Пропащие

В кабаке висел густой табачный дым, на этот раз такое пришлось Вёху по душе. Он вцепился в засаленный фартук управляющего и сдавленно проговорил:

– Тоби! Открывай задний двор! За нами гонятся.

Привыкший к облавам, погромам и прочим суровым вещам, Тоби сразу сообразил, как лучше быть:

– Валите тогда в подвал. Будете должны, – он нехотя достал из кармана маленький потемневший ключ и повёл к каменной лестнице в углу. Внизу за узкой дверью находился зимний зал Чертовника, по совместительству укромное местечко, где летом обретались заезжие музыканты и всякими подозрительными личностями обсуждались вопросы, не предназначенные для чужих ушей.

Некоторое время, оставшись одни, Тиса и Вёх просто смотрели друг на друга.

Деревяшка нарушила тишину первой:

– Ну и дела!

– Что там случилось-то? Ты всё видела.

– Пока вы с Ваксой мило беседовали, старика, судя по всему, убили. Народ так столпился, что не понять было, кто и как. У семи нянек, сам знаешь, дитя без глаза.

– Ты хочешь сказать, Инкриз… – Вёх услышал собственный голос будто из-под воды, – Его… Уби…

– Нет. Я не верю. Он не мог, он хотел просто подшутить! Да он нас даже по заднице никогда не шлёпал, – всплеснула руками Деревяшка, – а чтобы на кого-то поднять руку… Да и зачем?

– Кто же его грохнул? Я не слышал выстрела.

– Его прирезал кто-то, стоявший рядом.

– Но ведь телохранители всё видели, а побежали почему-то за отцом.

Тиса обхватила себя руками и облокотилась на высокую спинку стула, давая себе подумать. Наконец, она продолжила:

– Инкриза подставили. Ясно как день.

– Мне вот не ясно вообще ничего, – Вёх схватился за лоб. – Какое-то проклятие над нами, я скоро с ума сойду!

Наверху было относительно тихо для вечернего кабака. «Чертовник» славился своей избирательной памятью. Там никогда никого не видели, ни о ком не слышали и не встречали подозрительных личностей. Возможно, егеря заходили и Тоби, скорчив идиота, отбрехался, а может, никто и не пытался расспрашивать. Циркачи, отдохнув на сдвинутых стульях, стали думать, как быть дальше.

– Вакса наверняка сейчас с Корном в их детском убежище. Там, на крыше хлебной лавки, – предположила Тиса.

– Ах, вот куда она так уверенно карабкалась. А остальные?

– Фринни, скорее всего, попалась страже. Сердце у неё слабое, мама и мили не пробежит.

– Плохо дело, – цокнул Вёх. – Нужно обходными путями добраться до дома. Иначе, где нам всем встретиться?

– В двух кварталах отсюда вал, нужно перелезть на ту сторону. Ну а там до дома рукой подать. Будем жаться к стенам и не высовываться на свет.

Выбравшись из подвала ближе к полуночи, Тиса сунула горстку монет управляющему. Тоби оскалился и даже шутовски поклонился ей.

Встревоженный город снаружи кипел, на улицах разъезжали егеря. Уворачиваясь от их слепящих фонарей, беглецы выскочили за мусорный вал. За холмом впереди ещё торчал окровавленный крюк месяца, так напугавшего Вёха после выступления.

– Они ищут без собак. Мы оторвёмся, – прошептал он Тисе.

У дома было тихо. Рассудив, что это может быть ловушкой, Змеёныш решил обойти контейнер и тут же заметил скорчившиеся тени у стены, где днём он вставал под поток дождевой воды.

Из-за бочки осторожно высунулась Фринни:

– Хвала богам, мы уж думали, вас повязали!

– А мы думали – вас, – ответила Деревяшка. – Как ты скрылась?

– Хм! Когда они ворвались ко мне, я уже пряталась под повозкой. А потом улучила момент и сбежала. Как в юности от налоговой службы. Ноги всё-ё-ё помнят.

Не зная, куда себя деть от волнения, Инкриз расхаживал взад-вперёд.

Не то чтобы Вёх рассчитывал на честный ответ, но всё же спросил:

– Папа, что произошло?

– Я сам не понял! – поднял плечи Инкриз. – Я стоял в двух шагах от Гиля, отвернулся на секунду, и тут меня так окатило его кровью, что аж в сапоги натекло! Его сын начал истошно орать, за мной погнались. Чуть не убили, бесы. Клянусь, я пальцем не тронул старика! Вопрос в том, как теперь быть. Не попасться бы охране. Если я сам пойду к судье…

– Не смей. Тебя заметут, – сказала Вакса, сидевшая на корточках у стены. – Сдаётся мне, сынуля захотел поскорее прибрать к рукам керосиновый завод. А тут подвернулся удобный случай. Я ведь с ними общалась. Они совсем не такие, как на публике, это подлые сволочи, и смотрят друг на друга волком.

– К сожалению, так всё и сходится, – вздохнул Инкриз. – Поверить не могу. Что ж, может, его уличат в преступлении, и тогда надо мной не будет висеть тюрьма или казнь. Впрочем, есть одна мысль, но сначала мы доберёмся все вместе до Анны, а там разделимся. Здесь нас уже искали, немного подежурили и ушли, но нужно бежать прямо сейчас.

– Зачем разделяться? – спросил Корн. – Если нас поймают, то будут допрашивать с пристрастием. Все влипли, все и заляжем на дно.

Инкриз потёр свой локоть, решительно одёрнул фрак и сказал:

– Деревня большая, обыскивать её долго. Возьмём только необходимое. Готовьтесь к трудному пути в Хопс без ночёвки. Это вопрос жизни и смерти, ребята. Только бы наша Анна согласилась помочь.

– Она поможет, – уверенно сказала Фринни. – Анна никого не бросает в беде, даже врагов. Даже тех, кто её ненавидит. Мы, конечно, не родня, но и не чужие. С ферм не выдают егерям, а если выдадут, то гори огнём такие фермы!

Пуля в затылке

Уговоры Инкриза не сработали, с реквизитом так никто и не расстался, хотя в каждом местечке, куда циркачи обычно приезжали выступать, имелось по небольшому схрону с вещами. Тиса и Вакса несли обручи на шеях и факелы в сумках, за спиной у Вёха торчал балансир, остатки керосина он тоже забрал. Колода карт покоилась у Фринни в кармане, ну а сам Инкриз тащил в заплечном мешке пайки и воду. По дороге он всё причитал, что оставил нерадивым соседям полную до краёв бочку. Жалко было и вагончика, брошенного на площади, и контейнера, который на зиму тщательно готовили и запирали на замок. Беда не приходит одна.

Они пробирались через Свалку старой тропой, где лошади ни за что бы не прошли. Сбережённое время тоже обещало неплохой шанс оторваться от преследования. Хотя бы день должен был уйти у властей на сбор погони, его как раз хватало, чтобы оказаться в безопасном месте. Сумерки быстро оплыли, и на рассвете циркачи уже увидели ручей, спешивший прямёхонько к Хопс – клочку плодородной и очень дорогой в тех краях земли.

Укутанные хмелем дома Вёх помнил совсем смутно. Он всего раз был на ферме и наблюдал, как куры заходили прямо в летнюю кухню и клевали с полу крошки, пока взрослые разговаривали. Ещё у тёти Анны полагалось очень много есть, но если в детстве он от такого хныкал, то теперь, после дня пути, съел бы и быка вместе с кольцом да копытами.