Пропала, или Как влюбить в себя жену
Шрифт:
– Ну теперь-то моя куколка об этом точно вспомнит, бабушка, - саркастично отмечает Бестужев, на что Вера выпрямляется и тут же обнимает его.
– Ну не обижайся.
– И не думал.
И тут на меня накатывает очередная волна смеха.
– Геннадий, - смотрю на Глеба и улыбаюсь. Улыбаюсь от того, что за два месяца, проведенных в тесном контакте, я ни разу не вспомнила о его ушах, на которые раньше обращала внимания. Кажется, я впервые вижу на его лице что-то типа: подожди у меня. За упомянутого Геннадия ты получишь наедине люлей.
– Ах да, он тут. Гена, беги сюда, будем знакомиться. Гена!
– еще громче кричит бабушка Глеба.
– Зараза такая, опять к Машке пристает.
– К Марии, бабушка.
–
– Бабушка, он сам прибежит, если надо. К тому же, Мария даст ему отпор. Может выпьем за знакомство?
– Давай, - быстро соглашается она.
– Только винца.
– Вино – для радости дано, - заключает Глеб, подмигнув мне, и идет в сторону кухни.
Вопрос кто такой Гена исчез, как только Бестужев ушел. Гена – это бульдожка, а если точнее, французский бульдог светло-коричневой окраски. Хорошенький, ушатенький собакевич.
– А вот и наш мальчик. Иди сюда, познакомься с Софией. Или лучше Соня?
– Соня.
– Не бойся. Он очень добрый, - садится на кресло слева от меня.
– Приставучий, храпящий и линяющий пердунчик, но до безумия любящий и добрый пес. Не укусит, не даст сдачи, даже если ему будут делать больно. Дурашка, одним словом.
Тяну руку к вертящемуся Гене и не знаю чему больше радоваться. Тому, что в доме появилась собака, пусть и ненадолго, или тому, что бабушка Глеба ни разу не посмотрела на стоящее рядом кресло. Равно как и ни разу не опустила взгляд на мои ноги. И вообще не заговорила о том, что со мной что-то не так. А она вообще знает, что я не хожу?
– Хорошенький, - наконец заключаю я, после того, как вдоволь погладила, прыгающую на мои ноги собаку. Я специально приподнимаю платье, и вовсе не для того, чтобы собака не делала зацепки, а чтобы увидеть реакцию моей новой знакомой. Если не взглянет на ноги – точно не в курсе, а кресло тупо не заметила. И нет, внешне не видно, что у меня что-то не так, просто сам факт. Люди всегда смотрят на то, с чем есть проблемы, если о ней знают. Бабушка Глеба по-прежнему смотрит на мое лицо, но не на ноги. Не знаю зачем я это произношу вслух.
– Вера, а вы знаете, что я не хожу?
– перевожу взгляд на кресло.
– Конечно, знаю, - уверенно произносит она, откидываясь спиной на кресло.
– Глеб много о тебе рассказывал.
– И что, вы не против, что ваш единственный внук женился на такой как я?
– А почему я должна быть против?
– Не знаю, - тихо отвечаю, продолжая гладить собаку.
– Мягко говоря, не все хотят видеть такую как я в качестве невестки.
– Ты же не без головы. Если у человека есть голова, то все остальные проблемы можно пережить. Вот без головы туго. Ты не возражаешь, если я сниму туфли?
– Да, конечно.
– Приходится притворяться, что я элегантная леди, - скидывает с себя туфли.
– Глебушке так приятнее. Любит вокруг себя все красивое и хочет, чтобы я выглядела вот так. Ну что поделать, хочется сделать ему приятно, приходится одеваться красиво.
– Вы серьезно?
– Ну да. Он думает, что делает мне приятно, покупая красивую одежку, а мне приходится носить ее, чтобы сделать ему приятно. Он не хочет, чтобы я старилась раньше времени. Да и пунктик у него такой, если можешь сделать красиво вокруг – сделай. Не замечала в нем такого?
– Замечала, но не задумывалась, - честно отвечаю я, мысленно прокручивая в памяти эпизод, когда осталась с ним вдвоем без Вари и как он искал новое постельное белье. И то, в какие тарелки кладет еду. И еще куча всего другого. Далеко не только это.
– Извините, девочки. Я искал винные бокалы. Оказалось, что у нас их нет. Будем пить с шампанок.
– Извиняем, Глебушка, - произносит бабушка Глеба, хватая вибрирующий мобильник из кармана брюк.
– Ой, это мне соседка звонит. Надо ответить, - привстает с кресла и отходит в сторону.
За
тем, как Бестужев открывал и разливал вино, я не особо следила, просто потому что в какой-то момент все мое внимание переключилось к моей левой ноге, которую активно стал… трахать Гена. Черт возьми, как от этого избавиться?! Перевожу взгляд на цокающего Бестужева.– Мда… кажется, не быть мне первым и единственным, - заключает Глеб, садясь на диван и подавая мне бокал. Перевожу на него гневный взгляд.
– Заткнись, - цежу сквозь зубы.
– Убери его от меня, - нервно выхватываю бокал, едва не разлив его содержимое.
– А ты кого просишь? Геннадия?
– Ты что издеваешься?! Глеб!
– Ну раз я Глеб, то ладно. Фу, Гена. Еще раз так сделаешь, кастрирую, - буквально отцепляет от меня собаку.
– Мое только мое. Иди с Марией дружи.
– И он с ней будет делать то же самое?!
– Нет, конечно, - тянется к столику за бокалом вина.
– На кой черт ему ее лапа, он пристроится к ней сзади.
– Ты серьезно?!
– Ой, да шучу я, злюка, - приобнимает меня свободной рукой за плечо, притягивая к себе.
– Они просто играются. И вполне хорошо ладят. Почти два года вместе резвились.
– Ну что, мои дорогие, давайте выпьем за вас, - оба синхронно переводим взгляд на вернувшуюся Веру.
– За ваш крепкий семейный союз, в котором любовь и уважение друг к другу будут только с каждым днем крепнуть и крепнуть. Как хорошо выдержанное вино. О как! За вас.
– Твои слова, бабушка, да Богу в уши, - с улыбкой произносит Глеб, переводя на меня взгляд.
– За нас, - шепчет Бестужев.
Глава 26
Второй раз за несколько часов обвожу глазами кабинет Бестужева. Только у меня не получается сконцентрироваться на обстановке, взгляд так и тянется на бородатую морду. И если в первый раз, ночью, я появилась здесь почти беззвучно, то сейчас одолевает только одно желание – очень шумно разбудить Бестужева. Громко и внаглую. То ли стакан с водой на него вылить, то ли просто дать в бок локтем. До меня только спустя несколько бессонных часов дошло, что он не случайно заснул на этом диване, а вполне целенаправленно остался ночевать в кабинете. Ночью я не обратила внимания на подушку. Я просто пыталась найти эту бородатую морду. Нашла в кабинете. И, конечно же, не стала будить. Спит человек, причем крепко, ну чего будить его? А сейчас я рассмотрела все. Мало того, что подушка имеется, так еще и кожаный диван немного выдвинут вперед, видимо, для того, чтобы было удобнее спать. Сказать, что я злюсь – ничего не сказать. Реально хороший вечер и, пожалуй, самое приятное мое знакомство за последние годы закончились вот этим. Как это вообще понимать? Приехала бабушка, а он сиганул спать в кабинет. Ну не козел ли? Мало того, что ставит меня перед ней в неловкое положение, так еще и не говорит мне о своем побеге. Целенаправленном побеге.
У меня было четкое ощущение, что недавний инцидент с вазой забыт. Да я даже забыла о том, что всего сутки назад хотела убить Бестужева за то, что он оказался вполне себе жив, тогда как я его уже похоронила в пруду. Я забыла о том, что меня смешали с дерьмом. И танец этот тоже забыла. Все как-то было мило после приезда Веры. Более того, ложась в кровать, мне показалось, что у нас все более-менее хорошо, несмотря на череду дурацких событий. Не могу объяснить почему, но я действительно так думала. И то, что это «хорошо» мне всего лишь показалось, осело неприятным грузом где-то глубоко внутри. Я просто в очередной раз ничего не понимаю. То рвался с первого дня спать в одной кровати, когда я была в общем-то против, теперь через два месяца решил поберечь свою давно потерянную честь? Что это вообще за выкрутасы? И ведь не скажешь прямо «А ну вали в кровать!». Может это месть за мои ночевки на диване? Но у меня вынужденная мера.