Пропащие
Шрифт:
– Нет, – отрезал Инкриз, – она не пойдёт с вами никуда в такой час.
– Посторонись.
Судя по всему, Инкриз не позволил себя оттеснить. Тени завозились, и вдруг Вёх с Тисой содрогнулись от звука лопнувшего стекла.
– Что вы делаете?! – вскрикнула Фринни и попыталась помешать им войти. – Вакса, беги!
Тиса подхватила камень и, прицелившись, со всей силы швырнула в одного из незваных гостей. Острый осколок кремня ударил его в складчатый затылок.
– Ха! Он теперь отмечен, – мстительно прошипела Деревяшка.
Мордоворот
– Народ, горим! Помогите! – изо всех сил закричали они.
Вокруг залаяли разбуженные шумом собаки, но никто так и не высунулся на улицу.
Когда оба осмелились снова подкрасться, уже через бурьян поблизости, то увидели, как двое вывели Ваксу, успевшую нацепить старую кофту на ночную сорочку.
– Нет, это я пойду с вами, а не вы меня потащите! – злобно застрекотала она, выдернув руку, которую пытались заломить. – Если правда от самого Амьеро – что ж, побываю в гостях у приличного человека. Не смейте ко мне прикасаться!
– Как вам не стыдно? Как вас носит земля! Помогите кто-нибудь! – кричала Фринни, захлёбываясь слезами и мечась между затихшим где-то в прихожей Инкризом и дочерью, которую уводили неизвестно куда.
Известно куда. Всем известно. И первая же мысль, как правило, оказывается верной, но принять её сразу почти невозможно.
Тут на Вёха обрушились его собственные фантазии, и холод резанул по рёбрам. Недавно он себе вообразил, сколько всяких женщин крутится у кормушки Амьеро и как те с ними забавляются. Он совсем не сочувствовал этим дамочкам, но когда представил себе Ваксу среди них… Ведь она другая, с ней нельзя так обращаться! Или им придётся сломать её, или она кого-нибудь порешит.
Вакса шагала уверенно, задрав острый подбородок, за ухом ещё белел забытый с вечера цветок. Если бы от неё хотели только танцев, то дали бы одеться как подобает. Чем страшнее ей было, тем отчаяннее она себя вела – это про неё Змеёныш крепко знал, ведь сам был таким.
Руки, ноги, сердце – у Вёха всё гудело и разрывалось, голова кипела, как паровой бак самогонщика перед выходными.
– Беги к отцу! – он почти ударил в лопатку удивлённую Тису. – Я разберусь, я её верну.
Бросившись со склона, рискуя переломать все кости, Змеёныш рванул за конвоем. «Самое сложное – понять, чего хочешь. А когда понял, эти грибы тебе всё дадут, правда, в долг», – вспомнил он слова Эспе. А ведь несколько минут назад они дурманили его и заставляли растекаться на коленях у «мамаши».
Нагоняя бандитов, Вёх прекрасно понимал, что его не ждёт ничего, кроме унижений, но в пятки его толкал чистый азарт, а страх просто перестал существовать.
Он схватил одного из бандитов за рукав куртки, повис всем весом и затараторил, задыхаясь:
– На сцене был я. Вы просто не поняли, не могли знать. У меня ссадина на боку, вот, смотрите, – Вёх задрал рубашку, надеясь одурачить наглостью. – Да мы даже роста одного! И если вашему Амьеро так уж понравилось, то вы должны меня забрать, а не её. Гарантирую, он будет доволен. Я всё умею, ничего
никому не скажу. Старикан давно ничего не может, зачем ему девушка? Только рассердится и вам прилетит заодно. Вакса, ну скажи ты им!Взглядом Ваксы можно было распиливать железки.
– Он псих, – уронила она презрительно, – не обращайте внимания.
– Пошёл отсюда! – крикнул тот, кому раскроили затылок, и прицелился прикладом Вёху в лоб.
Змеёныш отпрянул, но потерял равновесие и свалился в пыль.
Всё бесполезно. Он не сможет дать ей уйти.
Провожая глазами конвой, Вёх схватился за голову. Вот теперь – точно Апокалипсис. Он умудрился потерять даже больше, чем имел. Экзеси, такой приветливый и тихий, внезапно решил выпотрошить его и запечь в углях. Наверное, молочные поросята тёти Анны испытывают то же самое, когда их вдруг забирают из-под материнского бока и перерезают горло так быстро и внезапно, что хрюкнуть не успевают.
Земля ударила его в висок. Вёх впервые напрочь расхотел жить. Он понадеялся, что ему не придётся ничего с собой делать, чёрная досада убьёт его прямо там, посреди свалки.
«И будет просто прекрасно, – приканчивал он себя мысленно. – Останется хороший, правильный Корн, приведёт домой свою синичку, они будут сидеть там, где я раньше спал, и обжиматься. Тиса сделает из моих шмоток что-нибудь полезное. А если и Вакса не вернётся, то тогда все, наконец, завяжут с цирком и начнут нормальную, приличную жизнь. Если, конечно, Инкриз ещё дышит».
Только ради отца он перестал скулить и накручивать жалость себе на горло. Собрался, встал на ноги и побрёл к контейнеру.
Дома весь пол был в крови и стекле, а Инкриз уже сидел с забинтованным локтем всё там же, в прихожей. Притихший и осунувшийся от слабости, тяжело вздыхающий, но живой.
– Неужели ты побежал за ними? – покачал он головой.
– Хотел договориться, но не смог.
Вёх лучше бы прошёлся по канату без страховки, чем выкладывать подробности. Нет, только не отцу. Тем более не сейчас.
– Договориться с бандитами? – понуро усмехнулся Инкриз. – Забавно. Я бы даже сказал, глупо. Но не скажу, потому что мир и держится на таких поступках.
– И мы вот так просто будем сидеть здесь?
– А что ты предлагаешь?
Змеёнышу было плевать, на чём держался мир, для него всё уже рухнуло. Предложить он ничего дельного не мог.
– Фринни и Тиса убежали в город другой дорогой, – продолжал Инкриз еле слышно, – сообщить ночной страже, но разумеется, егеря махнут рукой. У нас даже нет воды, чтобы вымыть пол. Н-да. К утру здесь будет вонять скотобойней.
Такой расклад Вёху не понравился и он принялся за уборку старым поредевшим веником, стараясь не замарать его в крови. С жалобным шорохом осколки понемногу выбирались из углов. Инкриз старался приободриться и долго, уверенно рассказывал, почему Вакса вот-вот вернётся невредимой.
– Да, – кивал он сам себе упрямо, – у неё точно какой-то план, вот и пошла добровольно. А если нет, то Гиль Амьеро – не преступник, с её головы и волос не упадёт. У него ведь репутация.
Осколки будто тянулись друг к другу, жались так и этак, плакали яркими бликами, но совсем не совпадали на ржавой ладошке совка.