Прометей: Неандерталец

Сейчас мы шли по самой кромке воды, потому что внизу лежал утрамбованный песок, и берег был ровный как стрела. Надо было отдохнуть и перекусить, но я пока не видел ни малейшего намека на топливо для костра. Бревна и хворост обычно выбрасывало на берег, где были бухточки и мыски. Пару часов движение было крайне удобным, пока снова не стали встречаться крупные валуны, которые образовывали препятствия. Я взял влево, чтобы вернуться в холмостепь. Здесь берег был немного крутым и, лишь поднявшись наверх. я увидел костер в тридцати метрах в небольшом распадке, вокруг которого сидело трое неандертальцев. Двое мужчин, при виде нас схватились за копья, женщина спряталась за них и с интересом оглядывала нашу странную пару.

Назад идти было поздно, пришлось идти вперед, тем более, что у костра лежала небольшая антилопа, судя по виду, только что лишившаяся внутренностей и шкуры.

«Бей первым, Фредди», — вспомнилась фраза из моего так и не просмотренного фильма, и я коротким замахом послал вперед копье. Мужчина успел отскочить, а женщина не среагировала: копье вонзилось ей в грудь и опрокинуло на землю. Молча, без слов, оба дикаря ринулись на нас. Дикарь, что бежал на меня, не мог предположить, что каменный топор тоже можно швырять. В этот раз я был точнее и камень ударил в район правого глаза. Второй дикарь теснил Санчо, но подросток ловко увертывался. Пользуясь замешательством неандертальца, который частично ослеп и был оглушен, я выдернул свое копье из женщины и всадил в спину своему противнику.

Второму удалось выбить топор из рук Санчо, и теперь парень просто увертывался и отбегал, изматывая соперника. Мои уроки не прошли даром, я даже почувствовал гордость, но не стал дожидаться окончания боя, прервав его самым подлым ударом в спину. Дикарь остановился, даже развернулся, пытаясь вырвать копье из моих рук. Но на большее его не хватило: ноги подогнулись, и он упал на колени, опираясь на руки.

— Санчо, убей его, Га, — я потерял интерес к бою.

Первый был мертв, женщина хрипела в агонии. Никакого угрызения совести. Ни малейшего сочувствия, на душе было спокойно, словно я забил поросят со скотного двора Плажа. Послышался глухой сочный удар: голова неандертальца превратилась в месиво. Санчо выдернул свой топор и подошел, равнодушно смотря на умирающую женщину.

— Хочешь ее, парень? Не стесняйся, бери пока еще теплая, — слова сами срывались с моих губ, прежде чем успевал осознать смысл.

Во что я превратился? Откуда такая жестокость и такой цинизм? Я видел смерть и раньше, приходилось убивать и не раз, но никогда я не испытывал удовольствия от этого процесса. А сейчас часть меня, которая была наблюдателем, приходила в ужас от меня самого. Вторая часть получала наслаждение.

Неандертальцы видимо только успели освежевать добычу: первые куски мяса, насаженные на прутики, лежали в огне, почернев. Нарезав себе порции, мы стали жарить мясо. Антилопа оказалась детенышем, мясо было нежное и вкусное. Наевшись, я поручил Санчо охранять и жарить мясо, чтобы взять его дорогу. Жареное мясо лучше хранилось и меньше портилось. Свежее уже на второй день начинало отдавать запашком. Растянувшись на пригорке, я моментально уснул, несмотря на прохладную почву и трупы рядом, которые мы даже не удосужились убрать в сторону. А зачем? Я же неандерталец. «На чьей арбе сидишь, того и песни пой», — гласит кавказская мудрость. А раз я в каменном веке среди неандертальцев, так и вести себя буду соответственно. Игры в благородство оставлю для средневековья, если меня судьба туда закинет. Вот там буду расшаркиваться, махать шляпой с пером и спать с бледными женщинами, которые моются пару раз в жизни и выливают на себя ведро благовоний, чтобы не смердеть.

Когда я проснулся, начинало темнеть, костёр почти догорел, запаса хвороста не было. От антилопы остался только скелет, Санчо набил под завязку наши рюкзаки жареным мясом. Я возблагодарил Бога, что мне попался этот полукровка, путешествие с которым было куда безопаснее и комфортнее. Единственная проблема — нежелание произносить русские слова. Понимал меня парень неплохо, но сам предпочитал ограничиваться односложными словами своего дикарского языка.

Что меня удивило — практически все неандертальцы говорили на одном языке, слова были одни и те же, и друг друга они понимали. Это было тем удивительнее, что все кроманьонцы не понимали друг друга, особенно сильное языковое различие было между местными и мигрантами второй волны. Мы спустились к берегу и шли дальше в поисках места для ночлега. Через километр, уже в темноте мы набрели на место среди камней, где было немного хвороста и следы от костра.

Пока Санчо добывал огонь, я пытался анализировать языковые особенности неандертальцев и кроманьонцев. В принципе, ничего необъяснимого не было: неандертальцы пришли давно и все время кочевали, постоянно контактируя друг с другом. Их речь была проста и не менялась тысячелетиями, поэтому они все были носителями единой речи со времен своего исхода из Африки. Кроманьонцы шли волнами, зачастую длительно оседая на конкретных местах. За годы смены поколений их более развитая речь претерпевала изменения, обогащалась новыми словами названия животных, ландшафта и растений. Со временем эти различия становились столь сильными, что они уже не понимали друг друга.

Огонь разгорелся, Санчо достал пару кусков, чтобы разогреть, но я отказался от еды. Изобилие мяса в рационе меня уже угнетало. Дойти бы до речушки или до озера… Съедобные корни мне уже казались деликатесом, а при воспоминании о чечевице и ячмене у меня потекли слюнки. Сейчас бы чечевичной кашки, которую готовила Нел с ячменной лепешкой… Так и представил себя в своем дворце, как я сижу и ужинаю, а Миа ерзает на месте от нетерпения, желая утащить меня в спальню. Она, наверное, уже давно родила, срок был, примерно, двадцать недель, когда я отправился в плавание. Как они там без меня? Кто сейчас управляет Плажем? Не было ли масштабного переселения черных, и справился ли Лар с угрозой? Им бы продержаться полтора месяца, за это время я дойду. Меня не было там уже полгода, это большой срок для того, чтобы даже налаженная структура дала течь. А у меня столько еще моментов не было отрегулировано…

Как вернусь, сразу займусь реформами: образование, здравоохранение, обороноспособность, технологии и сельское хозяйство. Создам пять приоритетных направления, отдельно будет из обороноспособности выделено морское дело. Надо основать резервную колонию на Кипре, чтобы было, куда эвакуироваться при необходимости. Нужен еще один корабль, намного более вместительной, пусть даже типа баржи, чтобы можно было перевезти большое количество людей и животных. Ковчег Макса… Название понравилось, и я решил, что так назову судно-ковчег.

И еще масса дел… Особенно сильный пробел как раз в той области, где у меня все должно было быть налажено с первого дня. Я совсем упустил из вида медицину, пока что вспышек инфекционных болезней не было, но они неминуемы. Надо срочно готовить несколько человек хотя бы на уровне фельдшеров, чтобы могли оказать первую помощь. А врачом я буду делать сына Миху, искусство врачевания не должно покидать род Макса. Мал, скорее всего, пойдет по военным стопам, уж больно драчлив и своенравен мальчик. Если привить ему знания, может, он станет великим полководцем.

Что касается близняшек Анны и Аллы, то, наверное, они будут учителями и передавать знания следующим поколениям. Найду им мужей, вон у американцев обе жены были в тягости, чем не пара? Все-таки гены современного человека будут. Так, наверное, и формировались знать и дворянство. От носителей генов людей двадцатого и двадцать первого веков.

Я не заметил, как уснул. Когда проснулся, Санчо уже был на ногах и пытался согреть мясо остатками хвороста. Ему это удалось, и мы быстро позавтракали. За вчерашний день мы прошли всего ничего, поэтому сегодня надо наверстать. Береговая линия снова стала извилистой. Чтобы не терять времени, обходя эти бухточки и мысы, мы ушли на равнину. Движение шло в видимости моря, так было нужно, чтобы не потерять правильное направление. Кустарники и деревья стали встречаться чаще, а трава в некоторых местах уже выросла по щиколотку и выше.

Несколько раз на пути попалась колония сусликов, но животные были пугливы. Едва завидев нас, часовой издавал свист, и вся колония бросалась в норки, которыми была изрыта вся равнина. В моей фляжке уже почти не было воды. Если Санчо мог обходиться без нее пару суток, то мне вода была жизненно необходима. Третьи сутки нам не встречалось ни родника, ни другого водоема с пресной водой. Я с сожалением выпил последние пару глотков и закинул сморщенную фляжку на плечо. Это было чудо, что она прослужила столь долго и не рассохлась. Но сейчас фляжка была уже на грани, вряд ли удастся ее долго эксплуатировать. Можно было бы сделать другую, но нам пока не встретились крупные животные.