Прокурор Брише

При мысли об этом судья в нерешительности остановился.

«Да, – думал он, – но что, если я вдруг узнаю в преступнике самого Брише и должен буду признать его виновным?»

Но вера в честность своего друга была так велика, что страх увидеть в мошеннике бывшего товарища быстро прошел, и он начал смеяться над своими опасениями.

«Да я просто с ума сошел и, веря в подобную нелепость, обижаю моего бедного Брише».

Но в ту же минуту у него появилась мысль, заставившая его вздрогнуть. Он вдруг припомнил одну подробность из рассказа Картуша, позабытую им: чтобы проникнуть к настоящему или мнимому Брише, надо было произнести следующий пароль: «Поговорим о герцоге Вивьенском!» Судья хорошо помнил, как друг чтил память покойного герцога.

Откуда взялось это имя и не указывало ли оно, что сообщником Картуша был действительно Брише? Погруженный в эти размышления, де Бадьер шел по улицам совершенно бессознательно и очнулся, увидев перед собой дом исчезнувшего друга.

«Что мне делать? – думал он. – Если Брише и виновен, могу ли я покрыть позором его дочь и жену? Может, зайти к ним; не узнаю ли я здесь чего-нибудь, что подскажет мне истину?»

Он опустил молоток, и Колар отворил дверь.

– Не получали ли вы известий о моем господине? – спросил он.

У старого слуги превратилось в привычку задавать этот вопрос при каждой встрече с судьей. Таинственное исчезновение прокурора, казалось, сделалось единственной заботой преданного старика. Судья так часто отвечал отрицательно на этот вопрос, что Колар невольно вскрикнул, когда де Бадьер задумчиво произнес:

– Да, получил, – и тотчас же прибавил: – Есть известия, но странные!

Занятый своими мыслями, судья говорил машинально, не сознавая даже, что говорит, но, услышав крик, быстро поднял глаза.

– Что с тобой, Колар? – вскричал он при виде слуги, бледного как полотно и схватившегося дрожащими руками за косяк двери, чтобы не упасть; от сильного волнения он весь трясся.

– Ах, сударь, вы меня просто поразили, – сказал он слабым голосом, – когда вы сказали, что получили известия, я думал, господин мой нашелся. Но эти известия… странные, как вы говорите, ясно доказывают, что его нет в живых. Переход от радости к отчаянию – слишком сильное ощущение для моих лет, потому что ведь я угадал, господин судья, наш барин умер?

В голосе Колара послышалась такая глубокая скорбь, что де Бадьер сейчас же сказал про себя: «Он так любит Брише, что поможет мне, если я доверюсь ему».

Крупные слезы катились по лицу слуги, и он тихо повторял: «Мой бедный господин умер!»

Судья отстранил Колара, стоявшего на пороге, и вошел в переднюю, говоря:

– Успокойся, мой друг, и скажи мне прежде всего, где твои госпожи?

– Чтобы избавиться от крика и шума толпы, привлеченной казнью, они обе удалились во внутренние комнаты. – И Колар хотел выйти, прибавив: – Я доложу о вас.

Судья поспешно удержал его:

– Нет, Колар, не беспокой дам, мне нужен ты. Пойдем в маленькую приемную.

Судья прошел в следующую комнату, за ним последовал и Колар с выражением грустного удивления на лице.

– Постарайся припомнить всю твою жизнь в этом доме и скажи мне, давно ли ты служишь здесь? – продолжал судья, посадив старика возле себя.

– Через два месяца будет двадцать два года, как я живу здесь; я поступил за два года до первой женитьбы моего господина.

– Ничего особенного не случилось до женитьбы? Была ли действительно первая жена сиротой, как говорил сам Брише, не знаешь ли ты?

Существование сапожника Пижо было тайной господина, и верный слуга не решился ее открыть.

– Да, круглая сирота, – сказал он.

– Не было ли у нее других родных, с которыми у Брише могли быть неприятности?

– Нет, никого не было.

– А у твоего господина не было ли знакомых, с которыми бы он враждовал?

– По смерти отца своего мой господин остался один в этом мире.

– Но до твоего поступления не было ли у Брише с кем-нибудь крупной ссоры, не говорил ли он тебе, что хочет отомстить кому-нибудь?

– Из своей прошлой жизни мой господин вспоминал только одного человека, да и то не с ненавистью.

– Кого же именно?

– Герцога Вивьенского.

При этом ответе судье показалось, что он слышит голос Картуша, говорившего ему: «Пароль следующий: “Поговорим о герцоге Вивьенском!”»

– Не знаешь ли ты, – продолжал де Бадьер, – почему господин твой любил герцога, умершего за тридцать лет до его рождения?

– Это была тайна между отцом и сыном.

– А он не передал ее третьему лицу?

– Я думаю, что она была известна его первой жене.

– А дочь знает?

– Не думаю.

– А вторая жена?

– Я уверен, что нет. Недавно она спрашивала, почему портрет герцога стоит на самом почетном месте, и хотела заменить его своим. Герцог спасся только благодаря тому, что моя госпожа решила вставить свой портрет в пустую раму, стоявшую напротив. После второго брака господин Брише заказал эту раму для своего собственного изображения во весь рост.

– Где же этот портрет?

– Он не был нарисован, потому что в это время мой господин исчез.

– Так что теперь ничто не напоминает вам черты исчезнувшего хозяина дома?

– К сожалению, нет. Был только портрет в миниатюре, принадлежавший мадемуазель Полине. Она вздумала вставить этот портрет в браслет, и на Рождество у нее украли его во время Всенощной.

Де Бадьер невольно ощупал браслет, лежавший у него в кармане. Ничто в ответах Колара не навело его на новый след. Но он все надеялся.

– Послушай, друг мой, постарайся вспомнить, что говорил и делал твой господин накануне своего отъезда?

– Да я вам повторял раз сто, господин де Бадьер, что его целый день не было дома.

– Где же он мог быть?

– У вас.

– Это правда, но у меня он пробыл не больше часу.

– У своего нотариуса, может быть, – сказал Колар с легким колебанием, как бы припоминая что-то.

– Что же он делал у своего нотариуса? Писал завещание, как ты думаешь?

Вместо ответа Колар недоверчиво посмотрел на судью, как бы спрашивая, к чему ведут все эти расспросы. де Бадьер понял его мысль.