Оборотни убили всю мою семью. Я поклялась, что пока дышит хотя бы один из них, я не смогу обрести покой!

— Должно быть, ты пашешь без выходных? — с легкой усмешкой произнес он.

— Ты находишь в этом что-то смешное? — прорычала она, выхватив из-за пояса небольшой серебряный кинжал. Однако охотник в тот же миг перехватил ее руку, завернув к лопатке так, что девушка была вынуждена прижаться к нему.

— Думаешь, что месть — это панацея? Око за око, жизнь за жизнь? Нет! Это болезнь, это ложь, которой ты себя окружила. Месть порождает лишь месть — это замкнутый круг. Она только растравляет твои раны, не дает им зажить, отравляет своим ядом и туманит разум. Хочешь воевать? А ради чего? Не будь оружием тех, кто твоими руками вершит чужие судьбы.

Глядя сейчас в пылающие гневом глаза вампирши, Ван Хелсинг не мог удержаться от проведения некой параллели между двумя женщинами, избравшими путь мести. Анна и Селин были не только поразительно похожи внешне, в их сердцах горел тот безудержный огонь, способный пробудить страсть в каждом мужчине, но по иронии судьбы они избрали путь мести и их цветущие жизни забрали бессмертные, сделав их оружием в своих нескончаемых интригах. Они обе избрали неверные мотивы, чтобы достигнуть желаемого, и ненависть их поглотила — лишила жизни, смерти и мечты. Она забрала их души, наполнив сердца злобой. Но разве был у них иной выбор? Как ни пытался он прокрутить в своей голове разные варианты развития событий, итог был всегда один — смерть или бессмертие. Как ни старался, но он не мог найти в их судьбе место для обычной человеческой жизни, для счастья — это был их крест, который их хрупкие плечи вынуждены нести до скончания веков.