Пропавший чиновник. Загубленная весна. Мёртвый человек

— Благодарю, — говорит Могенсен.

— Отлично, великолепно! — громко восклицает пастор Неррегор-Ольсен, стряхивая пепел в фаянсовую пепельницу, на дне которой изображен какой-то сюжет из Библии. — Вот это искусство. Датские самородки. Недаром они прославились на весь мир.

— О да, нам уменья не занимать стать, когда мы оберегаем свою самобытность, — заявляет Горн.

Но вот наступает время идти к столу. Начальник отдела хлопает в ладоши:

— Друзья! К столу! Каждый садится там, где ему нравится.

Гернильд слегка удивлен. В Хольстебро за столом рассаживаются соответственно табелю о рангах. Судебный исполнитель принадлежит к девятому классу, поэтому он не имеет права сидеть выше полицмейстера, который принадлежит к восьмому. Очевидно, в столице пренебрегают этими различиями. Конечно, они не имеют большого значения, но все-таки раз табель о рангах существует, почему бы его не придерживаться?

Юбиляры направляются в соседнюю комнату, где их ждет накрытый стол. Пастор Неррегор-Ольсен, сунув сигару в одну из фаянсовых пепельниц, шествует впереди своих однокашников. Могенсен замечает, что пастор воткнул окурок прямо в глаз Иисуса Христа.

Глава 12

— Добро пожаловать! — громким и внятным голосом восклицает Гаральд Горн. — Добро пожаловать. И спасибо, что пришли, старые друзья! Четверть века минуло с тех пор, как мы в последний раз собирались вместе. Много воды утекло. Тогда наши юные души были чистым, неисписанным листком бумаги, а теперь мы взрослые мужи, созревшие на трудовой ниве.

Но мы не забыли нашей юности. Счастливой, радостной юности, когда вся жизнь была перед нами. Помните старую песню, которую мы певали па торжественных школьных вечерах? Восхитительную песню Карла Плоуга¹⁶:

Прекрасна юность, как весна,

Когда трава, когда листва

Под солнцем расцветают...¹⁷

И вот мы расцвели и созрели. Каждый занял свое место в обществе. Исполнен завет старой песни, гласивший:

Мы возмужаем и пойдем

Достойным и прямым путем,

И пусть увидят люди,

Что справедливость в мире есть

И что за правду, долг и честь

Готовы встать мы грудью.

«За правду, долг и честь» — этому нас учила школа, и мы по сей день верны старому девизу. Но сегодня, в этот торжественный час, мы, как добрые пахари, имеем право, остановив свои плуг, оглянуться назад. Мы имеем право вспомнить дни нашей юности, чтобы вкусить отрадные воспоминания минувших лег и отпраздновать юбилей в тесном дружеском кругу. Ваше здоровье, друзья!

Лакеи начинают обносить гостей, и юбиляры принимаются за паштет с желтоватой начинкой.

Близоруко вглядываясь в свою тарелку, Могенсен ковыряет паштет вилкой.

— Вы уверены, что в начинке нет трупов? — спрашивает он у лакея.

— Полагаю, что нет, сударь...

— Ешь спокойно, — говорит Амстед. — Это чисто вегетарианское блюдо. Тебе ничто не угрожает. В крайнем случае проглотишь парочку креветок.

Могенсен извлекает из начинки креветку и кладет ее на край тарелки.

— Ты придерживаешься вегетарианства из медицинских соображений? — спрашивает Topсен.

— Отчасти из медицинских, отчасти из этических. А также из эстетических.

— По-моему, ты не был таким привередой, когда мы уплетали пудинг с красной подливкой в лавке на Ландемеркет, — говорит Topсен. — Один бог знает, из чего готовили этот пудинг.

— Брр! Подумать только, какую пакость мы ели, — замечает Амстед.

— Да еще с каким аппетитом, — добавляет Неррегор-Ольсен.

— Мальчишки способны сожрать все что угодно, — вставляет адъюнкт Нильсен.

И снова текут воспоминания. С грустью вспомнили хозяйку лавки на улице Ландемеркет, которая продавала пудинг с красной подливкой. И ее ручную макаку. Макаку прозвали Дюэмосе, потому что она напоминала учителя математики. Такая же злющая, как он, и так же носилась взад и вперед по лавке и царапала покупателей. Во- обще-то это была не лавка, а просто харчевня. Но хозяйка была славная, не боялась отпускать в кредит.

— А помните...

Вносят новые блюда, и Амстед помогает Могенсену отличить мясное от вегетарианского. А когда дело доходит до жаркого, начальник отдела Йоргенсен наполняет свой бокал и произносит речь, такую длинную, что соус на тарелках совершенно застывает.

— Несколько дней назад у меня в доме была генеральная уборка. Большая весенняя уборка. Как известно, это не очень приятная процедура, ха-ха-ха! Но у нее есть одно неоценимое качество: она помогает извлекать на свет божий вещи, о существовании которых ты совершенно забыл.

И вот моя жена принесла мне какой-то предмет, оказавшийся... моей студенческой шапочкой. Увы! Немного осталось от белоснежной нарядной шапочки. Время не пощадило ее. И моль сделала свое черное дело. Печальное это было зрелище.

«Но все-таки не выбрасывай ее», — сказал я жене и, взяв старую шапочку в руки, долго ее рассматривал. И меня обступили воспоминания. Они теснили друг друга. Студенческие годы. Юность. Школьные годы... Да, школьные годы, которые так много значили в нашей жизни, вдруг ожили передо мной, точно по мановению волшебной палочки. Серое здание старой школы и все, что связано с ним. Его уют, тепло и классическая респектабельность. Наша добрая старая школа — наш общий родной дом.

Я знаю, дорогие друзья, что все вы, собравшиеся здесь сегодня отметить двадцатипятилетие со дня окончания школы, чувствуете то же, что чувствовал я, глядя на свою некогда белоснежную шапочку. Жизнь разметала нас в разные стороны. Каждый избрал свою стезю. Каждый занял определенное место в обществе, и, да позволено мне будет добавить, место, иной раз довольно заметное.

Но как бы ни были различны эти места, как бы ни были различны наши поприща, существует нечто, что связывает нас невидимой нитью, что объединяет нас в одну большую семью, образует духовное братство — это воспоминание о нашей старой школе. О школе с гордыми вековыми традициями.

Там в наши восприимчивые детские души были брошены семена, которые проросли и дали всходы и плоды. Там приобрели мы навыки и знания, которые превратили нас в то, чем мы стали теперь. В людей, способных исполнить свой долг перед родиной и народом. Там получили мы воспитание, которое ценнее золота и серебра. Там приобщили нас к сокровищам культуры, понимание которых стало теперь неотъемлемой частью нашей души. Там были заложены основы нашего характера, которые дали нам возможность найти свое место в жизни.

Мы росли и мужали под сенью школы, которая сделала из нас верных слуг нашей любимой родины — Данни, В стенах школы мы научились порядку, дисциплине и послушанию, без которых немыслимо никакое общество, никакая мораль. Там мы поняли, что «правда, долг и честь» должны быть нашим знаменем. Там научились мы ценить бессмертное значение традиций. Научились понимать неразрывную связь прошлого и настоящего. Понимать, что мы призваны возводить здание на основе уже наложенного фундамента. На основе того, что наши предки поколение за поколением созидали для нас.