Пропаганда 2.0

Видеоигры тоже начинают нести смысловую нагрузку вне контроля со стороны играющего. Точнее, этот контроль не столь велик, как в случае прямой пропаганды. Видеоигры могут выполнять функции скрытой пропаганды.

У видеоигр есть одна важная харатеристика и один существенный предшественник. Как пишет Ф. Роуз [2, с. 93]: «Книги, кино, телевидение, – все это масс-медиа, а масс-медиа не имеет механизмов для участия аудитории. Но читательский импульс получить голос в рассказывании не исчез. Он ушел вниз и принял новую форму: литературы фанов». Имеются в виду продолжения романов и повестей, которые пишутся любителями этих произведений. Они продлевают тем самым жизнь произведениям, а также сами принимают активное участие в продумывании их дальнейших биографий.

Видеоигры дали возможность активного участия в визуальном измерении. Великобритания имеет целый Институт серезных игр [3]. Наверное, они долго думали, как именно его назвать, поскольку «серьезные игры» могут кому-то показаться странными. В США есть такой же институт при университете [4], а есть также и институт, созданный военными для своих нужд, который носит название Института креативных технологий [5].

В статье «Может ли геймификация трансформировать жизни?» констатируются очень важные элементы такого подхода [6]: «Способность игр включать большое число игроков на долгий период времени предоставляет возможность для долговременного исследования проводимого бихевиористского влияния, когда может фиксироваться свежая информация о пользователях. Она может постоянно мониториться и анализироваться. Проблемой является то, как лучше и более этично использовать потенциальное богатство этой информации и, опираясь на анализ, дать ценное видение того, как потенциально продвигать самоменеджмент и регуляцию. Это является аргументом в пользу большей геймификации – использования элементов игр как части позитивных технологий обыденной жизни – чтобы улучшить качество жизни и усилить позитивные отношение и поведение».

Для тех, кто не знаком с этой проблемой, следует упомянуть, что игры запускаются для решения множества человеческих проблем, начиная с ожирения и заканчивая обучением лидерству. Но в центре многих исследований стоит именно образование. Видимо, человечество подошло к пределу своих возможностей в этой сфере.

В другой статье, в заглавии которой также есть вопросительный знак: «Образовательные игры – стоят ли они усилий?», перечисляется ряд сфер, куда игры уже вошли полноправными участниками процесса [7]. Кроме образования, это тренинги, реабилитация, маркетинг и социальные изменения.

Как видим, человечество не стоит на месте даже в своих исходно самых консервативных сферах – образовании и военном деле. Именно здесь игры стали важным компонентом, без которого сегодня было бы трудно жить.

Попадание в чужой мозг, как и в чужое информационное пространство, является достаточно сложной задачей, если стоит цель трансформации этих объектов. Но человечество давно и исправно этим занимается. В бизнесе и экономике это реклама, паблик рилейшнз, маркетинг, в государственном управлении – это пропаганда, спрятанная в понятие мягкой силы, в военном деле – информационные операции. У политтехнологов возник свой более узкий инструментарий микротаргетинга, правда, заимствованный из бизнеса. Чужая душа при современном развитии науки давно перестала быть потемками. Это хорошо освещенный проспект. Там, конечно, есть переулки и закоулки без фонарей. Но можно обойтись пока и без захода туда.

Литература

1. Boje D. What is antenarrative? // business.nmsu.edu/~dboje/papers/what_is_antenarrative.htm

2. Rose F. The art of immersion. How the digital generations remaking Hollywood, Madison Avenue and the way we tell stories. – New York – London, 2011

3. Serious Games Institute // www.seriousgamesinstitute.co.uk

4. Virginia Serious Games Institute // game.gmu.edu/sgi

5. Institute of creative technologies // ict.usc.edu

6. Arnab S. Can gamification transform lives? // www.pharmaphorum.com/articles/can-gamification-transform-lives

7. Backlund P. a. o. Educational games – are they worth the effort? // sgi.cueltd.net/publications/papers/backlund-hendrix-vs-games-2013.pdf

Глава третья Эстетика информационного вторжения

3.1. Эстетика информационного вторжения

Информационные интервенции всегда были наполовину наукой, наполовину искусством, поскольку уровень креативности в такого рода воздействии всегда очень высок. А сильные игроки всегда помнят об эстетичности своей работы, что наглядно демонстируют президентские выборы во всех странах, когда на экране и на улицах появляется огромное количество яркой рекламы, а умные и обаятельные пытаются завладеть нашим вниманием.

Все могут также вспомнить наш киноопыт разноцветья рыцарского турнира или боя средних веков. Там цвет был важным компонентом, который сегодня заменен на максировочный зеленый. Это не только выделяло своих среди чужих, но и устрашало чужих. После Рима мир пошел в сторону визуальной цивилизации, отсюда эстетика линейности, превалирующая сегодня и задающая наше воображение.

Из трех вариантов вторжения – физического, информационного и виртуального – наиболее эффективна эстетическая составляющая в виртуальных потоках. Именно здесь наиболее профессионально умеют останавливать и удерживать внимание зрителя. Здесь это влияние распространяется на близлежащие области, поскольку половину денег голливудский фильм приносит за счет продажи символики, связанной с фильмом типа волшебной палочки и плаща Гарри Поттера или чайных кружек с названием любимого детектива.

Мягкая сила, которую как бы подняли на вооружение с появлением книги Дж. Ная [1] существовала всегда. Но она заметна только тогда, когда попадает в поле внимания. Когда В. Ключеский написал, что первые иностранные куклы приходили из немецкой слободы в руки царских детей, только тогда мы отметили это как проявление мягкой силы.

Мягкая сила имеет важную особенность, на которую не обращают внимания. Она является параллельным воздействием в отличие от жесткой силы. Если жесткая сила особенно сильна в точке вторжения, то мягкая сила является мягкой действием, поскольку «подпитывается» большим потенциалом стоящей за ней страны. Мягкая сила института Конфуция держится на тысячелетней истории Китая, которая виртуально столь же мощна, как и любая другая жесткая сила.

Потом Дж. Най несколько «перестроился», переключив внимание на разумную силу, под которую подвел и жесткую, и мягкую, тем самым восстановив в правах именно жесткую силу. Най не мог ее потерять, поскольку имеет за спиной опыт бюрократической работы не только в госдепартаменте, но и в министерстве обороны во времена президента Клинтона. Он также вспоминает роль одного неформального объединения, которое они назвали аспеновской стратегической группой [2]. Най ею руководил, а в нее входили такие влиятельные лица, как Б. Скроукрофт, Л. Аспен, Б. Перри, Дж. Вулси, Дж. Дейтч. Най говорит: «Это были люди, занимавшие правительственные посты, но которые провели время до этого, беседуя друг с другом, думая обо всех проблемах. Поэтому идеи, которые были в книгах, также попадали в головы людей, которые затем займут политические должности. Можно думать об академических идеях, влияющих на правительственную политику, как об эффекте просачивания. Говоря другими словами, вы пишите нечто, возможно, кто-то прочтет это и передаст студенту, который вскоре станет важной шишкой. Можно подумать и о более прямом эффекте: вы напишите что-то в New York Times, и это продублируют для госсекретаря или что-то вроде этого. И тогда идеи прямо попадут во власть».

Все это выглядит как определенный механизм влияния на власть сквозь информационное пространство. Но следует честно признать, что власть не является великим читателем, тем более чужих мыслей. Она больше любит мысли, подтверждающие ее мнение, чем те, в которых предлагается альтернативное решение. А критика вообще способна привести ее в ярость.

Най, кстати, вплетает рассужения о мягкой силе в контекст конкуренции США и Китая [3]: «Американская мощь базируется на способности привлекать и вытягивать таланты остального мира. Как однажды сказал мне Ли Куан Ю, Китай может черпать из пула в 1.3 миллиарда людей, но США может делать это из семи миллиардов, а потом рекомбинировать их с креативным разнообразием, что является невозможным в ханьском национализме. Думаю, что он прав».

То есть тут схлестнулись мононациональная и полинациональные модели. Японцы, например, понимают это как свой недостаток и стимулируют появление у себя иностранцев. Они как бы встраивают в свою систему минимальные инокультурные влияния. И хоть политика монокультурализма в Европе не сработала, она не сработала в политическом плане, но в экономическом она все равно должна была быть успешной. Если гипотетически представить себе «закрытие» США, то обмельчание потока денег и людей извне приведет к непоправимым последствиям, тем более что люди эти несут с собой новые методы создания денег.