Пропащий

Он обнял Креста и поцеловал в щеку. Потом повернулся ко мне:

– Эй, Уилл-красавчик, да ты классно выглядишь!

– Спасибо, Ракель.

– Так бы прямо и съел тебя.

– Работаю всю ночь – стал еще вкуснее…

Он обнял меня за плечо.

– Я мог бы влюбиться в такого, как ты.

– Ты мне льстишь, Ракель.

– Только такой, как ты, мог бы спасти меня от всего этого.

– Но сколько разбитых сердец ты оставишь здесь, в этой клоаке!

– Это точно, – хихикнул он.

Я показал ему фотографию Шейлы. Единственную, что у меня была. Странно, если вдуматься. Конечно, ни я, ни она не увлекались фотографией, но иметь только один снимок…

– Ты ее знаешь?

Ракель вгляделся в лицо на фото.

– Это твоя женщина, я видел ее раз в приюте.

– Точно. А ты видел ее где-нибудь еще?

– Нет, а что?

Врать было незачем.

– Она сбежала. Я ищу ее.

Он посмотрел на снимок повнимательнее.

– Я могу это взять?

Я протянул ему фотографию: в офисе еще оставались цветные копии.

– Попробую поспрашивать, – обещал он.

– Спасибо.

Он кивнул.

– Ракель… – обратился к нему Крест. – Ты помнишь Луиса Кастмана, сутенера?

Лицо трансвестита застыло, он начал озираться по сторонам.

– Так как?

– Мне надо работать, Крест. Бизнес есть бизнес.

Я загородил ему путь. Ракель посмотрел на меня сверху вниз, прищурившись, словно на чешуйку перхоти у себя на плече.

– Она работала на улице, – сказал я.

– Твоя девчонка?

– Да.

– На Кастмана?

– Да.

Он перекрестился.

– Это нехороший тип, Уилл-красавчик. Кастман был хуже других.

– Почему?

Ракель нервно облизнул губы.

– Здешние девчонки… они как товар – ты меня понимаешь. Купля-продажа, бизнес… Если они приносят доход, то остаются. Если нет – сам знаешь…

Я знал.

– Но этот Кастман… – Ракель прошептал это имя, как некоторые произносят слово «рак». – Он был другой.

– Почему?

– Он портил собственный товар. Иногда просто для смеху.

– Ты говоришь о нем в прошедшем времени, – заметил Крест.

– Потому что он не появляется вот уже… м-м… года три.

– Он жив?

Ракель замолчал, глядя в сторону. Мы с Крестом обменялись взглядом.

– Еще жив, – наконец сказал трансвестит. – Я так думаю.

– Что ты имеешь в виду?

Он лишь молча покачал головой.

– Нам надо с ним поговорить, – сказал я. – Знаешь, где его найти?

– Говорят…

– Что?

Ракель снова покачал головой.

– Попробуйте поискать на углу Райт-стрит и авеню Ди в Южном Бронксе. Я слышал, он там.

И трансвестит пошел прочь, уже более уверенно ступая на своих шпильках. Рядом проехала машина, остановилась возле него, и я снова увидел, как человеческое существо тонет во мраке.

Глава 9

В большинстве кварталов города вы бы побоялись кого-нибудь разбудить в час ночи. Но только не здесь. Все окна забиты досками. Вместо двери – кусок фанеры. Сказать, что краска облезала, было бы не совсем верно – она осыпалась кусками.

Крест постучал в фанерную дверь. Откликнулся женский голос:

– Что надо?

– Мы ищем Луиса Кастмана.

– Убирайтесь.

– Нам необходимо с ним поговорить.

– Ордер есть?

– Мы не из полиции.

– А кто вы?

– Мы сотрудники «Дома Завета».

– Здесь нет беспризорников! – закричала она почти в истерике. – Убирайтесь!

– Выбирайте, – сказал Крест. – Или мы разговариваем с Кастманом прямо сейчас, или возвращаемся с кучей копов.

– Я ничего не сделала.

– Зато я могу что-нибудь придумать. Открывайте!

Женщина сделала выбор быстро. Мы услышали стук одного открываемого засова, затем другого. Наконец упала цепочка, и дверь приоткрылась. Я шагнул вперед, но Крест загородил мне дорогу рукой. Надо было подождать, пока дверь не откроется полностью.

– Быстрее, – сказала женщина, ядовито усмехнувшись. – Заходите, я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел.

Крест толкнул дверь, и она распахнулась. Мы прошли внутрь. Женщина тут же задвинула засовы. Меня одновременно поразили две вещи. Первая – темнота. Единственным источником света была слабенькая лампочка в дальнем углу, едва освещавшая ободранное кресло да журнальный столик, составлявшие всю меблировку. Вторая – страшная духота и вонь. Густая смесь больничного запаха с чем-то трудноопределимым. Я с трудом заставил себя сделать вдох. Интересно, когда здесь в последний раз открывали окно? Комната, казалось, шептала: «Никогда».

Крест повернулся к женщине, стоявшей в углу. В темноте мы различали только ее силуэт.

– Меня зовут Крест.

– Я знаю, кто вы.

– Мы встречались?

– Это не важно.

– Где Кастман?

– Здесь еще только одна комната, – ответила она, вяло поднимая руку и указывая в темноту. – Он, наверное, спит.

Глаза начали привыкать к темноте. Я шагнул к женщине. Она стояла неподвижно, но когда я подошел поближе, подняла голову. Я с трудом сдержал изумленный возглас и попятился, бормоча извинения.

– Нет, – сказала она. – Я хочу, чтобы вы видели.

Она пересекла комнату, встала рядом с лампой и посмотрела на нас. Мы с Крестом не изменились в лице, хоть это было и нелегко. Тот, кто изуродовал эту женщину, постарался на совесть. Когда-то она, пожалуй, была очень хороша собой, но затем будто перенесла пластическую операцию наоборот. Нос, который раньше, видимо, имел правильную форму, теперь был раздавлен, напоминая жука, на которого наступили тяжелым сапогом. Когда-то гладкая кожа рассечена и порвана во многих местах. Углы рта надрезаны так, что невозможно было понять, где они заканчиваются. Щеки и лоб во всех направлениях пересекали уродливые фиолетовые шрамы – так рисует трехлетний ребенок, заполучивший цветные мелки. Мертвый левый глаз смотрел в сторону, другой, не мигая, уставился на нас.

– Вы работали на улице, – сказал Крест.

Женщина кивнула.

– Как вас зовут? – продолжал он.

– Таня. – Рот она открывала с большим трудом.

– Кто вас так?

– А вы как думаете?

Мы не ответили – все было ясно.

– Он за этой дверью, – показала она. – Я ухаживаю за ним. Никогда не делаю ему больно. Вы понимаете? Я никогда не поднимаю на него руку.

Мы оба кивнули, хотя я ничего не понял, и Крест, думаю, тоже. Из-за двери не было слышно ни звука. Кастман спал. Какая разница? Разбудим… Крест взялся за дверную ручку и оглянулся на меня. Я деловито кивнул. Он открыл дверь.