Проклятые

– Меня? – Он втыкает булавку обратно в щеку. – Называй меня просто Арчер.

Я тяну время.

– За что тебя отправили в ад?

– Меня? – говорит этот парень, Арчер. – Я взял «калаш» своего старика… – Опустившись на одно колено, он приставляет к плечу невидимый автомат. – Уложил предков на месте. Потом застрелил младшего брата и младшую сестренку. И бабушку тоже. И нашу колли по кличке Лесси… – Под конец каждой фразы Арчер нажимает на невидимый спусковой крючок, глядя в прицел воображаемого автомата. При каждом нажатии его плечо резко уходит назад, как от отдачи, синий гребень на голове дергается и дрожит. Продолжая смотреть в невидимый прицел, Арчер продолжает: – Я спустил в унитаз свой риталин, приехал в школу на тачке предков, расстрелял всю футбольную команду и троих учителей… Они все мертвы, все мертвы, все мертвы. – Он встает, подносит ко рту воображаемый ствол и, сложив губы в трубочку, сдувает воображаемый ружейный дым.

– Чушь собачья! – кричит футболист Паттерсон, который уже окончательно восстановился в подростка с рыжими волосами, серыми глазами и крупным номером 54 на футболке. В одной руке он держит шлем. Его ноги царапают пол, острые стальные шипы на бутсах скрипят по камням. – Полный бред, – усмехается Паттерсон, качая головой. – Я видел твое личное дело, когда тебя сюда определили. Там написано, что ты просто вшивый магазинный воришка.

Умник-ботан Леонард заливается смехом.

Арчер поднимает с пола твердый, как камень, «снежок» из попкорна и со всей силы швыряет его Леонарду в ухо. Во все стороны разлетаются зерна попкорна и несколько ручек, выпавших из кармана у Леонарда, который сразу же прекращает смеяться.

– Нет, вы прикиньте, – произносит Паттерсон. – В его личном деле написано, что наш мистер Серийный Убийца попытался украсть в магазине буханку хлеба и пачку подгузников.

Все-таки оторвавшись от зеркальца, Бабетта переспрашивает:

– Подгузников?

Арчер подходит к клетке Паттерсона, просовывает подбородок между прутьями и рычит сквозь стиснутые зубы:

– Заткнись, хрен бандажный!

Бабетта удивляется:

– У тебя есть ребенок?

Обернувшись к ней, Арчер кричит:

– И ты тоже заткнись!

– Возвращайся к себе в клетку, – говорит Леонард. – Пока ты нас всех не подставил.

– Чего? – Арчер приближается к клетке Леонарда, вынимает из щеки булавку и принимается вскрывать замок. – Боишься дисциплинарного взыскания в личном деле, да, мелкий прыщ? – Ковыряясь булавкой в замке, он усмехается: – Боишься, что тебя не возьмут в универ Лиги плюща? – Замок поддается, и Арчер распахивает дверцу клетки.

Схватившись за дверь, Леонард закрывает ее и кричит:

– Не надо!

Незапертая дверь снова распахивается. Леонард пытается удержать ее.

– Запри скорее, пока не явился какой-нибудь демон…

Синяя голова Арчера уже приближается к клетке Бабетты, держа наготове булавку, он говорит:

– Эй, красотка, я знаю одно живописное местечко на западном побережье моря Насекомых. Тебе понравится. – Он открывает ее замок.

Леонард продолжает держать свою дверь.

Моя клетка открыта. Я сжимаю руку в кулак вокруг своего нового перстня с бриллиантом.

Паттерсон кричит:

– Ты, утырок, не сумеешь добраться даже до дальнего берега озера Дерьма!

Распахнув дверцу клетки Бабетты, Арчер отвечает:

– Ну, тогда пойдем с нами, хрен в бандаже. Покажешь дорогу.

Убирая косметику обратно в поддельную сумочку «Коуч», Бабетта замечает:

– Да… Если не побоишься.

Она приподнимает подол и без того коротенькой юбки, как будто не хочет, чтобы он волочился по полу. Будучи истинной мисс Проститутти О'Проститут, Бабетта демонстрирует ноги почти до трусов и выходит из клетки, изящно ступая на каблуках в своих поддельных «маноло бланиках».

Леонард наклоняется и подбирает упавшие ручки. Вытряхивает из волос липкие крошки попкорна.

Арчер подходит к клетке Паттерсона. Держит булавку подальше от прутьев, чтобы тот до нее не дотянулся, и подзуживает его:

– Ну что, пойдем погуляем?

Пытаясь привлечь внимание Леонарда, я излагаю ему свою теорию о терапевтической модификации поведения, пришедшей на смену старому доброму экзорцизму. В наши дни, если кто-то из моих подружек, из моих ныне здравствующих подружек, целыми днями сидит в спальне и пытается вызвать у себя рвоту, то ей ставят диагноз: булимия. Вместо того чтобы пригласить в дом священника, который поговорит с девочкой о ее поведении, проявит внимание и участие и изгонит вселившегося в нее демона, современные семьи обращаются к когнитивно-поведенческому психотерапевту. А ведь еще в 1970-х годах девчонок-подростков с расстройствами пищевого поведения обливали святой водой.

Моя надежда поистине неубиваема, но Леонард, черт возьми, не слушает.

Арчер уже выпустил Паттерсона из клетки. Бабетта присоединяется к ним, и все трое уходят к огненному горизонту сквозь облака черных мух под истошные вопли грешников. Паттерсон подает руку Бабетте, чтобы ей было удобнее идти на каблуках. Арчер презрительно усмехается, но, возможно, так просто кажется из-за булавки у него в щеке.

Я еще продолжаю излагать свою теорию, что зависимость от ксанакса проистекает из демонической одержимости, но Леонард, мальчик с красивыми карими глазами, выходит из клетки и мчится следом за остальными. Мой первый и единственный друг в аду, Леонард, пробирается сквозь завалы засохших мармеладных мишек и тлеющего угля. Он озирается по сторонам, нет ли поблизости демонов, и кричит:

– Эй! Подождите меня! – И мчится за удаляющимся синим ирокезом Арчера.

Только когда вся четверка почти исчезает из виду, превратившись в четыре бунтарские точки на фоне пузырящегося дерьма и разбросанных по полу желейных пастилок, я выбираюсь из клетки, делая первые запретные шаги вслед за ними.

VII

Ты здесь, Сатана? Это я, Мэдисон. Подобно группе туристов, мы отправились на экскурсию по аду. Исследуем местность. Осматриваем наиболее интересные достопримечательности. И мне приходится сделать одно небольшое признание.

Наша компания обогнула по краю жирную, шелушащуюся пустыню Перхоти, где палящие ветры, горячие, как миллиард фенов, сдувают чешуйки отмершей кожи в барханы высотой с Маттерхорн. Мы прошли мимо Больших равнин битого стекла. И теперь, после долгого утомительного перехода, мы стоим на вершине отвесной скалы из вулканического пепла, откуда открывается вид на бескрайний бледный океан, что простирается до самого горизонта. Ни единая волна, ни единая полоса ряби не нарушает его белесую гладь: оттенок чуть грязноватой слоновой кости, похожий на потертую белизну поддельных «маноло блаников» Бабетты.

Прямо у нас на глазах вязкий прилив этой белесой жижи поднимается и покрывает еще несколько дюймов пепельно-серого пляжа. Жидкость до жути противная и такая густая, что она не накатывает на берег, а медленно наползает. Вероятно, здесь никогда не бывает отливов. Всегда только прилив.

– Ну вот, зацените, – говорит Арчер и обводит морские просторы широким жестом. – Дамы и господа, позвольте представить вашему вниманию Великий океан зря пролитой спермы…

По словам Арчера, сюда стекает весь эякулят, извергаемый при мастурбации на протяжении всей истории человечества, или как минимум со времен праотца Онана. Точно так же, говорит он, в ад стекает вся кровь, пролитая на земле. И все слезы. Каждый плевок на земле попадает куда-то сюда.