Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек

— Вот как! И что же он предсказывает?

— Я умру двадцать седьмого декабря этого года.

— Боже милостивый, что за страсти! Вы уверены, что составили его правильно?

— Звезды не лгут.

— Что ж, это очень прискорбно.

— Нисколько. Жизнь не представляет никакой ценности для меня. Я не боюсь смерти. Смерть — не безвозвратное исчезновение. Я с радостью жду двадцать седьмого декабря.

Пришло 27 декабря, а фру Друссе и не думала умирать. Она была в полном здравии, когда я столкнулся с ней в первых числах января на улице Норрегаде.

— Рад вас видеть, фру Друссе, живой и здоровой. Вы великолепно выглядите. А осенью прошлого года вы говорили, что умрете двадцать седьмого декабря. Как хорошо, что ошибся гороскоп!

— Жива? Кто сказал, что я жива? — Она поглядела на меня широко открытыми глазами. — Откуда вы знаете, что я не умерла в тот самый, названный вами день?

— Многое свидетельствует о том, что вы живы. Ну хотя бы то, что вы стоите здесь и разговариваете со мной. На вас новое пальто и шляпа, в руках — сумка, перчатки и зонтик. К тому же вы выглядите вполне здоровой.

— Здоровой! Могу вам поведать кое-что. Я мертва. Я действительно умерла двадцать седьмого декабря. Вы разговариваете с мертвецом!

Мы еще немного постояли, затем распрощались, и она пошла домой в сторону площади Фруе Пладс. Жила она по-прежнему на Фиулстреде. Прощаясь, она сказала:

— Заглянули бы как-нибудь. Только позвоните перед приходом!

Так что у нее был телефон, телефонный номер. Это после смерти-то. И она продолжала регулярно публиковать кулинарные рецепты.

Мир становился все более и более мистическим. При таких обстоятельствах не трудно составлять гороскопы.

Ну как же...

Однажды пожаловали приверженцы «Оксфордского учения» с песней, барабанным боем, трам-там-там. И «обращали» людей. Затем незаметно испарились, словно роса с восходом солнца. Учредилось великое братство народов во Христе. Но у людей по-прежнему разные доходы. Несколько тысяч человек стали обращенными, однако разницы заметить не удавалось. Фру Друссе утверждает, что она мертва, хотя разгуливает по Копенгагену, живая и невредимая.

Бранд утверждал, что он убийца, хотя не заикнулся об этом, каясь в своих грехах.

Вольбек исчез, и полиция считает, что его нет в живых, хотя труп его не найден.

Бранд же утверждал, что видел и прятал два экземпляра вольбековского трупа.

Что и говорить, удивительные времена...

Глава 13

Жил в Свенборге человек, который зарабатывал уйму денег, производя различные алкогольные напитки из датских плодов и ягод.

«Монастырский добрый ром из черной смородины» — назывался один из них. Причем на судебном разбирательстве было доказано, что он действительно был из черной смородины.

«Истинно старинное монастырское вино, — гласила готическая этикетка на бутылках с другим напитком, — изготовляется набожными монахами». На самом же деле это монастырское вино варили фюнские девушки из стеблей ревеня за 16 крон в неделю.

И хотя на завод не имели доступа ни один монах или пробст, — сам заводчик был человек набожный и благочестивый. Звали его Нильсен, и, несмотря на заурядную фамилию, он был широко известной личностью не только в Свенборге, но и во всей стране.

У него были огромнейшие плантации ревеня и черной смородины. Он владел отелями и кабачками. Так как Нильсен заседал в правлении туристской фирмы, то из его заведений каждое лето велись специальные радиопередачи, так что их знал каждый ребенок в стране.

Это Нильсен при въезде в Свенборг построил известный трактир «Старинный лесничий двор», где проезжие автомобилисты утоляли жажду монастырским вином, сидя под закопченными сводами у камина с потрескивающими углями, а официант в голубом жилете с желтыми рукавами и в шутовском колпаке напевал: «Так выпьем же, дорогие братья!»

И, уж конечно, Нильсен построил прославленный во всей стране кабачок «Древний монастырский погребок» в Оденсе. Здесь монастырский напиток из черной смородины подавали официанты в монашеских рясах. И, хотя они отказывались носить сандалии на босу ногу, атмосфера в погребке и без того была вполне приглушенной и мрачной. Вскоре кабачок стал первоклассным туристским аттракционом и серьезным конкурентом андерсеновского зала Трига.

Свой собственный дом Нильсен выстроил в Свенборге на открытой возвышенности. Здесь, неподалеку от памятника Кристиану, открывался прекрасный вид на зеленые буковые леса и голубизну Свенборгского залива.

Дом был величествен изнутри и снаружи. Он ломился от антикварных предметов и старинной источенной жучком мебели. Спало семейство Нильсен на мягких кроватях под балдахинами. Ели они в готическом зале с высокими потолками. Отправляли свои нужды в ватерклозетах, разукрашенных в стиле ренессанс. Во всех залах тикали, били, играли, гудели старинные борнхольмские часы и часы французской работы, украшенные позолоченными дамами.

В сводчатых погребах созревали превосходные вина. Ни монастырская черносмородиновка, ни старинное монастырское из ревеня не признавались в стенах виллы. «Торговое предприятие само по себе, а частная жизнь сама по себе», — любил говорить Нильсен.

Он был, как уже сказано, человеком набожным, знал, что все его блага — от бога.

Ежедневно за обедом, прежде чем служанка подавала на стол, он читал обеденную молитву. Глубоким хрипловатым голосом благодарил бога за все дары, посылаемые ему, в то время как все присутствующие, опустив головы, смущенно смотрели в тарелки.

В одной из городских церквей семейству Нильсен были отведены постоянные места. Здесь неизменно каждое воскресенье восседали супруги Нильсен, внимая словам божьим и зычно распевая псалмы. Всякий раз, когда Нильсен бросал взгляд на купол церкви, он думал, что немало его денежек пошло на реставрацию и позолоту храма. И деньги принесли не только орден рыцарского креста. Многообразные проценты с этих денег так и сыпались на него, словно манна небесная.

Но прежде всего Х.-Н. Нильсен был истинным датчанином. Во имя родины, а не в личных интересах он так широко развернул свою деятельность и зарабатывал большие деньги, утверждал он. Оба его заведения — «Старинный лесничий двор» и «Древний монастырский погребок» — служат идейным целям: они возрождают культуру далекого прошлого и наше историческое своеобразие, утверждал Х.-Н. Нильсен. А также привлекают туристов в страну...

Да и забота об охране природы не чужда его сердцу. Это он позаботился, чтобы на лугах и холмах, окружающих его виллу, не возводилось никаких построек, которые своим уродливым видом могли бы испортить пейзаж.

Когда посланцы «Оксфордского движения» появились в Свенборге, он стал их первым приверженцем.

Его инициатива и организаторские способности во многом предопределили успех уллерупской встречи.

«Обращение» Бранда пришлось ему по душе. А речь Бранда прозвучала так, словно шла от его собственного сердца. Х.-Н. Нильсен был одним из первых, кто позаботился о молодом, новообращенном художнике.