Пропавшие в раю

Правда, теперь, по прошествии какого-то времени, видя непрекращающиеся попытки мамы примириться с ней, помочь, подружиться, наладить контакт, Алиска немного успокоилась, стала оттаивать. Вид расстроенного очередной выходкой Марусиного лица перестал приносить удовольствие. Девочка постепенно возвращалась к себе прежней, еще немного, и все бы наладилось. Но сегодня она швырнула матери в лицо непростительные, несправедливые слова, которые отбросили их отношения назад, к исходным позициям.

Алиса стояла на краю обрыва и не знала, что делать. Ей больше не хотелось скандалить и ругаться. Но и возвращаться домой с поджатым хвостом тоже не вариант. Было бы здорово, если бы мама и Алексей увидели ее стоящей здесь и решили, что она собирается спрыгнуть. Мама бы заплакала и закричала, а Алексей начал уговаривать отойти от края. В итоге, после долгих препирательств, она бы, разумеется, подошла к ним, мама обняла бы ее и принялась целовать, а Алексей был бы весь бледный, с поджатыми губами и дрожащими руками. А как иначе! Из-за его резкости чуть не погиб человек! Потом они поехали бы домой, помирились, поговорили. Они с мамой поплакали, а Алексей выпил бы коньяка, чтобы прийти в себя. Алиса даже великодушно решила попросить у них обоих прощения…

Все это было прекрасно, но, к сожалению, несбыточно. Ни одна живая душа не подозревала о ее привычке приходить на мыс Каменный Клык. Матери с отчимом и в голову не придет искать ее здесь! Да и вообще – никому. Впервые безлюдность этого места показалась Алисе досадной, навевала безнадегу и меланхолию. Внезапно ей захотелось уйти отсюда. Морской пейзаж показался тревожным и тоскливым, заставлял чувствовать себя потерянной и одинокой. Алиса повернулась, чтобы уйти.

Вернее, хотела уйти, но не успела.

Внизу, у своих ног, девочка заметила странное движение и наклонилась рассмотреть, что это такое. Первой мыслью было: под землей копошится крот. Красновато-коричневая почва вспучилась, набухла, заходила ходуном, словно что-то ворочалось, силилось пробиться на поверхность. Алиса отчетливо понимала, что надо отбежать от края, да и рвануть отсюда куда подальше. А лучше было бы никогда, никогда, никогда сюда не приходить! Но ничего не могла поделать: стояла как пригвожденная. Словно в дешевом фильме ужасов, когда героиня-идиотка спускается в подвал, кишащий зловещими тварями, или на трясущихся ногах упорно лезет в дом с привидениями. Алиса смотрела на непонятное движение земли, на стремительно разбегающиеся во все стороны лучики-трещины и не могла пошевелиться. Нечто должно было увидеть свет, и ей суждено было наблюдать его появление.

На мгновение Алисе показалось, что это корявые корни какого-то дерева, неизвестно откуда взявшиеся на абсолютно лысой поверхности земли. Но уже через секунду она осознала, что видит перед собой руки. Человеческие руки. Перепачканные в земле, костистые, с узловатыми толстыми пальцами и грязью под длинными острыми ногтями, они слепо шарили вокруг. Пальцы были похожи на толстых уродливых червей, и Алиска все смотрела и смотрела на них. В голове испуганно вопил чей-то голос: беги отсюда, чего застыла, спасайся, не стой столбом! Налетел порыв ветра, бросив ей в лицо сухую пыль и крупицы разрытой земли. Алиса задохнулась, закашлялась, замахала руками и очнулась. Невозможность, чудовищность происходящего открылась ей вдруг с какой-то особенной ясностью. Девочка громко закричала и сделала шаг назад, приготовившись бежать.

Убежать не получилось. Одна из рук вдруг скользнула отвратительной змеей, метнулась к Алисе и цепко ухватила девочку за хрупкую лодыжку. Пальцы (сквозь тонкую ткань джинсов Алиса почувствовала, какие они холодные) жадно сомкнулись на ее ноге. Девочка тоненько завизжала и в отчаянии затрясла свободной ногой, силясь освободиться из тисков, но ничего не получалось. Пальцы вцепились намертво.

– Помогите! Кто-нибудь! – верещала Алиса, но спасать ее, конечно, было некому.

Внезапно рука резко дернула девочку на себя. От неожиданности Алиса потеряла равновесие и больно шлепнулась на попу. Падая, прикусила язык и взвыла от новой боли. Оглушенная, растерянная, она словно превратилась в кричащий, визжащий, ничего не соображающий комок боли и страха. Вторая рука обхватила ее левую ногу, и с тупой, механической настырностью девочку потащило к краю пропасти. Алиса вывернулась и теперь лежала на животе. Она кричала, изо всех сил пытаясь зацепиться хоть за что-нибудь, царапала ногтями сухую неподатливую землю, но все равно неумолимо скользила в сторону обрыва.

Она разодрала щеку, переломала все ногти, но, не обращая внимания на боль, яростно боролась за свою жизнь. Больше Алиса не тратила сил на крики о помощи: поняла, что рассчитывать придется только на себя. В какой-то момент ей показалось, что хватка ослабла, и она вот-вот сумеет высвободить ноги из захвата. Алиса по-звериному зарычала и рванулась с силой, которой никогда в себе не подозревала. Напрасно. Мощный рывок выбросил ее на самый край, и Алиса повисла над бездной, в последний момент уцепившись израненными руками за кромку, беспомощно болтая ногами в воздухе.

Неизвестно из каких глубин преисподней возникшие руки бесследно сгинули неведомо куда. Никто больше не пытался убить Алису, но она поняла, что ей уже не выжить. Осознание скорой смерти было абсолютно ясным. Алиса поняла, что ее не станет, и как скоро это случится – всего лишь вопрос времени. Она медленно повернула голову и посмотрела через плечо. Там, далеко впереди, все так же простиралась морская гладь. Прекрасная и равнодушная к тому, что Алискина жизнь в буквальном смысле висит на волоске. Девочка скосила глаза вниз и увидела большие, выступающие из воды камни; пенящуюся мутную воду; разбивающиеся о подножье скалы волны. Сейчас волны казались ей отвратительными, ждущими, жадными. Как она не замечала? Это же не гребни, это разверстые в сладострастном голодном оскале пасти…

Зрелище бездны, которая терпеливо поджидала свою жертву, подстегнуло Алису предпринять новую попытку спастись. Она вскинула голову и попыталась покрепче ухватиться за край обрыва. Руки онемели от усилий, ныли и дрожали. Удерживать тело на весу было труднее с каждой минутой. Алиса со свистом дышала, лихорадочно выбрасывала вперед ноги, стараясь упереться ими в склон горы, нащупать опору, чтобы ослабить напряжение. Собраться с силами и вскарабкаться наверх. Наконец ей это удалось, она коснулась правой ногой земли и перенесла тяжесть тела на ногу. Перевела дух. Попробовала подтянуться повыше.

Жажда жизни вспыхнула в ней с новой силой. Еще немного, уговаривала себя Алиса, еще совсем чуть-чуть! Возникшую прямо над ней на обрыве фигуру она заметила не сразу. Точнее, увидеть-то увидела, но поначалу сознание, до краев заполненное вопросом спасения жизни, проигнорировало неожиданного посетителя. И только спустя несколько секунд в измученный мозг пробился сигнал.

– Ты?! – натужно прохрипела Алиса, едва не разжав руки от потрясения.

Потому что человека, который появился перед ней, быть здесь никак не могло. И тем не менее он – точнее, она, стояла в двух шагах.

– Я, – сказала баболя, опускаясь на колени. Теперь ее лицо оказалось почти вровень с Алисиным. Видна была каждая черточка родного, любимого лица, каждая складочка, каждая морщинка. На баболе было темно-бордовое трикотажное платье, которое она надевала в особо торжественных случаях, волосы уложены в гладкий пучок, на носу – очки «для улицы».

Сознание Алисы словно раздвоилось, расплавилось. Мгновение назад она прекрасно понимала, что баболи тут быть не может, она давно умерла, похоронена за две тысячи километров от Каменного Клыка. Но иррациональная надежда и неизбывная вера в чудо заставили девочку собрать остатки сил и отрывисто проговорить:

– Помоги! Вытащи меня!

Баболя ничего не ответила. Она улыбнулась. Точнее, растянула в стороны пластилиновые, накрашенные коралловой помадой губы. К радости эта безжизненная гримаса не имела ровно никакого отношения. Показались ровные белые зубы. Три года назад баболя вставила протезы, долго к ним привыкала, заново училась говорить и есть. Существо, которое прикинулось баболей, продолжало все шире и шире распахивать белозубый рот, разводя его в стороны, вверх и вниз, как пиранья. Из разинутой глотки вырвался утробный, низкий хохот, ничуть не похожий на заливистый, заразительный баболин смех. Тело, затянутое в бордовую ткань, заходило ходуном. Нестерпимо запахло гнилью.