Пропавшие в раю

Маруся соглашалась подождать. Позволяла уговорить себя. Честно пыталась успокоиться. Но где-то глубоко внутри уже поселилась устойчивая, тяжелая, тоскливая уверенность: у нее нет больше дочери. Она слишком мало ее знала и, главное, недостаточно любила, чтобы эта любовь могла образовать вокруг Алисы плотное защитное кольцо и уберечь от любой беды.

Глава 7

Алиска вылетела из дому как бешеная. Едва сдерживая рыдания, неслась по улице, не глядя под ноги, не разбирая дороги. У нее и мысли не возникло пойти к Наде. Если честно, она пела соседке дифирамбы исключительно в пику матери. Новая знакомая успела ее разочаровать, и сближаться с ней у Алисы не было никакого желания.

И дело не в манере краситься и одеваться, и не в том, что Надя дымила без передышки. Алиска и сама могла покурить за компанию. Да и вино три раза попробовала, за что была нещадно порота бабушкой Олей. «Баболей», как ее в одно слово звала внучка.

Просто оказалось, что Алисе невыносимо скучно с Надей. Та была девушкой без извилин и юмора, с низменными инстинктами, лежащими ниже пояса, и убогим кругозором. Ее интересы ограничивались парнями, сексом, дискотеками, шмотками и прочей лабудой. Она даже в компьютерные игры не умела играть по причине тупости. Могла разве что в социальных сетях перебрасываться полуграмотными сообщениями с такими же придурками, как и она сама. Просто других знакомств Алиса пока не завела, вот и приходилось довольствоваться малым. Она надеялась, что в школе познакомится с нормальными ребятами, и тогда ее общение с Надей ограничится рамками «привет – пока».

В общем, мимо Надиного дома она промчалась, не оглянувшись. Неслась прочь из поселка, в сторону моря. Она точно так же была влюблена в море, как и Маруся. Если бы мать и дочь хоть раз поговорили по душам, Маруся точно знала бы, где ее искать. Но вот не поговорили. И пока Маруся пребывала в твердой уверенности, что Алиска ревет на Надином татуированном плечике, та бежала туда, где ей всегда становилось легко и спокойно. На побережье. А если точнее, на мыс Каменный Клык.

Разумеется, она наведалась туда почти сразу после приезда, заинтригованная рассказами риелтора. Это место очаровало девочку с первого взгляда. Во-первых, здесь никогда никого не было. Видимо, люди боялись обвала пород и старались обходить обрыв стороной. Во-вторых, сверху открывался вид, от которого у Алиски выступали слезы на глазах и перехватывало горло. Такое труднообъяснимое, пронзительное ощущение. От восторга хотелось одновременно орать во весь голос, смеяться и плакать. Бескрайняя – ну, не получалось подобрать лучшего слова, как она ни пыталась! – водная гладь. Серовато-зеленые величавые воды. Казалось, будто пьешь этот простор, эту ширь, но в то же время она всасывает тебя в себя. Поглощает, захватывает. И ты растворяешься, таешь в ее глубине.

Иногда вдали проплывали корабли, крошечные и бесшумные. Словно игрушечные. А ты на самом краю обрыва, и шальной ветерок треплет волосы. Страшно, но это какой-то особый, веселый, сладкий страх, пополам с хмельной радостью. Иногда девочке хотелось разбежаться и прыгнуть в бездну. В Алискиной душе жила иррациональная уверенность, что при этом она не свалится камнем в водную пучину, а взмоет вверх, будет парить, как птица…

Чтобы попасть на мыс, нужно было взять сильно влево от поселка, перейти через большой луг, преодолеть неглубокий овраг и реденький перелесок. Это была короткая дорога, а имелась еще и длинная, как в сказке про Красную Шапочку. Обычная проселочная колея, пыльная и серая, начиналась от окраины Каменного Клыка, вилась параллельно береговой линии и внезапно обрывалась почти у самого мыса. Здесь же лежал необычной формы серый камень.

Он был похож на гриб с огромной, метра полтора шляпкой и короткой ножкой. Наверное, камень лежал здесь давно и намертво врос в землю. Может, из-за него мыс и назвали Каменным Клыком, предположила Алиса, впервые увидев странный «гриб». Может, раньше он был еще больше. Девочка попробовала сесть на него, но почему-то это было неприятно. Нагретый на солнце камень тем не менее холодил, вымораживал все внутри. Воздух над камнем казался подвижным, наэлектризованным. Алиса, едва присев, вскочила и больше сидеть на нем не пробовала. Да и вообще обходила камень стороной.

Сам мыс, сильно выдающийся в море, был совершенно лысым, лишенным растительности. Сухая, словно вытоптанная, растрескавшаяся земля без единой травинки или кустика. И чем ближе к краю обрыва, тем глубже змеящиеся трещины. Мыс постепенно, слой за слоем, обваливался, сползал к морю. А оно настойчиво билось, ласково звало к себе, год за годом подтачивало его твердь внизу, у подножия утеса. Рано или поздно и то место, на котором стояла сейчас Алиса, тоже обрушится вниз, но ее это ничуть не пугало. Она вообще не думала об этом.

Особенно сейчас. В голове роились сердитые, мстительные и отчаянные мысли. Алиса всхлипывала, размазывая слезы по щекам, и жалела себя. Эх, была бы жива баболя! Она бы успокоила, поняла… Да и вообще показала бы всем, как обижать любимую внучку! Алиска мысленно вела с баболей нескончаемый диалог. Выговаривала ей за ранний уход, за то, что бросила ее одну. Жаловалась на мать и Алексея. Рассказывала, как ей нравится море. Делилась сомнениями и опасениями. Баболя слышала и вроде бы даже отвечала.

Постепенно Алиска немного успокоилась. Сквозь обиду и горечь стал пробиваться стыд. Не стоило ей говорить такое маме. Они с баболей часто разговаривали про нее. Баболя с ласковой усмешкой называла маму «росомахой», что означало – непрактичная, доверчивая мечтательница, тихоня безответная. Как ребенок. Такую всякий обидеть может. И обижали, бывало. Мать не знала, что бабушка давно поведала внучке о ее появлении на свет. О том, как внезапно впервые влюбилась погруженная в учебу и домашние заботы Маруся. И о том, как возлюбленный предал ее, а она ни на секунду не задумалась о том, чтобы избавиться от непрошенного младенца. Выходит, мама ее, Алиску, не предала…

Баболя в красках расписывала, как тяжело вынашивать ребенка, будучи незамужней и такой юной. Быть предметом обсуждений учителей, одноклассников и односельчан. Лишиться выпускного и перспектив. Подружки уехали в город поступать, а Маруся отправилась в роддом. Они бегали на свидания и вечеринки, а Маруся ночами качала орущую Алиску. И много еще рассказывала баболя, втайне надеясь, что внучка ни в коем случае не повторит ошибок матери.

Алиса очень любила маму. Но не так, как баболю, которую считала чем-то вроде части себя самой, и потому не могла без нее обходиться ни дня. Баболя была защитой, опорой и при этом – вторым «я». Пожалуй, любовь Алисы к Марусе была похожа на любовь к сестре. Причем не к старшей, а к младшей. Той, которую надо оберегать, лелеять и защищать. Когда в жизни Маруси наконец-то появился мужчина, бабушка и внучка восприняли его совершенно одинаково: настороженно, опасливо, ревниво и в то же время с надеждой. Потом, когда познакомились поближе, опасения постепенно растаяли. Алексей был отличным парнем и вроде бы не собирался бросать и обижать Марусю. Правда, баболю беспокоило, что Алексей чересчур, по ее мнению, успешен, умен и красив. Алиска не соглашалась и даже дулась: как и любой ребенок, она была убеждена, что ее мама – самая лучшая.

Баболя со смехом рассказывала случай, который произошел с Алиской, когда той было лет пять. Маруся на пару дней забрала малышку в город, и они отправились в зоопарк. В какой-то момент девочка отстала от матери, и они ненадолго потеряли друг друга из виду. Алиска принялась реветь, звать маму, вокруг немедленно начала собираться толпа, и кто-то спросил, мол, какая из себя твоя мама – чтобы легче ее отыскать. И Алиска тут же выпалила: «Моя мама – это та, которая самая красивая!»

Алиска совершенно не возражала против того, что мать устроила-таки личную жизнь: у нее самой была баболя, пусть и у матери тоже кто-то будет.

Все изменилось, когда баболи не стало. Алисе было так страшно остаться без человека, на котором замыкалось ее существование, который стал осью всей ее жизни, что она обвиняла в этой потере весь мир. У Маруси был Алексей, а у Алисы – никого. Искать опору в лице матери казалось странным и непривычным, в свете постоянной привычки относиться к Марусе, как к маленькой и неразумной. Чаще всего Алиска, умная и проницательная девочка, сама понимала, что ее нападки и издевательства над матерью и Алексеем бессмысленны, но ничего не могла с собой поделать. Ей больше не хотелось оберегать мать от несовершенного мира. Хотелось уколоть побольнее, уязвить, задеть.