Пропавшие сокровища
Шрифт:
– Ого! Да вы молодец, Настенька! Это же подвиг!..
– восхищенно воскликнул Волошин.
– Если мы найдем эту княгиню, я добьюсь ходатайства о награждении вас медалью…
– …«За спасение утопающих»!
– со смехом закончила Тася.
– Совершенно верно, - сокрушенно сказал молодой бригадмилец.
– Мы привели в действие могучую милицейскую машину, и нам угрожает опасность утонуть в многотысячных массах старушек, с которыми предстоит познакомиться.
– Ох, как жалко, что я поспешила!
– с искренним сожалением воскликнула Тася.
По-видимому,
Волошин безмолвствовал весь следующий день и лишь вечером позвонил по телефону.
– Ну? Говорите скорее!
– крикнула в трубку Тася.
– Следы княгини Евгении Бельской найдены, - спокойно сообщил Волошин.
– Но они найдены не в адресном столе, а в отделе регистрации умерших бывшего Москворецкого загса…
– Она умерла?
– холодея, спросила Тася.
– Да. В тысяча девятьсот двадцать пятом году. Там же, в загсе, я узнал ее последний адрес. Она жила на Малой Ордынке.
– Едемте сейчас же туда!
– приказала Тася.
– Не могу, - устало сказал молодой бригадмилец.
– Я уже две ночи не сплю из-за вашей старушки и ее бывшей барыни… Я валюсь с ног.
Но Тася была неумолима и безжалостна:
– Дайте мне адрес! Я поеду сама.
– Завтра… вместе… - успокоил ее Волошин.
– Вы хотите, чтоб я поседела за эту ночь?
Он рассмеялся:
– Седая девушка. И с таким темпераментом!.. Мне очень хочется посмотреть на вас сейчас, но все же я отложу это удовольствие до завтрашнего дня.
Она успокоилась. В ней проснулась благодарность к этому спокойному и энергичному парню. Улыбнувшись, Тася сказала:
– Простите. Я сумасшедшая…
– Вы такая, как надо.
– Идите спать… Ваня.
– Спокойной ночи, Настенька, - сказал он и повесил трубку.
В ДОМИКЕ НА ОРДЫНКЕ
В Замоскворечье на Ордынке, стоял маленький одноэтажный домик с палисадником под окнами. Позабытый жилуправлением, домик этот давно пришел в упадок, но тем не менее был густо населен. В то утро, когда Волошин и Тася приехали сюда, самая юная часть обитателей под присмотром старушек играла во дворе в «салки» или, в зависимости от настроения, пела, дралась, смеялась и плакала.
– Здесь… - сказал Волошин.
– Сейчас мы выберем наиболее идейную старушку и учиним ей допрос.
Они прошли во двор и присели на скамью подле одной из старушек. Определив по типу лица, что старушка, скорее всего, татарка, Волошин вежливо произнес:
– Селям алейкум, апа!
Старушка не поняла и на чистейшем русском языке спросила, что ему нужно. Завязался оживленный разговор, к которому вскоре присоединились
старушки всего двора. Однако Клавдии Антиповны среди них не было. Оказалось, что она действительно живет в этом дом «уже много лет, но служит через три дома отсюда «собачьей бонной», то есть выводит гулять принадлежащую какой-то тощей пожилой аспирантке болонку с претенциозной кличкой «мадам Бовари».Оказалось также, что одна из старушек, живущая в этом доме с 1918 года, отлично помнит княгиню Евгению Феликсовну Бельскую.
– Не русская она была, француженка, что ли, и часто какие-то чудные слова говорила. Говорит, а сама смеется - забыла, мол. Только она редко смеялась. Как сейчас я ее вижу: тоненькая, будто колосок, бледная, и все кашляла. Глаза большущие и печальные - горе у нее какое-то на сердце лежало… Наша Антиповна любила ее, как за родной сестрой ухаживала, и все же померла она, касатка. Сказывала Антиповна, будто сохла ее барынька по каком-то князе или графе, а он, вишь, в уме повредился и без вести пропал…
Все это благодушная, круглолицая старушка излагала не торопясь, певучим голосом, будто сказку о спящей царевне рассказывала, а закончила свой рассказ неожиданным возгласом:
– Игорь! Брось палку, халюган! Вот скажу матери…
Игорь бросил палку и по просьбе своей бабушки охотно сбегал за Антипозной. Та вскоре пришла, неся на руках крохотную аспирантскую «мадам Бовари», покрытую кокетливой попонкой. Старушка узнала Та-сю и очень обрадовалась ей, а на сообщение Волошина, что старинная книга нашлась, лишь рукой махнула:
– Отдайте ее ученым людям, а то с нею только беды наживешь…
Они прошли в дом. Клавдия Антиповна ютилась в маленькой каморке, добрую половину которой занимал пузатый темно-красный комод. Над комодом в красивой золоченой раме висел среднего размера портрет молодой женщины, написанный гуашью.
– Она… - грустно глядя на портрет, сказала Клавдия Антиповна.
– Ей тогда было двадцать лет.
Не отрывая глаз, Тася смотрела на портрет. Чуть удлиненное бледное лицо Евгении Бельской останавливало внимание своей неожиданной, необычной красотой. Его обрамляло облако темных волос. А на светлой блузке были выписаны кружева - тонкие, как снежинки.
Большие темные глаза смотрели на Тасю настороженно, тревожно.
– Какие у нее глаза!
– тихо сказала Тася.
– Она всегда была как малый ребенок!
– стала рассказывать Клавдия Антиповна и погладила «мадам Бовари», за что та немедленно лизнула ее руку.
– А как назначили революцию, она даже обрадовалась и сказала мне: «Ну, слава богу, теперь я совсем уйду от князя Андрея, и мы с Платоном поженимся». Вот и «ушла»… на тот свет.
Тася попросила старушку немедленно рассказать ей и Волошину все, что та знала о Евгении Бельской.
Родители молоденькой девушки Эжени де Мерод, обнищавшие французские аристократы, в 1913 году выдали ее замуж за богатого русского князя Андрея Бельского, но, переехав в Россию, Эжени полюбила здесь своего деверя, брата мужа, князя Платона - человека красивого и умного, чего нельзя было сказать об Андрее Бельском Свою любовь Платон и Эжени скрывали недолго, скоро все обиаружилось. Но революция заставила Андрея Бельского бежать за границу, а князь Платон, скрыв свое происхождение, увез Эжени из Петрограда в Вологду. Как потом рассказывала Евгения Бельская Клавдии Антиповне, Платон Бельский в каком-то вологодском монастыре искал старинные книги. Он часто ездил в Вологду из Петербурга и однажды даже взял с собой свою возлюбленную…