Пропагандист

— Не похудеешь, констатировал он и поспешил к столу.

Работники расстарались. Но вроде ничего сверхъестественного, все-таки не ресторан. Несколько видов салатов. Мясной, овощной, квашеная капуста с красными ягодками клюквы. Мясная нарезка и вскоре подадут горячее. Отдельно стояли вазы с фруктами. Так как был сезон, то там оказался изрядный выбор. Яблоки груши, виноград и сливы.

— Неплохо жили при СССР!

— Некоторые! — поддакнул ядовито Илья. Вот ему непросто поначалу придется!

— Но тоже согласись, советские люди.

— А ты у нас настоящий мастер демагогии. Бедные хроноаборигены. Я уже боюсь представить, как ты их начнешь дурачить.

— Люди готовы обманываться. Им так легче живется.

Их спич неожиданно прервала Вера:

— Мальчики, давайте не будем сегодня о серьезном. Лучше поговорим о том, что не успели сделать раньше. И кто-нибудь откроет даме вино.

Семен тут же подорвался с места.

— Айн момент! Верочка, бутылки уже откупорены. Или вам лучше шампанского?

— Нет, пожалуйста, Ркацители.

— Будет сделано. Ребята, не стесняйтесь. Мы все отработаем честно. Считайте, что это аванс.

Они выпили и перекусили. Коньяк пили лишь Илья и Дмитрий. Анатолий и Семен дегустировали выставленное «Киндзмараули» и остались довольны результатом. Сюда привезли явно не стандартизированное вино «для всех». Даже бутылки были иной формы. Хорошо снабжают элиту страны! Они уже жили при коммунизме, потому и не стремились ничего менять. Понемногу разговоры стали оживлённее. Принесли горячее. Котлеты по-киевски. Сочное куриное филе, обернутое вокруг косточки и с кусочком сливочного масла внутри. Редко где в будущем подавали в ресторанах это заурядное блюдо из советской кухни. Расплодились чуждые русскому кусу восточные и азиатские кухни, а также все места в партере занял вездесущий фастфуд. Соответствовал и гарнир. Жареная по-деревенски картошка, зеленый горошек и в качестве специи настоящая аджика.

— Прямо студенчеством повеяло, — блаженно улыбнулся Дмитрий.

— Оно здесь при чем?

— Мы стройотрядом ездили в Коми. Неплохо там заработали. А в сентябре завалились в Пицунду. Шашлыки, вино…

— Девушки…

— И они, конечно. Столько пляжных романов у меня больше в жизни не было!

Анатолий пихнул вбок Семена:

— А с виду такой тихоня.

— В тихом омуте русалки водятся! — у Веры заблестели глаза.

— Можно поподробней? — тут же засуетился Мерзликин, доливая вина в бокал дамы.

— Для этого надо еще выпить. Но не дождетесь! Вера Петровна — кремень. Оставим все в прошлом. Мы все равно мертвы.

Если бы они были трезвыми, то данная сентенция вызывала ощущение печали. Сейчас же все отчего-то начали вспоминать подробности собственной смерти. Хуже абсурда не придумаешь. Отличился, конечно же, Моисеев. Он даже удостоился рукоплесканий от Поповой. Да и сам уже вспоминал этот момент с некоторым юмором. Да и чего стыдиться? Умереть во время соития надо еще умудриться. Пусть и дама была продажной, но не педиком же или трансгендером. Все познается в сравнении.

Анатолий, как и Семен умерли от естественных причин. Сердечко у обоих пошаливало, и лишний вес давил. Валентин долго мялся, но признался, что последнее из воспоминаний — это падающий сверху кран-балка. Он какого-то лешего полез на крышу проверять качество ремонта гастарбайтеров. Оказался он на поверку неудовлетворительным.

А вот Вера всех удивила.

— Я отравилась. Причину называть есть смысла?

— Рак?

Попова удивленно вскинула взгляд на Моисеева.

— Так ты поэтому в Москву вернулся?

— Опухоль в мозге. Нечего было терять. Да и зачем всю жизнь копил деньги? Не этим же писдюкам, коим лень поздравить на Новый год, оставлять?

Внезапно остальные запечалились. У них остались там в недостижимом будущем дети и жены.

— Так, народ, это неправильно, — взял ситуацию в руки Мерзликин. — Как бы то ни было, но мы-то с вами живы! И у нас снова впереди целая жизнь. Мы оставили там, что получилось. Это не всегда хорошее, но вот честно, себя я плохим человеком не считаю. Так что стыдиться мне по большому счету нечего. Предлагаю танцы! Энергичные танцы!

Музыка также нашлась. Основательный проигрыватель стоял в углу зала. Правда, с наполнением были проблемы. Помогла одна из горничных, принесла несколько миньонов с ударными композициями незаслуженно забытых исполнителей. Даже Ободзинский пришелся в тему. А еще были «Самоцветы», Эдуард Хиль и прочие ретро исполнители.

Твист и подобие рок-н-ролла расшевелили публику. Даже персонал в итоге сдался. Повар, упитанный дядька южной внешности отлично умел в твист. Да и девушки не отставали. Или им дали указания особо не отдаляться от опекаемых. Во всяком случае, симпатичная миниатюрная блондинка не отказала Мерзликину в медленном танце под композицию «Поющих гитар» «Нет тебя прекрасней». Внезапно с ней он ощутил некое волнение.

«Гормоны, итить их!»

Или это так сказалась выпивка? После он танцевал с Верой и даже слишком смело её обнял, ощутив мягкость тела под тонкой тканью. Женщина усмехнулась уголками губ:

— Толик, даже не надейся. Ничего не будет.

— Я так тебе не нравлюсь или это какие-то комплексы?

Вера вздохнула:

— Да ну их к черту! Раньше были и прошли. Просто дружба подобного рода между людьми из будущего не приветствуется. Так что обрати внимание на местную публику. Вот той светловолосой девушке ты точно понравился. Ей в глуши невообразимо скучно. А тут такое приключение! Мы же для них, как марсиане.

— И хороший шанс выбраться куда-то. Плавали, проходили. С такими нужно только в «перчатках». Хотя согласен, милое создание. Но если передумаешь, я всегда рядом.

— У тебя насыщенный личный опыт. Пойдем к столу, я что-то устала.

Они еще сидели некоторое время. Пили чай, пели песни, рассказывали анекдоты.

Брежнев вызвал группу космонавтов.

— Товарищи! Американцы высадились на Луне. Мы тут подумали и решили, что вы полетите на Солнце!

— Так сгорим ведь, Леонид Ильич!

— Не бойтесь, товарищи, партия подумала обо всем. Вы полетите ночью.

— Сколько у нас всего евреев? — спрашивает Брежнев Косыгина.

— Миллиона три-четыре.

— А если мы им всем разрешим уехать, многие захотят?

— Миллионов десять — пятнадцать.

При Ленине было как в туннеле: кругом тьма, впереди свет.

При Сталине — как в автобусе: один ведет, половина сидит, остальные трясутся.

При Хрущеве — как в цирке: один говорит, все смеются.