Пропагандист

Ну, хоть в текущей хроноветви удастся обогнать американцев в электронике. Словечко было придумано вовсе не Мерзликиным. Кто-то из техников его вскользь в разговоре упомянул. Видимо, хроноаборигены к нему так привыкли, что не считали секретным и частенько использовали. Ха-ха, а эти парни говорят дело! Ведь если они попали сюда и уже начали собственным присутствием менять историю, то того будущего из их прошлого уже не будет. Об этом Анатолий еще не думал. Некогда было.

— Готово! Парни, можно мне этот текст отпечатать? Не переписывать же вручную?

Мерзликин глянул на техников. Один из них вздохнул и подошел с… флешкой.

— Кидайте сюда, и пока можете пить чай. У нас тут небыстро.

— Окей!

Еще минут десять Анатолий тренировал голос. Давно он не вел сам программы и не озвучивал фильмы. Мужчина не заметил, как вокруг собрались люди. Один из техников, веснушчатый парень лет двадцати пяти робко попросил:

— Можно, мы осторожно глянем?

Анатолий секунду подумал и махнул рукой. Ничего такого секретного они не увидят.

— Только не кашлять и не сопеть!

Материала хватило на пятнадцатиминутный сокрушительный фильм. У Мерзликина и у самого голос местами перехватывало. Он уже думал, что все забыл и похоронил внутри себя. Но вся горечь прошлого и осознание ужаса происходящего, никуда не делись. Хроноаборигены просто молчали. Шли кадры о развале Империи. Как заполыхали окраины, оттуда потянулись беженцы, а советские люди начали друг друга резать. Сухие цифра статистики, набитые на фоне берущих за душу фотографий. Фергана, Карабах, Абхазия, Приднестровье, Рижский ОМОН, Чечня, Дагестан.

Кадры из пекла боев, крупно снятые лица убитых, развороченные или сожженные тела. Горе в глазах матерей погибших солдат. Развалины домов. Затем пошли наименования с Донбасса и других Новоросских городов. Позади кто-то все-таки не выдержал и ушел. Раздались тщательно скрываемые вздохи. Эпические картины разрушенных городов, что были сняты сверху дронами. Залпы орудий, изрыгающие огонь танки, красочная работа систем Залпового огня. И сухие цифры потерь и разрушений. Несколько раз Анатолий и сам прерывался, жадно пил чай, совершал дыхательную гимнастику. Людей позади стало заметно меньше. Их психика не выдерживала испытанием жестокого грядущего.

Но все когда-нибудь кончается. Мерзликин обернулся и спросил у Кондратьева:

— Ну как?

— Пиз…ец. Это что вы со страной сделали?

Николай стоял белее мела.

— Не мы, а все вместе. Вот этими руками. Такие дела, ребятки. Строили, строили и построили.

— Так нельзя жить.

— Как видишь, у нас получилось.

— Неужели никто не может остановить грядущий ужас?

Мерзликин задумался и в конце выдал поразившую всех присутствующих фразу:

— А всем по фиг.

Веснушчатый что-то хотел ответить, но так и застыл с открытым ртом. Видимо, осознал горькую мудрость фразы.

Уже на пороге строения, где прятали попаданцев, Кондратьев выдохнул:

— Даже не знаю, можно ли им такое показывать?

— Им, это? — Анатолий кивнул наверх.

— Ага.

— Не можно, а нужно. Обязательно. Пусть видят, к чему приводит бездействие. Пускай, суки, пошевелятся!

— А ты, как сам такое пережил?

Внезапно Николай в свете фонаря увидел у попаданца глаза матерого волчары и чуть не дернулся.

— Человек такая скотина, что ко всему привыкает. Не дай бог тебе увидеть то, что мне пришлось.

Кондратьев достал пачку сигарет и закурил, пряча за привычными движениями общую нервозность:

— Бывал там?

— И не раз.

— Тогда помоги нам избежать этого.

Анатолий некоторое время молчал:

— Придется сделать много тяжкого и необычного.

Николай нервно засмеялся, а потом встал очень близко и предельно тихо произнес:

— Уже происходит. Накануне Лубянку штурмовали. Андропова грохнули. Сечешь?

Надо ли рассказывать, какое было в этот момент выражение на лице Мерзликина.

— Ох…

— И потому запомни, брат из грядущего. У нас тут полно людей, готовых не допустить такого будущего любой ценой. Чтобы это нам не стоило! Запомни, пожалуйста, это.

«Вот тебе и добродушные советские человеки!»

После душа Анатолий сразу прошел в столовую. Он до сих пор находился в прострации, но не решил, можно ли доводить до «своих» свежие новости. С виду все хорошие, но зная почерк спецслужб, можно быть уверенным в том, что кто-то из них точно завербован. С другой стороны, подобные известия касаются всех непосредственно.

В столовой сейчас сидели лишь Евдокимов и Серебров. Первый тихо сообщил Анатолию:

— Леху после обеда забрали. С вещами.

Мерзликин взял кусок хлеба и задумчиво слепил из него мякиш:

— У нас от вчерашнего ничего не осталось?

Дмитрий удивленно обернулся:

— Хорош уж бухать! Береги здоровье смолоду.

— Все рано помрешь больным. Димон, не епи мозги. Чисто нервы полечить.

— Для такого нужно использовать иные средства. Более мягкие и сисястые.

— Нет их, как видишь.

Через несколько минут появился выглядевший донельзя усталым Абармит.

— Братки, сами себе положите? И замочите посуда затем, пожалуйста. Я все, пошел спать.

Мерзликин удивленно проводил его взглядом.

— Чего это он?

Евдокимов, вынырнувший тихой сапой из коридора, поставил на стол графин с напитком:

— Умаялся, бедолага. Еще народу привезли, а он один допуск имеет.

Дмитрий взялся раскладывать ужин:

— Надо бы посуду помыть за собой. Человек для нас старается.

— Сделаем. Ждать, кого будем?

Оказывается, Валентин знал, зачем увезли Алексея:

— Он же у нас юрист и зачем-то срочно потребовался кому-то наверху.

— Жареный петух их укусил?

— Как бы не хуже… — все попаданцы дружно повернулись к Мерзликину. Тот единственный отсутствовал весь день и ведал больше. Пришлось вкратце поведать шокирующие новости. Коньяк сегодня шел тяжело, так что народ особо и не притрагивался. Хотя после полученных вестей все дружно потянулись к стаканам. Известия их ошеломили. Они уже не узнавали страну, в которую попали.