Прокурор Брише

Прежде Брише пугала мысль иметь подобного человека своим тестем, но потом он решил, что, выдавая ему хороший пенсион, можно будет отправить его куда-нибудь подальше; узнав же, какой дорогой ценой приходится покупать удаление Аннибала, только вздохнул, с грустью вспомнив тестя сапожника, довольствовавшегося такой ничтожной суммой.

Понятно, что чувствительный капитан не очень-то грустил об исчезновении зятя и поспешил воспользоваться случаем: под предлогом опасности одиночества для обеих женщин он совсем поселился в доме Брише. Сладко кушая и опорожняя бесчисленное множество бутылок из прокурорского погреба, капитан чувствовал себя как в раю. Щедрый, как все кутилы, он делился своим счастьем с друзьями, такими же бездельниками, как он сам, смотревшими на этот огромный дом как на гостиницу, хозяином которой был Аннибал Фукье. Часто на втором этаже раздавался шум оргий и ссор этого благопристойного общества.

Блаженство капитана было бы беспредельно, если бы не существовало человека, возмущавшего его честную душу. Мы говорим о старом управляющем Коларе; и покуда Аннибал довольствовался кутежами с товарищами, старик ничего не говорил, хотя не скрывал своего негодования при виде их безобразий. Он ежегодно платил пенсион, назначенный самим Брише при том условии, что капитан не будет жить не то что в его доме, но даже близко; но Колар снисходительно относился к несоблюдению этого условия. Когда же Аннибал потребовал увеличения пенсиона, то управляющий наотрез отказался и никакие угрозы не произвели желаемого действия на старика.

– Надо удвоить эту жалкую сумму, – ревел Аннибал.

– Дождусь приказаний моего господина.

– Да он у черта в лапах.

– Тем более надо подождать, – возражал флегматичный управляющий.

Тогда капитан начал выживать старика из дома, но его поддержала Полина, искренне любившая преданного слугу. За него вступился и нотариус, распоряжавшийся состоянием Брише; он объявил, что обязан выдавать проценты лицу, пользовавшемуся полным доверием отсутствующего господина. Аннибал прибег к помощи своей дочери, но она, зная неподкупную честность Колара и умение отца распоряжаться чужими деньгами, взяла сторону управляющего. Таким образом старик отстоял свои права и, конечно, не сделался щедрее по отношению к буйному капитану, продолжая терпеливо выносить его буйные выходки. Но однажды и он потерял свое обычное хладнокровие, когда тот кричал с пеной у рта:

– Постой, дай только убедиться в смерти моего зятя, и тогда я тебя вытолкаю отсюда, старый скряга, и дочь моя наконец-то будет полной хозяйкой.

– А барышня, вы ее ни во что не ставите?

– Полина-то твоя? Эта противная комедиантка меня не стеснит, я очищу дом от всей дряни, клянусь тебе.

При этих словах Колар выпрямился и, устремив свои серые глаза на колосса, резко произнес:

– Осмельтесь только, капитан!

– Да ты меня, кажется, испугать хочешь? Вот потеха-то! Господин Колар собирается вызвать меня на дуэль! Ха-ха! Покажи-ка твою шпагу, старый дурак!

Колар пожал плечами:

– Зачем шпага! И от малой дозы яду околевают быки посильнее вас.

Это было сказано так решительно, что капитан почувствовал дрожь во всем теле и задумчиво пробормотал:

– Такое животное в состоянии исполнить свое обещание.

Таково было положение дел в доме Брише до дня казни Картуша, когда судья дал поручение Колару. После ухода управляющего де Бадьер взглянул на часы. Было более двенадцати, обыкновенное обеденное время; значит, хозяев можно найти в столовой, и, немного подумав, он велел доложить о себе.

Обе дамы сидели за столом в обществе капитана, проигравшего в эту ночь все деньги и потому возвратившегося домой к обеду, так как в ресторане нечем было заплатить. Конечно, он был в самом отвратительном расположении духа и все время ворчал, выжидая, когда какая-нибудь неловкость со стороны лакея даст ему возможность разрядиться и излить весь свой гнев. Дамы не обращали никакого внимания на его бурчание. Живя в одном доме с этим свирепым животным и питая к нему полное отвращение, Полина старалась забыть о его существовании, но не скрываемое ею презрение к капитану увеличивало с каждым днем его ненависть к молодой девушке. Полина сидела уже за столом, когда Аннибал вошел, и потому ей неловко было уйти, но, если бывало возможно, она всегда удалялась при его появлении: если же он обедал за общим столом, то молодая девушка приказывала подавать в свою комнату.

Аврора же была совершенно равнодушна и по привычке не обращала внимания на выходки своего отца. Да к тому же принесенная в это утро записка совершенно расстроила ее.

Прочитав, она страшно побледнела и сказала мальчику:

– Передайте ему, кто вас послал, что его ждут сейчас же, он сам знает где.

Потом она провела несколько часов в своем павильоне и вышла оттуда бледная и сильно взволнованная. Полина, увидев судью, бросилась к нему на шею и, не слушая его возражений, приказала принести еще один прибор. Проведя ночь на допросе, де Бадьер был голоден и не очень упорно отказывался от обеда, да и к тому же ему надо было дождаться возвращения Колара. Аврора старалась скрыть свое беспокойство, рассыпаясь в любезностях перед вновь прибывшим; на капитана же приход судьи подействовал благодатно: гнев его мгновенно прошел, так как неустрашимый Аннибал боялся всех судей в мире; теперь он сидел молча, стараясь не обращать на себя внимания, даже ел без обыкновенного чавканья.

Несмотря на все усилия, по временам Аврора делалась рассеянной и забывала о госте; наконец она задумалась и после нескольких минут глубокого молчания сказала лакею, прислуживавшему за столом:

– Скажите Колару, что мне надо с ним переговорить.

– Его дома нет, – отвечал слуга.

«Это животное никогда не найдешь, когда нужно», – подумал Аннибал, сердившийся на Колара за недавний, вторичный отказ прибавить ему денег.

– Это моя вина, что Колара нет. Я позволил себе послать его по одному безотлагательному делу, – сказал судья, обращаясь к Авроре.

Она поклонилась. В доме Брише на де Бадьера смотрели как на самого близкого родственника, и потому его поступок никого не удивил. Когда все встали из-за стола, раздался глухой удар молотка.

– Колар возвратился, – доложил слуга.

– Хорошо, велите ему подождать меня, но пусть сперва сообщит господину де Бадьеру, выполнил ли он его поручение, – сказала Аврора, направляясь к двери, ведущей в сад. Проходя мимо судьи, она поспешно проговорила:

– Я сейчас вернусь.

Но у выхода она встретилась с отцом, и он остановил ее со словами:

– Нет ли у тебя несколько луидоров для твоего отца?

– Да разве у меня деньги могут залежаться, – ответила она.

– Да ты подумай, где-нибудь найдется два или три луидора.

Дочь давно поняла всю низость отца, продавшего ее старику из-за своих корыстолюбивых видов; при этом беспрестанно повторявшемся выпрашивании она не могла скрыть своего презрения к нему. Но Аннибал не понял ее насмешливого тона, думая, что она не знает, как ей поступить, – дать или не дать, – и поспешно прибавил:

– Я тебе отдам все, что взял за это время, честное слово! Как только получу от этого противного Колара, так сейчас же заплачу.

Эта фраза, должно быть, напомнила о чем-то Авроре; она взглянула прямо в лицо капитану и резко сказала:

– Вот как! Вы нынче платите ваши долги?

При этих словах дочери Аннибал принял вид невинно оклеветанного человека:

– Как, ты сомневаешься в честности своего отца! Несчастная! Отца… который…

Но Аврора прервала его тираду.

– В таком случае вы бы должны были заплатить пятьдесят тысяч франков, украденных у барона, – сухо произнесла она.