Пропавшие без вести
Шрифт:
— Сейчас ведь не больше часов шести вечера, товарищ майор, — возразил Сергей. — До темна-то вон еще сколько!
— На то и лето! Не сутки же спать!
— Кабы оружие было, товарищ майор. А то ведь столкнемся — и нечем отбиться… Неужто в лагерь обратно?!
— Скажешь! В лагерь!.. Ладно, давай об оружии думать. Только не под землей. Не могу!
Они выбрались на поляну. Земляника уже краснела под каждым листком, под каждой травинкой.
— Я ее с молоко-ом люблю, — насыщаясь ягодой, мечтательно проурчал Сергей.
— А еще с чем, товарищ сержант?! — поддразнил
Лес дышал приютно и мирно. Вой невидимого фашистского самолета лишь изредка нарушал покой неба. Бурнин и Логинов лежали бок о бок в траве, слушая шум ветра в высоких лиственных кронах. Вот он совсем утих и доносится только откуда-то издалека, а вблизи и листок не дрогнет, слышно лишь щебетанье птиц. И вот опять начнет нарастать, накатываться, как морская волна, вдруг словно закипит где-то в стороне да как перекинется разом по ближним вершинам, шатая стволы стройных ясеней и высоких белых берез, — даже птицы примолкнут…
— Окаянная сила природа какая, а! — признался Бурнин. — Так, анафема, убаюкала — я даже про все позабыл, кроме неба, травы да деревьев…
— Баю-укает, точно, товарищ майор, — отозвался его спутник.
— А баюкаться нам нельзя. Пошли, друг! — И Бурнин решительно поднялся.
Как изумительно было чувство свободы! С каким наслаждением вдыхали они теплую испарину земли! А после вечерней зари с какой радостью ощущали свежесть росы на траве.
Вечером яркие дневные цветы закрывались, а ночные, бледные источали с такою щедростью ароматы! Влажное дыхание ночи бодрило. Однако как без оружия встретить врага!..
Изредка путь беглецов прорезал ярко вспыхнувший свет наглых автомобильных фар…
— Неужто же не боятся, гады! — удивленно ворчал Сергей. Но в тот же миг свет угасал. — Нет, все же боятся, товарищ майор. Страшится все-таки нас фашист, сволочь нахальная!..
Они углубились в леса, в сторону от людского жилища, рассчитывая, что тут скорее встретятся с партизанской разведкой и попадут в отряд, может быть даже в тот, налета которого ждали в лагере.
— Вот здорово будет, товарищ майор, если мы с партизанами в свой лагерь ворвемся освобождать народ!
Но они прошли уже около пятидесяти километров, затем семьдесят, сто, а партизаны им так и не встретились. Теперь они перестали мечтать о том, как явятся освободителями в бараки артиллерийского городка. Их влекло быстрее к линии фронта, на восток.
Запас продуктов, который сумела им дать Прасковья Петровна, кончался. Сезон был ягодный, щавелевый. Как-то им удалось поймать ежа и поджарить его на костре. Раз они камнем подбили грача, но измучились, прежде чем удалось его все же схватить и свернуть ему голову.
— Нет, на таком рационе после фашистской диеты нам долго не протянуть! Давай-ка все-таки к людям поближе! — решил Бурнин.
И на седьмой день к вечеру они наконец подошли в лесу к женщине, собиравшей ягоды. Одинокая, она сначала их испугалась, но потом пустила к себе ночевать. Они отоспались под крышей, в сухом тепле… Хозяйка их накормила, бесстрашно уговорила остаться еще на денек, отдохнуть. Починила для них одежду. А Бурнин починил ей обувь…
Когда, проведя
еще целый день под ее неусыпной охраной, они к ночи вышли из дома, Бурнин заметил, что Сергей у колхозницы Насти, которая их приютила, украл из хозяйства топор.— Воротись и сейчас же отдай, — потребовал Бурнин.
Сергей подчинился. Оставив майора в лесу, пошел обратно к деревне…
Женщина так и стояла в тоскливой задумчивости, облокотясь о плетень, там, где они с ней расстались.
— Настя! — тихо позвал Сергей.
— Сергуша! — выдохнула она, неожиданно охватив его шею руками. — Желанный! Вернулся? А я стою, думаю: неужто же ты ничего во мне не почуял, неужто уж так и уйдешь?!
Долго пришлось Бурнину, не двигаясь, ожидать Сергея. Он уже собрался было возвращаться на выручку другу, который, быть может, попал в беду, как рядом с собой услыхал осторожный оклик:
— Товарищ майор!
Сергей возвратился все-таки с топором.
— Так и не отдал топорика? — строго спросил Бурнин.
— Она мне сама на счастье дала, — ответил Сергей.
— Та-ак! Значит, сама дала?! — усмехнулся Бурнин.
— Ну ла-адно, товарищ майор! — смущенно буркнул Сергей. — Все-таки не совсем безоружны…
Ближние километры дороги Настя подробно им описала. Перед ними лежала речка; проселочная дорога вела через легкий деревянный мосток; его охраняли трое солдат, живших тут же в землянке. Брод лежал много правее. Но если переправляться бродом, то на обход потеряешь целую ночь.
— Пойдем поглядим, что ли, на мост? Может, так или этак проскочим, — предложил Анатолий.
Над лесом взошла молодая луна. Легкие облачка то прятали ее, то открывали.
У моста чернел часовой, матово отсвечивала на его голове стальная каска. Солдат стоял к ним спиной. С той стороны речки тянуло дымком от землянки, — должно быть, свободные от караула немцы готовили ужин.
— Лежите, товарищ майор, испытаю «Настино счастье», — шепнул Сергей.
— Как так — «лежите»?! Вместе навалимся. Куда ты один!
Они подползли змеиным, неслышным поползем; не дыша лежали у ног врага. Только шорох, только малейший треск — и часовой одним движением прошьет их обоих из автомата, с которого он не снимает руки… Вдруг Сергей, как пружина, беззвучно вскочил, в то же мгновение высоко вознеся зажатое в руках «Настино счастье». Тускло блеснув под месяцем, точным ударом рухнул топор под корень головы фашиста. Стальную каску кто его знает, как он пробил бы, — брякнет, скользнет… А тут лезвие врубилось с глухим хрустом, как в ствол молодой осины. Часовой свалился без звука.
Схватить его автомат и бежать через мост? Но те двое могут выскочить из землянки, когда пойдешь мимо.
— Надень каску, плащ и становись на пост, — приказал Бурнин. — Будем ждать смены.
Но смены они не дождались — сверкнув на дороге фарами, к мосту подходила грузовая машина.
Сергей шагнул ей наперерез, ослепил шофера взятым у часового ярким фонариком, и едва тот придержал машину, как Сергей прострочил обоих — шофера и пассажира в кабине — автоматною очередью, второй короткой очередью пробил баллоны.