Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек
Шрифт:
Главный врач, окруженный своим штабом, делает первый шаг вперед, и вся процессия трогается следом за ним по коридорам больницы. От отделения к отделению несутся звонки, предупреждающие о начале смотра, чтобы к торжественной минуте все были в полной боевой готовности.
Сестры в отглаженных халатах стоят навытяжку. Молодые практиканты-фельдшера замерли по стойке «смирно». Лежачие больные силятся вытянуть руки по швам. Простыни расправлены, коврики выровнены в одну линию. Нигде ни морщинки, все соответствует инструкции. В эти минуты ни один пациент не смеет заикнуться о судне. Крепись, пока не кончится смотр.
Лицо главного врача преисполнено спокойствия и достоинства. В бытность свою молодым кандидатом, он тщательно изучал выражение лица своего предшественника и знает, что молодые кандидаты, участвующие в теперешних смотрах, тоже, не отрываясь, следят за ним. Одну руку он держит в кармане халата, другой делает едва заметные движения, которым внимают и повинуются сестры и весь вышколенный персонал.
Ни один больной не смеет обращаться непосредственно к главному врачу. Вопросы и ответы передаются промежуточными инстанциями. Это приводит к недоразумениям, но любая попытка их исправить считается величайшей бестактностью.
Фамилия главного врача Торсен. Однако главного врача не подобает называть по фамилии. Воспитанные пациенты знают, что его нельзя называть также «господин доктор», или просто «доктор», и вообще обращаться к нему во втором лице. В разговоре с главным врачом местоимение «вы» исключается. Обращаетесь ли вы к нему самому или упоминаете о нем, вы должны титуловать его не иначе, как «господин главный врач». Нарушение этикета может привести к очень неприятным последствиям.
Закончив обход, главный врач покидает больницу. Гипноз в палатах рассеивается. Не в силах больше крепиться, желудочные больные лихорадочно дергают звонки, и практиканты мечутся, подавая судна.
Но трудовой день главного врача еще не окончен. Машина мчит доктора Торсена в частную клинику, где его ждут другие пациенты. У них те же недуги, что и у больничных пациентов. Лечат их теми же лекарствами. Но этикет и формы обращения здесь другие. Тут допускается местоимение «вы». И лицо главного врача становится более приветливым, словно он разговаривает с людьми своего круга.
День главного врача Торсена насыщен до отказа. Он еще и профессор, он читает лекции студентам. Ему не подобает проявлять признаков усталости. Он должен читать живо, сдабривая науку анекдотами, и студенты внимательно слушают его, встречая каждую остроту угодливыми смешками.
Кроме того, главный врач ведет еще и частную практику, которая требует времени, терпения, длительных бесед и большого такта. Тут у него появляется совсем особое выражение лица. «Самое важное — доверие к врачу», — заявил в одном из интервью профессор Торсен. Порой бывает очень полезно, взяв пациента за руки, заглянуть ему в глаза сочувственным, проникновенным взглядом. Ведь врач — это друг, которому можно излить душу. Исповедник, которому можно довериться.
Наконец, общественная деятельность и почетные обязанности. Заседания, конгрессы, лекции, Союз врачей, редактирование еженедельника, газетная полемика и прочее и прочее. Кроме того, у врача есть еще и личная жизнь: жена, дети, знакомые.
Быть может, и одна только деятельность главного врача могла бы целиком заполнить человеческую жизнь. Быть может, профессору Торсену суждена безвременная смерть от переутомления.
Но все его обязанности совершенно добровольны. В них — залог его успеха и богатства. Профессор считается знаменитостью. Коллеги восхищаются им и завидуют ему.Он еще молод. Ему сорок три года. Он один из девятнадцати участников торжества, встретившихся в июньский вечер.
В этот тихий погожий летний вечер на набережной Лангелиние цветут кусты сирени и акации, как много лет назад, когда в больницу был доставлен пожилой учитель, который умер, потому что проглотил отравленный леденец.
Глава 5
Насильника и альфонса приговорили к пяти годам тюрьмы. Этот тупой наглец заявил, что его устраивает приговор, и отвесил дрожащему судье преувеличенно вежливый поклон. Репортеры не преминули потом отметить, что, когда преступника выводили из зала суда, он развязно улыбался публике. Напомаженный, рыхлый субъект в пиджаке с подложенными плечами.
— Поистине преступный тип, — говорит секретарю судья Эллерстрем.
Судье Эллерстрему сорок три года. Он очень высокий, длиннолицый, со светлыми, зачесанными кверху волосами и маленькими усиками.
Судья отмеряет сроки наказания, сообразуясь с уголовным кодексом, и диктует приговоры слабым, неуверенным голосом. Его длинные пальцы нервно теребят карандаш. Он никогда не знает, куда девать руки. Но ногтей он больше не грызет. От этого его отучила мать.
— Теперь ты судья и должен избавиться от этой безобразной привычки, — сказала она. — Недоставало еще, чтобы судья кусал ногти во время процесса! Что подумают преступники?
Судья проявил силу воли и, следуя материнским наставлениям, поборол дурную привычку.
Мать Эллерстрема занимает большую квартиру в районе Восточного вокзала. Она развелась с мужем, когда Эдвард Эллерстрем еще ходил в матросской курточке и коротких носочках. Сын остался у матери. Он и теперь не расстается с ней. Мать холит и лелеет его, оберегая от дурного влияния. Она трогательно печется о его здоровье н благополучии: «Теперь пора обедать, а теперь время отдохнуть, я приготовила тебе чистое белье и носовой платок».
Мать с сыном связывает трогательная любовь. Прохожие провожают их благосклонными взглядами, когда они совершают вечернюю прогулку по набережной Лангелиние. Фру Эллерстрем — тучная маленькая женщина, и сын слегка наклоняется вперед, чтобы ей удобней было опираться на его руку.
Судья рассказывает матери об очередном судебном заседании и о странных личностях, которых ему приходится наблюдать по другую сторону барьера. Вроде сегодняшнего альфонса и насильника. Страшный тип. Такой на все способен.
— Какой ужас! — говорит мать. — Только бы кто-нибудь из них не набросился на тебя. Умоляю тебя, Эдвард, будь осторожен! Не подходи к ним слишком близко!
— Не волнуйся, мама. Между нами барьер. И полицейские. Я в полной безопасности. Впрочем, мне рассказывали, что однажды преступник напал на судью зале заседаний.
Но Эдвард не из тех, кого можно запугать, и фру Эллерстрем восхищается мужеством сына и трепещет от страха при мысли об опасностях, сопряженных с его должностью. А он поддразнивает ее, расписывая, на что способен преступник.